Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна - Страница 23

Идиот. Помимо свободолюбивой графини, скандал с которой мог серьезно ударить по отношению Искандеров к Романовым, был кто-то еще. Зная пристрастия кузена к нежелательным знакомствам, я не сомневался, что рано или поздно во всех социальных сетях появятся шокирующие статьи с фотографии. Если уже не появились.

— Князь Вяземский, — пробормотал с заиканием Андрей, опустившиеся ресницы не скрыли от меня страх во взоре.

— Старший или младший?

— Максим, младший.

Ну понятно, такой же недалекий остолоп, чей мир ограничивался фотографиями в социальных сетях. Печатал глубокомысленные посты о свободе народа, вываливал на подписчиков очередную либеральную кашу. Братьев Вяземских не единожды проверяли, но ничего, кроме болтовни в интернете, за ними не водилось.

— Три девицы из балетного училища, — продолжал перечислять Андрей, а я мысленно поражался работе слуг.

Вычистить столько мусора за утро — невероятный труд. Не единого пятнышка на зеркальных поверхностях, никакого запаха дыма или брошенной за диван бутылки. Даже ковер в малой библиотеке утилизировали, хотя он там лежал много лет. Теперь на его месте красовался натертый до блеска паркет.

— Князь Голицын Илья Федорович, несколько офицеров. Никита Леващук...

Незаконный сын графа Орлова служил адъютантом командира отцовской яхты «Богатырь», трое баронских отпрысков, отпрыск предпринимателя, парочка вдовушек мелкопоместных дворян. Всех придется проверять. Особенно Иосифа Меншикова, владельца новостного сайта. Уж больно любил он скандалы, хоть и мнил себя по подобию родственника великим литератором.

— Девица Юсупова, Татьяна, и ее брат Иван.

Я прищурился и разочарованно цокнул языком.

— Серьезно? — фыркнул я, едва Андрей закончил. — Юсуповых пригласил? А чего не попросил выпустить из тюрьмы их отца? Воссоединил бы несчастных, подарил друзьям счастье.

По сдвинутым бровям я понял, что шутка вышла неудачной. Ну и ладно. Будет знать, как с детьми предателей водиться.

— Дашь список, слуг допросят отдельно, — развернувшись, я двинулся обратно к столу.

— Шутишь? — удивился Андрей. — За обычную попойку устроишь всем головомойку?

— А ты как думал, дорогой кузен? — сладко протянул я. — Каждая вечеринка потом гремит на всю страну, спасибо твоим дружкам и подругам. Все фотографии и видеоматериалы изымут, потому телефон тоже отдашь.

Недовольное сопение немного подняло настроение, а пискнувший смартфон напомнил о делах. Как и папка, что которая лежала поверх каких-то бумаг.

— Издевательство, — процедил Андрей. Для пущего эффекта он всплеснул руками. — Тебе можно на всю страну светить любовницей и водить ее по театрам, несмотря на договоренности с австрийским императором. Зато меня за каждый чих дергают!

— Почаще выступай на стороне протестантов и прыгай на главной площади, Андрюша, — я сел в кресло и достал смартфон. — В следующий раз поедешь в тюрьму вместо Парижа.

— Немыслимо, — растрепал волосы кузен.

— Ага, — кивнул я, пролистывая краткий отчет от Баро Степановича.

Один нападающий самоубился, второй молчал, Оксана Мечихина попала в больницу. Прелестно. Все-таки день, начавшийся плохо, также отвратительно заканчивался. И судя по трем пропущенным от Ольги, останавливаться не собирался. Где носило Влада — вопрос отдельный. От него не поступило сообщений, кроме того, где говорилось, что дворцовая полиция занялась расследованием с корпусом жандармов.

— Ты не имеешь права, — зло добавил Андрей, видя, как я отвлекся. Правда, телефон на стол послушно бросил. Даже разблокировал без напоминаний.

— Лучше бы сидел в Париже, — я махнул рукой в сторону двери. — Выход там.

— Я подам жалобу императору.

— Заодно утри сопли перед встречей. Отец ненавидит плачущих мужчин.

Мы посмотрели друг на друга: Андрей — с ненавистью, я — с долей цинизма.

— Твоя паранойя перешла границы, Алекс, — обреченно вздохнул Андрей. — Видишь врагов там, где их в помине не наблюдалось.

