Маячный мастер (СИ) - Батыршин Борис - Страница 13

Казаков почесал переносицу.

— Но если бы он затеял что-то недоброе — зачем бы ему передавать тебе собранные сведения? К тому же, сам говоришь, он помогал тебе и зеркало для этого маяка заказывать, и вообще…

— То-то ж и оно! — Сергей стукнул кулаком по колену, да так, что улёгшаяся рядом, возле костра, Кора вскочила и настороженно уставилась на возмутителя спокойствия. — Не стыкуется всё это, ну никаким способом не стыкуется! Зирта тут ещё…. Вот печёнкой чую — неспроста она около нас крутилась! И разгадка этой головоломки — ну, может, не сама разгадка, хотя бы ниточка, за которую можно потянуть — она там, на разбитом корабле…

[1] Р. Киплинг, «Баллада о царской шутке»

VI

Доска скрипнула под ногой. Казаков огляделся — интерьер капитанской каюты был в точности таким, как описывал его Серёга. Даже следы обыска заметны — выдвинутый из-под койки сундук, выпотрошенные ящики стола, разбросанные бумаги на незнакомом языке.

Надо бы собрать их… — он поднял один из листов. Буквы, как и следовало ожидать, был им незнаком. — Может, чем-нибудь поможет… потом, в Зурбагане. Эта твоя доска ведь тут бесполезна?

Вчера, на утёсе он таки добился от спутника подробного рассказа о загадочной доске-переводчике.

— Ну, не знаю… — Сергей собрал несколько листков в стопку. — Может, если в точности скопировать буквы, она выдаст перевод? Пробовать надо…

— … а сейчас некогда. — резюмировал Казаков. — ладно, давай соберём тут всё и займёмся трюмом. Я заглянул в люк — там, вроде, вода невысоко стоит, можно пошарить…

Видел, как Кора на этот люк среагировала? — спросил Сергей. — Встала над ним, рычит глухо, шерсть дыбом…

Небось, там какой-нибудь осьминог засел.- предложил версию Казаков. — или мурена дохлая.

— Почему именно мурена?

— Ну, минога, я в морской живности не разбираюсь. Ладно, хватит отлынивать, а то погода испортится!

Насчёт погоды он беспокоился зря. Она утра была как на заказ — лёгкий ветерок с моря, редкие облачка на небосводе, и даже из трёх лун видны только полторы — одна почти в зените, другая стыдливо выглядывает из-за горизонта. По случаю таких «тепличных» условий, Сергей ставить шхуну на якорь в кабельтове от камней, на которых сидел «пиратский корабль, как сделал этот при прошлом своём визите. На этот раз он скомандовал убрать паруса, осторожно, на малых оборотах, пришвартовался к наветренному, обращённому в сторону океана, борту и перекинул на него дощатые сходни. 'Там довольно глубоко, и камней нет. — пояснил он встревожившемуся, было, напарнику. — Я ещё в прошлый раз с борта заглянул, и шестом для верности потыкал…»

Но повторный обыск каюты ушло не более получаса. В нём приняла участие и Кора, оставившая свой пост у люка — собака явилась в каюту, обнюхала все углы и затявкала на плотно придвинутый к переборке сундук. И не зря — когда его отодвинули, в узкой щели оказался пакет из тёмно-коричневой… не бумаги, скорее, пергамента — запечатанный разлапистыми тёмно-фиолетовыми печатями. Оттиски на сургуче изображали кораблик на волнах, и Казаков уже нацелился надломить их и проверить содержимое, но Сергей его остановил. «К бабке не ходи, содержимое мы прочитать не сможем. Ты ощупай на всякий случай, если там одни бумаги — оставим, как и всё прочее, до Зурбагана. Печати опять же, стоит показать понимающим людям — а вдруг они что-нибудь означают? Что-нибудь важное?»

Тщательная «пальпация» не выявила в пакете ничего подозрительного — ни монет, ни цепочек, ни перстней или ещё каких-нибудь финтифлюшек. Несколько разочаровывало, что не удалось обнаружить ни сдвижной панели, скрывающей клад, ни запрятанную под палубной доской абордажную саблю или пистоль с усыпанной самоцветами рукояткой. Ни даже на худой конец, зрительную трубу в кожаном, задубевшем от морской воды в футляре, забытую хозяином каюты на спинке кресла… Казаков не смог сдержать иронической усмешки — вот и он начинает мыслить категориями «Острова Сокровищ», — засунул пакет за пазуху и вслед за Корой и Сергеем выбрался из выпотрошенной каюты.

— Осторожно, тут палуба дырявая.- предупредил Сергей. Он шёл первым, шаря в воде подобранным на палубе багром. — Пролом широкий, внизу, какие-то камни навалены…

— Балласт. Булыжники или ядра чугунные. — сказал Казаков, тщательно изучивший когда-то книгу «Постройка моделей судов» итальянца Курти. — Провалишься — ноги переломаешь.

— Не учи учёного… — Серей ткнул багром перед собой, едва удержался на ногах — древко неожиданно легко ушло в воду, — и схватился за пиллерс. Квадратный деревянный столб, подпирающий брусья, на которые была уложена палуба — «бимсы», припомнил Казаков правильное название, — был склизким от слоя водорослей. — По ходу, в прилив тут всё доверху заливает…

Воды в трюме было немного — у одного борта по пояс, у противоположного — едва по колено. Вот и приходилось теперь передвигаться неуклюжими шагами, нащупывая под слоем тёмной, нечистой воды надёжную опору. Потолок — подволок по-морскому, — нависал низко, и Казакову с его метром девяносто два приходилось сгибаться в три погибели, чтобы не приложиться лбом о бимсы.

Ты что, собираешься всё это растаскивать? — осведомился Казаков. Груз — Бочки, бухты канатов, связки запасных частей рангоута, проволочные корзины, наполненные ядрами — оборвали удерживающие их канаты и сползли к правому борту, усугубив и без того неслабый крен.

— Не хотелось бы… — Сергей поддал ногой откатившийся бочонок. — Д а и незачем. На кой нам весь этот хлам?

— А зачем тогда в трюм лезли?

— Сам же настаивал, забыл?

Казаков ответил невнятным бурчанием. Старый друг был кругом прав — это он, разочарованный обыском каюты, настоял на обследовании трюма.

— Ну, мало ли… вон, смотри, там, в углу, сундук. Глянем?

Там, куда указывал грязный казаковский палец, действительно стоял сундук. Большой, прямоугольный, высотой примерно по пояс и длиной метра полтора, он был обит тёмно-серым металлом.

— Странно, ни ржавчины, ни патины… — Сергей поковырял крышку кончиком своего «посоха». — Слушай, это по ходу свинец!

— Фигасе… — Казаков склонился к сундуку. Острие багра оставило в неровном листе глубокие борозды. — Точно, свинец и есть, вон, какой мягкий!

— Свинцом обивали ящики или сундуки чтобы защитить содержимое от влаги. — сообщил, подумав, Серёга. — Интересно, что там внутри?

— Вот видишь, а говорил — зря полезли! Ну-ка дай свой дрын, я подковырну…

Сергей оценивающе оглядел массивную крышку и большую замочную скважину, забитую то ли илом, то ли песком.

— Не выйдет. Замок, видишь, встроенный, его просто так не откроешь. Тут топор нужен.

— Я видел парочку на палубе. — Казаков повернулся к трапу.- Сейчас схожу, принесу…

— Погоди… — Сергей вставил наконечник в щель под крышкой, примерился и нажал. Крышка с громким скрипом приподнялась примерно на два пальца. — Прикинь, он даже закрыт не был!

Объяснение этому факту было получено сразу, как только Казаков, орудуя отобранным у напарника багром, приподнял тяжеленную крышку. Сундук был пуст — внутренность его была, как и крышка, покрыта свинцовыми листами, а из содержимого имели место лишь несколько деревянных брусков с приколоченными к ним кожаными подушечками. вырезами и кожаными подушечками. Сергей, осмотрев их, заявил, что они были предназначены для того, чтобы плотно удерживать внутри сундука некий предмет сложной формы и, по-видимому, хрупкий.

— Радость для Робинзона. — прокомментировал Сергей. — Или, скажем, для колонистов с острова Линкольна. — Это ж сколько свинцовых пуль можно отлить из обивки этой коробочки…

Казакову осталось только уныло кивать — опять спутник оказался прав! Это тем более было обидно, что в сундуке наверняка хранилось что-то ценное, а иначе — зачем огород с такой основательной «упаковкой»?

Гав!

Гав!

Он обернулся. Кора, стояла по шею в воде и облаивала пустой сундук. В ореховых глазах сверкала лютая злоба, горло клокотало глухим рыком, от которого Казакову, слабо не разбирающемуся в собачьих повадках, сделалось не по себе.