Вечный союз - Форстен Уильям P. - Страница 42

Их паровоз пыхтел, посылая к небесам облака дыма и наполняя воздух слабым, но все же приятно щекочущим ноздри запахом сжигаемых поленьев. Слева от них по склону холма поднимались поля, отливавшие золотом налитых пшеничных колосьев. Всего полтора года назад на этом месте был разбит лагерь, где жили семьи тугарских воинов, сражавшихся в долине. Лес в радиусе нескольких миль был вырублен ими для костров, и теперь окружающие склоны были усеяны пнями. У подножия одного из холмов притулилась маленькая деревушка, жители которой ютились в войлочных юртах, теснившихся рядом с обгоревшими остовами прежних деревенских домов. Поначалу мысль о том, что людям приходится жить в юртах, тревожила Эндрю, пока он не провел вечер в одной из них. Предназначенные для тугар в девять футов ростом, юрты были просторны и на удивление теплы. Скорость вновь стала возрастать. Эндрю вышел на открытую площадку, и далеко внизу перед ним открылась великолепная панорама Суздаля. Даже на таком расстоянии он был удивительно притягателен, словно город из какой-то волшебной сказки. В южной половине блестели на солнце луковки уцелевших церквей, стены тесаных домов переливались самыми немыслимыми сочетаниями цветов, и над всем этим величественно возвышался каменный собор, ныне снабженный, как полагается, циферблатом часов. Если напрячь зрение, то еще можно было различить в северной части города белые башенки католического собора и методистской церкви. Из городских ворот выполз еще один состав, над которым поднимался столб белого дыма. Далеко впереди, за холмами, тоже виднелось облачко дыма, выпущенного предыдущим паровозом. Эндрю представил себе всю длинную цепь поездов, следовавших друг за другом с интервалом в пятнадцать минут час за часом. И это поразительное явление было плодом их собственных рук. «Жаль, здесь нет воздушного шара Хэнка Петраччи, — подумал он. — Можно было бы подняться в воздух и увидеть сразу весь караван». Но фантазии фантазиями, а пора было приступать к обсуждению плана военной кампании.

Однако тут справа за деревьями мелькнула синева — широкое пространство искусственного водоема Утренний ветерок поднял рябь на его поверхности. Это так напоминало озера его родного Мэна в районе Уотервиля, с отражениями хвойных деревьев в почти идеально гладком водном зеркале. Несколько минут состав шел по самому берегу, спугнув стаи птиц, присевших отдохнуть у воды. Их паровоз между тем свернул еще севернее, огибая скопление невысоких холмов. Миновали развилку, откуда вдоль берега реки шла двадцатимильная ветка на Новрод, тянувшаяся затем до Мосвы и Кева, а еще через сотню миль вновь соединявшаяся с главной магистралью, ведущей в Рим.

Эндрю взглянул на Эмила, не сказавшего ни слова с тех пор, как они выехали из Суздаля.

— В поездах есть что-то гипнотическое, — проговорил задумчиво доктор. — Хочется улыбаться, мечтать о дальних странах, любовных приключениях и страстных объятиях на задымленных железнодорожных перронах. Стук колес — убаюкивающая песнь, а проплывающий мимо пейзаж — оживший гобелен, разворачивающийся перед глазами. — Слушай, да ты у нас прямо поэт!

— Это железная дорога виновата, — застенчиво усмехнулся Эмил. — Она пробуждает во мне какую-то сладостную печаль. Я обещал Эстер, что мы обязательно прокатимся с ней на поезде, — это было еще до того, как они взяли Будапешт.

Эмил очень редко говорил о своей жене, и Эндрю даже не нашелся что ему ответить.

— Тогда как раз открыли линию до Вены, — продолжал доктор, — и Эстер упрашивала меня свозить ее туда. Но тут разразилась эпидемия холеры, и в Вену мы с ней так и не съездили… — Он стал поспешно рыться в карманах в поисках носового платка. — Так что теперь всякий раз, путешествуя по железной дороге, я вспоминаю ее. Как ей хотелось прокатиться!

— Как знать, может быть, она сейчас едет вместе с тобой, — сказал Эндрю, положив руку на плечо друга.

— Я тоже всегда утешаю себя этой мыслью, — отозвался Эмил. — Ну ладно. Мне пора возвращаться в свою операционную и проверить там все еще раз. А то этому тупице Николасу ничего нельзя доверить.

— Кэтлин очень хвалит его. Она говорит, что он твой лучший студент.

— Вот уж нет. Это Кэтлин лучшая ученица. Правда, он лишь немного уступает ей. Но только будь добр, не передавай им этих моих слов.

Эндрю еще раз похлопал доктора по плечу, и тот, открыв дверь переполненного штабного вагона, зашел внутрь.

Обогнув холм, поезд повернул на восток. То и дело стали попадаться группы деревьев — аванпосты большого леса. К югу открывался вид на волнистые, поросшие травой холмы, простиравшиеся до самой линии горизонта, которая четко вырисовывалась в лучах утреннего солнца. В этом месте степь подходила вплотную к кромке огромного лесного массива. Эндрю еще немного постоял на открытой площадке, отдавшись ритму движения. Затем, сделав глубокий вдох, он тоже прошел в вагон.

Дверь еще не успела закрыться за ним, как со всех сторон посыпались вопросы.

— Тетя Катя!

Маленький мальчик мчался к ней по платформе, и она осторожно наклонилась к нему, оберегая себя от его бьющей через край энергии.

— Ты ведь любишь поезда, да, Эндрю?

— Я хочу покататься! — вскричал он и стал имитировать паровозный свисток, основательно обрызгав ее слюной. Рассмеявшись, Кэтлин достала носовой платок, вытерла свое лицо, а заодно и грязь с его щеки.

— Хочу на ручки!

— Ты же знаешь, что тете Кате нельзя, — урезонивала мальчика следовавшая за ним Людмила. Она подхватила его и подняла высоко в воздух. Малыш заверещал от восторга, но затем сказал:

— Бабушка, пусти меня. Пусть Катя поднимет. Кэтлин в ответ лишь поцеловала его, на что Эндрю сморщился в притворной гримасе. Тут Кэтлин увидела Таню и, подойдя к ней, ласково обняла.

— Как дела?

— Я пришла, чтобы посмотреть вслед последнему поезду, — ответила та.

— И я тоже. Не волнуйся ты так. Винсент там за толстыми городскими стенами, ничего с ним не случится. Эндрю со своей армией скоро вызволит его оттуда

— Да, конечно, — отозвалась Таня, но прятавшийся в глубине ее глаз страх не исчез.

Кэтлин прижала подругу к себе.

— Знаешь, что я тебе скажу? — прошептала она. — Все мужики — порядочные свиньи.

Таня в изумлении уставилась на нее.

— Ну посуди сама. Понаделают детей и, заперев нас с ними дома, отправляются искать приключений на свою голову. А нам приходится сидеть как пришитым, изображать примерных жен и умирать от страха, как бы с ними чего не случилось. В Америке во время войны женщины без конца вязали для них носки, чтобы занять себя чем-нибудь. Ну разве это справедливо?

Печальная улыбка осветила лицо молодой женщины.

— Это точно. Винсент вместе с нашим дорогим президентом вполне могли бы переправить меня туда еще до того, как все это началось.

— Ты же знаешь, что двойняшкам нельзя пока отправляться в такое далекое путешествие, — сказала Людмила, по-прежнему державшая маленького Эндрю на руках и поминутно заглядывавшая в коляску, где мирно посапывали две девчушки, не обращая внимания на окружающий гвалт.

— Ты права, — обратилась Таня к Кэтлин, повышая голос, чтобы ее услышал отец, стоявший поблизости вместе со своим штабом. — Все мужики — порядочные свиньи.

Калин взглянул на дочь в притворном негодовании, в то время как его штаб был явно шокирован.

Переглянувшись с Кэтлин, Таня выдавила из себя улыбку. Обе они пустословили, чтобы заглушить свой страх.

— Пора.

Обернувшись, Кэтлин увидела Майну, подходившего к Калину. Лицо его осунулось от недосыпания и усталости.

— Ты проделал гигантскую работу, сынок, — произнес Калин с искренней благодарностью. — Как и все вы. Я говорю не как президент, а как отец того мальчишки, который сейчас в Риме. Спасибо вам за чудо, которое вы совершили.

Шагнув вперед, он обнял Джона одной рукой и крепко прижал к себе по русскому обычаю. Майна несколько смущенно принял эту отеческую ласку, затем сделал шаг назад и отдал президенту честь.

Кэтлин тоже подошла к офицеру л взяла его за руку: