Фенрир. Том IV. Разрушитель проклятий - Райц Эмма - Страница 8

– Наливай, – наконец буркнул он сквозь пальцы.

– Что именно?

– А что меня быстрее вырубит?

– Хорошо… – Давыдов-старший был настроен скептически по отношению к алкогольному угару сына, но решил дать ему несколько дней на пьяную «передышку».

На обеденном столе ждали своего часа четыре большие плоские коробки с пиццей «от Люцио». Макс выгреб из морозильника лёд в небольшую миску, достал из шкафа бутылку «Джонни Уокера» и стаканы.

Фенрир плюхнулся на стул и, облокотившись на стол, запустил пальцы во взлохмаченные волосы. Под обычно озорными, но сегодня почти мёртвыми карими глазами темнели круги, уголки губ траурно поникли.

Давыдов-старший на секунду успел подумать, что его сын не был настолько опечален даже из-за смерти матери и деда… Но вовремя прикусил язык и, тряхнув головой, уточнил:

– Ни запивать, ни закусывать ты не планируешь?

– Не-а.

Вздохнув, Макс плеснул в стакан виски, примерно на треть объёма, подхватил пальцами пару кубиков льда и, опустив их в алкоголь, придвинул к сыну. Андрей нахмурился, уставившись на второй, оставшийся пустым стакан, и отцу пришлось налить и себе.

– Что-нибудь скажешь?

– Что я должен сказать?

– Ну… Что-то о Злате.

– Она уделала меня в клубе. Уделала в небоскрёбе. Да во всём уделала, – Фенрир крутанул в пальцах стакан, шмыгнул носом и отпил половину содержимого.

Макс еле-еле пригубил свою порцию и уставился куда-то в сторону.

– Мне нужно выковырять метку «Кукловода», – Андрей вдруг вспомнил, что в его шее так и остался небольшой датчик.

– А вы долго планировали с этой дрянью жить?

– Не называй её так, – ощетинился Фенрир, и мышцы на его шее и плечах опасно напряглись.

Охотник закашлялся и, постучав себя по груди, ответил:

– Я про «Кукловод». Не про девушку. Лера вообще собиралась вытащить метки? Или это должно было служить вечным коротким поводком для Златы?

– Собиралась… Обещала закрыть вопрос после Калининграда, если мы справимся с заданием. Я из кожи вон лез, всё сделал.

– Да уж… – Макс снова нахмурился, мысленно поблагодарив Вселенную, что она не позволила его сыну связать себя браком с предательницей.

Андрей одним глотком залил в себя вторую половину стакана и пихнул его в сторону бутылки. Подтаявшие кусочки льда глухо ударились друг об друга. Отец налил ему ещё виски и всё-таки приоткрыл верхнюю коробку с пиццей:

– Хоть один кусок съешь.

Фенрир уставился на огромный круг из тонкого теста, наполненный мясной начинкой, томатным соусом и щедро засыпанный несколькими видами расплавившегося сыра и с чувством тошноты отвернулся, сжав стакан в руке:

– Когда я вернулся с похорон домой, Злата тоже уже ждала меня с пиццей.

– Поэтому теперь ты к ней в жизни не притронешься?

– Возможно, – опустив взгляд в стакан, Фенрир рассматривал кусочки льда, тихо трескавшиеся и медленно уменьшавшиеся в размерах.

– У меня есть мясное рагу.

– Пап, отстань.

Содержимое стакана в этот раз оказалось в желудке Андрея целиком за один глоток. По телу растекалось хмельное тепло, напряжённые мышцы постепенно немели, даже плечо перестало доставлять дискомфорт. И только где-то под рёбрами Фенрир продолжал ощущать жгучую боль, которая под действием алкоголя не смягчалась, а разгоралась ещё сильнее. Хотелось дико выть. Скорчиться на полу и утонуть в совсем свежих воспоминаниях о Злате, начисто забыв её предательство. Вернуться на пляж в Балтийске. Стоять в обнимку на солёном ветру, уткнувшись носом в её рыжие волосы, и чувствовать себя живым и счастливым после полугода мытарств и косяков.

Андрей вытер глаза и заметил, что его стакан был снова наполнен золотистой жидкостью. Повернув голову, он вгляделся в лицо отца: тот выглядел жутко уставшим и будто за пару суток прибавил несколько лет. Две плавные линии морщин на его лбу казались глубже, нос – острее. Под глазами темнели синяки, а щёки с заметно отросшей щетиной ввалились.

– Пап, – шмыгнув носом, Андрей закурил.

– Что?

– Я сильно тебя заебал своими бесконечными выходками?

Макс с лёгким удивлением уставился на сына, чей голос звучал уже как-то размазанно после выпитого алкоголя.

– Ну… Зимой я думал, что ещё немного – и придушу тебя. Особенно когда ездил по всей Москве, разбираясь с твоими косяками. Но потом ты вроде взялся за ум, и я решил, что у тебя просто был сложный период.

– В твоей жизни таких периодов не было…

Тихо хмыкнув, Охотник качнул головой:

– Были. Но я в такие моменты предпочитал закрыться в себе. Мог выпустить пар в обнимку с боксёрской грушей или в зале для стрельбы. Когда совсем придавливало, распечатывали с Дэном пару бутылок. Ты не такой. Тебе, чтобы угомониться, нужно выплеснуть всё наружу, заставить половину города гоняться за тобой, нарушить все правила, перейти какую-то свою внутреннюю черту. Что поделать… Каждый справляется как может.

– Ты не в обиде на меня?

– Нет, Андрей, – Макс уверенно посмотрел сыну в глаза. – Я твой отец. Не ахти какой, конечно. Да, иногда злюсь, иногда переступаю через себя и намеренно щёлкаю тебя по носу. Но так или иначе, ты – моя кровь и плоть. И если от моей протянутой тебе руки будет зависеть твоя судьба, будь уверен: я всем пожертвую. Потом, конечно, ты выхватишь по самое не балуй. Но уже потом.

Фенрир вытер глаза воротом футболки и, хрипло кашлянув, кисло улыбнулся:

– Спасибо.

– Обращайся, – Макс наскоро проморгался и плеснул виски в оба стакана.

– Завтра будет так же хреново?

– Да. И послезавтра. Но мы тебя вытащим. «Фениксы» не умирают. