Разящий меч - Форстен Уильям P. - Страница 21

— Он сказал: «Умрут двое», — прошептал Сарг. — Он произнес это на нашем языке.

Джубади оглядел собравшихся.

— Это плохо, — послышался чей-то голос. — Двое, сидящих за столом кар-карта…

— Умрут двое, — повторил Хулагар. — Русский и римлянин. Кто еще, по-вашему, это может быть?

Тамука заметил, как тень облегчения скользнула по лицу Сарга, скользнула и тут же сменилась ненавистью — его выручил один из Белого клана. Однако шаман согласно кивнул.

— Гадание обещает полную победу, — объявил он, как будто озарение снизошло на него самого.

Сарг махнул рукой в знак того, что теперь, когда судьба всей орды была предсказана, остальные шаманы тоже могут начать ритуал. Вопли скота послышались со всех сторон, предсказывая орде удачу. По долине, которая замерла, прислушиваясь к предсказанию, пронесся ропот голосов простых воинов.

Пока в юрте другие шаманы занимались своим делом, Тамука откинулся назад, наслаждаясь любимым блюдом. Вука облизывал пальцы, не желая оставить ни капли.

Тамука почувствовал запах мяса — слуги внесли на подносах жареные конечности скота, искусно украшенные внутренностями, и, разумеется, кровяной бульон. Другие слуги в это время убрали труп, засыпали пол свежей травой и снова установили стол, который в считанные секунды оказался уставлен вкуснейшей пищей. Никто не терял времени на разговоры — долгий день поста подошел к концу, и все воздавали должное еде.

Сказители стояли в темных углах юрты и прославляли благородных вождей мерков, начиная с кар-карта Пука Тауг, первым приведшего своих воинов через врата света в Валдению. Они перечисляли правителей всех поколений, аккомпанируя себе на музыкальных инструментах с единственной струной, дребезжащему звуку которой вторили мерный рокот барабанов и нарги — трубы войны.

Слуги внесли на больших тарелках тонко нарезанное мясо, еще несколько минут назад бывшее живой плотью. Джубади церемонным жестом взял один из кусков и бросил его в жаровню. Это был дар, предназначенный предкам.

Тамука с удовольствием вонзил зубы в сочное мясо. Оно было прожарено в самый раз — хрустящая корочка и нежная мякоть. Подали перебродившее молоко лошадей и скота. После того как вожди кланов приложились к нему, их голоса стали звучать громче, они хохотали и задирали друг друга. На каждый стол поставили котлы, наполненные горячей кровью, и воины выхватывали друг у друга черпак и пили из этих котлов, разбрызгивая жидкость на стол, на доспехи и соседей. Разгорелась шуточная потасовка, и если бы у пирующих было при себе что-нибудь, помимо столовых ножей, текла бы, возможно, не только кровь скота.

За главным столом приличия были соблюдены. Джубади, по праву взявший черпак первым, осушил его едва до половины и дипломатично предложил вторую половину Музте, допившему кровь до конца.

Вокруг юрты толпились воины, которым шаманы щедро предсказывали табуны новых лошадей, кучи золота и рождение крепких сыновей.

Насытившись, Тамука со стоном отодвинулся от стола. Было мало чести в том, что он закончил первым, но как носитель щита он мог не беспокоиться о таких мелочах. Он увидел злорадную улыбку Вуки -его щитоносец проявил слабость, недостойную воина. Вука демонстративно взял берцовую кость, раскусил ее крепкими зубами и, высосав мозг, откинул ее за спину.

Теперь Тамука лишь пригубливал перебродившее молоко, чтобы чувство приятного насыщения сохранилось.

— Мы хорошо поели за столом нашего кар-карта! Да продлится его жизнь еще десять оборотов! — выкрикнул, подняв свой черпак, Горн, вождь Клана Трех красных коней. Снаружи, поддерживая его, раздался согласный крик жен, наложниц и детей, собравшихся у юрты. Тысячи голосов подхватили его клич. По всей степи звучало имя Джубади.

Тамука почувствовал волнение — такая сила слышалась в этом кличе. Наверняка он достиг небес, где его услышали духи предков.

Джубади поднял руки, добиваясь внимания, и забрался на пиршественный стол. Вожди тоже встали плечом к плечу, глядя на своего кар-карта.

Они скинули со стола оставшиеся блюда, смели котлы и подносы и подняли стол со стоящим на нем Джубади. Военачальники, которые командовали десятитысячными уменами, дрались за право нести своего кар-карта. Стол подняли на плечи и вынесли из юрты.

Как только Джубади оказался на улице, вокруг раздался дружный крик. Он звучал, как раскаты грома, перекатывавшиеся по степи.

— Кар-карт! Кар-карт! Кар-карт! Тамука посмотрел на Хулагара, который присоединил свой голос ко всеобщему хору, а потом перевел взгляд на Вуку. Тот стоял молча, слушая голоса, знаменовавшие власть, которой обладал его отец. В глазах Вуки горела неприкрытая зависть. Внезапно Тамука почувствовал, что и он, носитель щита, безумно хочет обладать такой властью. Он понял, что власть способна подарить наслаждение большее, чем даже куртизанка Юва, приходившая в его палатку.

Смущенный охватившим его чувством, Тамука заметил, что Вука смотрит на него с холодной усмешкой, словно зан-карт вдруг прочел мысли своего щитоносца. Тамука отвернулся.

Вожди шумно внесли Джубади в юрту. Кар-карт посмотрел на Хулагара и улыбнулся.

— Вот наша мощь, вот сила орды! — проревел Джубади и, не дожидаясь, пока стол поставят, спрыгнул с него. — Скот севера, русские, римляне, наполнят наши утробы! Мы будем есть их мясо и пить их кровь! А потом их кости высушит солнце!

Хулагар кивнул, но ничего не ответил. «А сколько наших воинов останется в степи навсегда?» — подумал Тамука. План был хорош, он сам помогал составлять его, хоть это и было неслыханным нарушением традиций: носители щита никогда не позволяли себе вмешиваться в воинские дела, но даже Джубади одобрил его толковые советы и знание обычаев скота.

— Если оставить в живых хоть одного их них, они завоюют весь мир, — сказал Тамука тихо. Его слова заставили Джубади повернуться к нему.

Хулагар посмотрел на Тамуку и покачал головой, словно предупреждая. Джубади по-прежнему хотел верить, что, подчинив скот, они снова обретут послушных рабов, готовых выполнять приказания, делать грязную работу и кормить орду своей плотью. А орда сможет спокойно продолжать свой бесконечный путь по кругу, сражаясь с себе подобными ради славы.

— Ты слишком много выпил, щитоносец моего сына, — угрожающе прорычал Джубади. — Мы будем сражаться, как я сказал, и победим. Когда мы подчиним, их, они снова станут покорны. Но убить их всех — это значит нарушить весь привычный уклад жизни. Как я сказал, так и будет.

Тамука низко поклонился, проклиная так не вовремя вырвавшиеся слова. Но он знал, что голос щитоносца внутри него, голос, которому он привык повиноваться, говорит правду.

— Я много выпил, — ответил Тамука, — но голос, который звучит внутри меня, — это голос разума, а не вина.

Джубади холодно смотрел на него.

— Я уйду, — сказал Тамука и, склонив голову, спустился с помоста.

Он вышел из юрты на свежий воздух и глубоко вздохнул.

— Мы отправляемся завтра! — прорычал Джубади, и восторженные крики вождей кланов развеяли повисшее в воздухе напряжение.

Тамука прошел между факелами и поклонился на четыре стороны света. Хотя он удалился с достоинством, для стоявших снаружи было ясно, что он сказал что-то, чего не следовало говорить щитоносцу зан-карта. Давать советы кар-карту имел право лишь его щитоносец — Хулагар. Тамуке низко поклонились в соответствии с его высоким положением, но никто не заговорил с ним. Как хранитель щита он внушал благоговение, но сейчас был явно в немилости.

Во время пиров слова гнева были обычным делом. Десятки воинов орды упокоятся навек еще до рассвета — таков порой был результат обильных возлияний. Конечно, гораздо чаще подобные ссоры заканчивались всего лишь разбитыми головами, но когда речь идет о гневе кар-карта, лучше держаться подальше от впавшего в немилость, по крайней мере до тех пор, пока его судьба не будет решена.Он прошел мимо молчащих соплеменников и направился к холму, с которого наблюдал восход лун. До него доносились смех и громкие голоса спорящих и распевающих песни воинов. Степь до самого горизонта светилась кострами.