— Когда-то двор тоже не верил, что «Красная заря» поднимет флаг против монархии, и благодаря либералам по улицам Петербурга польется кровь, — я откинулся на спину кресла. — С подачи таких, как ты и твои друзья, кузен.

— А княгиня Волконская-Репнина придерживается тех же взглядов? — глумливо усмехнулся Андрей. — Или ее отправят в расход, когда ты наиграешься?

— При чем здесь Ольга? — я стиснул его смартфон.

— Ну как же? — короткий смех откликнулся мурашками по коже. — Все обладатели хаоса подлежат уничтожению согласно закону. Или у постельной грелки цесаревича особый статус?

— Десять секунд, — жестко сказал я. — Или тебя отсюда вынесут вперед ногами, если ляпнешь хоть слово в сторону княгини.

Андрей шутливо поклонился, затем исчез в дверях, бросив на прощание:

— Встретимся за ужином, ваше императорское высочество. Верните телефон целым, пожалуйста.

Аромат ладана заполонил пространство вокруг, и виски заныли. Неспешно пролистывая вчерашние фотографии в телефоне кузена, я потер лоб, затем взял со стола отложенный смартфон.

Позвоню Ольге, пусть отчитается о поездке в тюрьму. Вдруг она заметила что-то, о чем мне не доложились.

«Последний удар остался за твоим кузеном», — прошелестел Жнец, но ответа не дождался.

[1] А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Глава 17. Ольга

Утро началось с паники и суматохи. Повсюду носились слуги, мои падчерицы гоняли горничных из комнаты в комнату, спеша подготовиться к вечернему посещению Большого театра.

Я устало отвернулась от окна. Ничего интересного там не нашлось, лишь промерзший пруд под сугробами да опавший по осени сад, где лысые деревья со скрипом покачивались в такт друг другу. Хмурые тучи обещали снег к середине дня, а противный влажный ветер с Невы кружил между серебристыми тополями и бросался на зазевавшихся охранников.

Здесь, в бывшей усадьбе Ланских на проспекте Энгельса, я чувствовала себя одинокой. Два этажа, куча комнат, много мебели — но домом это место у меня язык не поворачивался назвать. Подарок Алексея на третий месяц моей службы из романтичного гнездышка превратился в тюрьму, потому что повсюду стояли его люди. Под окнами мелькали гвардейцы, полиция постоянно прочесывала окрестности «в целях безопасности».

Всевышний, даже продуваемый сверху донизу дом Репниных-Волконских казался предпочтительнее. Там штат прислуги выбирался мной, каждая трещина в потолке была до боли знакома. А здесь что? Антикварные столы, дорогая лепнина, резная отделка — все, безусловно, красивое и со вкусом подобранное. Правда, зачем оно мне, если вздохнуть нельзя без косого взгляда бдительного управляющего.

— Ваше сиятельство, завтрак, — в комнату с подносом вошла горничная. Один короткий стук, за которым последовало мое вялое приглашение войти.

— Поставь, — я махнула рукой на туалетный столик, где царил хаос.

Финансовые отчеты валялись вперемежку с графиками и бухгалтерскими документами, которые требовали моей подписи. Сверху на неаккуратной стопке флаеров и различных приглашений лежала перьевая ручка, рядом — брошенная записка. На куске бумаги красовался номер, но я так и не вспомнила, зачем он нужен. Доставка или техническая служба? Одни черти знали. Меня сейчас куда больше заботил ноутбук, где почти шесть часов на почте ждало ответа отосланное письмо с отчетом для цесаревича.

Уж время близилось к завтраку, а мой Герман даже не соизволил прочесть послание. Или прочел, но про короткую отписку не подумал. Вполне нормально для Алексея, если он загружен делами, только… Я же волновалась.

Вдруг ему не понравилась моя оценка Влада и его поведения в тюрьме? Или упоминание несчастной Оксаны, для которой я попросила помилование, на всю ночь погрузили наследника Романовых в думы? Иногда я люто ненавидела Алексея, когда тот закрывался от внешнего мира стеной глубокомысленного молчания.

Все-таки зря я написала, что Влад повел себя неподобающим образом, и перечислила весь спектр эмоций, которые почувствовала в допросной. Брат или нет — цесаревич благоволил Ящинскому. Порой слишком.