Страна грез - Спаркс Николас - Страница 8

– Говоря «мы», ты подразумеваешь себя и своих родителей или своего брата?

– Мою тетю, – ответил я. Даже не знаю почему, но я решил ей все рассказать. – Она мне заменила мать. Моя мама умерла, когда я был маленький, и я никогда не знал своего отца, поэтому тетя и дядя воспитывали нас с сестрой. Потом мой дядя тоже умер.

– Боже мой! – воскликнула потрясенная Морган – Это ужасно!

– Да, было тяжело, – признался я. – Теперь мы вместе с тетей занимаемся фермой. У нас, правда, есть управляющий и много работников.

– А где живет твоя сестра?

– С нами на ферме. Мы сейчас оба живем в доме, где выросли. Она художница.

Я рассказал Морган о копиях ламп «Тиффани» и достал из-под солнцезащитного козырька машины фотографию Пейдж с одной из ее ламп в руках. Когда я передавал снимок Морган, наши пальцы соприкоснулись.

– Ух ты! Какая прелесть! – Она внимательно изучила фотографию. – У тебя и сестра красивая.

– Ее лампы так просто не купишь, – продолжил я с оттенком гордости. – Ведь на изготовление каждой уходит много времени.

– Она старше тебя или моложе?

– На шесть лет старше. Ей тридцать один год.

– Она выглядит моложе.

– Мне тоже так кажется. Но теперь твой черед. Расскажи про себя.

– А что бы ты хотел узнать?

Я пожал плечами.

– Да все. Про твое детство, твоих родителей. Есть ли у тебя братья или сестры. Каково это – вырасти в Чикаго, учитывая то, что у тебя в сумке лежит газовый баллончик.

Морган расхохоталась.

– В Линкольн-Парке очень безопасно. Он считается дорогим районом. Большие дома, пышные сады, высокие деревья. Невероятные украшения на Хэллоуин и Рождество. Однажды я разбила палатку на заднем дворе, чтобы устроить вечеринку с ночевкой, так мой отец всю ночь просидел на крыльце. Только когда я подросла, папа с мамой купили мне газовый баллончик, и это было связано скорее с тем, что я поступила в колледж и стала посещать студенческие вечеринки.

– А ты часто ходила на такие вечеринки?

– Иногда. Большую часть времени я была очень занята. Правда, на бал по случаю окончания я пошла. Было весело, хотя парень, который меня сопровождал, не очень мне нравился… Ладно, хватит обо мне. У меня было обычное детство, как, впрочем, и школа, и все с ней связанное – как у большинства людей.

Не знаю, но мне показалось, что она не захотела продолжать.

– А твоя семья?

– Мой отец – хирург. Он приехал с Филиппин в 1970-х годах, чтобы учиться в Северо-Западном университете. В итоге он поступил в медицинскую школу при Чикагском университете, где и встретил мою маму. Она врач-рентгенолог, из немецко-ирландской семьи из Миннесоты. У них есть домик на озере, где мы проводим обычно часть лета. А еще у меня есть сестра, Хейди, она моложе на три года и совсем не похожа на меня. Мы с ней реально очень разные, но она замечательная.

Я улыбнулся.

– Ваша семья совсем не обычная.

– Не знаю. – Морган пожала плечами. – У многих моих друзей родители – врачи или юристы. И семьи родом из разных стран. Наша семья ничем не выделяется.

Про себя я подумал: «Там, откуда я родом, вы бы точно отличались от остальных».

– А ты, как я понимаю, такая же прилежная ученица, как и твои родители?

– С чего ты это взял?

– Тебе только исполнился двадцать один год, а ты уже окончила колледж!

Она снова засмеялась.

– Это не столько связано с оценками и успехами, сколько с моим желанием уехать от родителей. Поверь, моя сестра намного умнее меня.

– Почему ты хотела уехать от родителей? – удивился я. – Похоже, у тебя все в жизни было хорошо.

– Не думай, пожалуйста, что я не благодарна родителям. Это трудно объяснить. Но они… уж слишком заботливы.

Она, казалось, раздумывала, как много можно мне сказать, и наконец продолжила:

– Когда мне было семь лет, у меня диагностировали довольно тяжелую форму сколиоза. Врачи не были уверены, как будет развиваться моя болезнь по мере моего роста, поэтому мне приходилось носить корсет для спины по шестнадцать часов в сутки, не говоря уже про кучу операций и процедур. Конечно, поскольку мои родители – врачи, они позаботились о том, чтобы я попала к лучшим специалистам, но ты не можешь себе представить, как они беспокоились, тряслись надо мной и не позволяли мне делать ничего из того, что делали другие дети. И хотя в конце концов мне стало лучше, они как будто все еще видят во мне ту маленькую девочку…

– Но ведь они твои родители.

– Я знаю, что несправедлива к ним. Они заботятся обо мне; просто… Я не такая, как мои родители. Или как моя сестра, если уж на то пошло. Иногда мне кажется, что я родилась не в той семье.

– Думаю, многие люди так считают.

– Но это не значит, что это неправда.

Я улыбнулся.

– Выходит, ты не собираешься стать доктором?

– Вот тебе пример, – продолжила Морган. – Я люблю танцы. Я начала заниматься балетом, потому что так рекомендовали врачи. Потом я увлеклась искренне; а еще выучилась чечетке, джазу и хип-хопу. Но чем больше я занималась, тем меньше мои родители это одобряли. Как будто я не соответствовала каким-то их представлениям, понимаешь? Одним словом, к началу учебы в старшей школе мне уже не терпелось вырваться на свободу и стать взрослой, поэтому я поступила в муниципальный колледж[3]. Я училась экстерном и смогла окончить школу раньше. И да, я была одним из самых молодых первокурсников в университете – тогда я только-только получила свои первые права.

– И твои слишком заботливые родители были не против того, что ты так рано ушла из дома?

– Я пригрозила, что иначе вообще не пойду в университет. Они знали, что я настроена серьезно.

– Да. Жесткий шантаж.

– Я могу быть напористой, – подмигнула Морган – Ну а как ты?

– А что я?

– Ты учился в колледже?

– Нет.

– Почему?

– Я никогда не любил учебу и думал, что это не для меня.

– Не жалеешь сейчас, что не пошел?

– По-моему, я бы не поступил.

– Поступил бы, если бы очень постарался.

– Скорее всего, я бы и не старался.

Она улыбнулась.

– Я знаю, учеба не для всех. К тому же ты рано понял, чем хочешь заниматься, а это не всем дано.

Я обдумал ее слова.

– Я признаю, у меня хорошо получается заниматься сельским хозяйством, и теперь, когда большая часть переходных работ позади, мне не так тяжело приходится, как раньше. Но это не то, о чем я мечтал в детстве.

Я чувствовал, что Морган смотрит на меня. В свете фар проезжающих мимо машин я видел тонкие черты ее лица.

– Ты любишь музыку, – заметила она. – Вот чем ты действительно хотел бы заниматься, верно?

– Да.

– Ты молод, Колби. Все у тебя еще впереди.

Я покачал головой.

– Не выйдет.

– Из-за твоей семьи?

Хотя я не ответил, она, наверное, увидела выражение моего лица. И решила поменять тему.

– Раз уж я рассказала тебе о своем скучном детстве, давай теперь ты – про свое, в Северной Каролине.

Стараясь развеселить ее, я поведал ей про свои глупые подвиги в средней школе, а потом отвечал на ее бесконечные расспросы о ферме – мне показалось, что именно эта тема ее особенно интересует. Когда я закончил, я спросил ее, что ей больше всего понравилось в колледже.

– Люди, – ответила Морган почти автоматически. – Там я познакомилась со Стейси, Марией и Холли. И с другими.

– Так что же все-таки ты изучала?

– Догадайся. Что на прощание я сказала тебе на пляже? Что мне нравится твой голос.

Я с недоумением посмотрел на нее.

– При чем здесь мой голос?

– У меня диплом вокалиста.

6

Когда мы подъехали к парковке отеля «Дон Сезар», Морган показала охраннику ключ-карту от своего номера, и нас пропустили. Я взял гитару, и мы направились к отелю. Двери нижнего этажа вывели нас к широкому, покрытому ковром коридору, который извивался мимо дорогих магазинов и кондитерской. Я почувствовал себя недостаточно хорошо одетым для такого места, но Морган ничуть не смущалась.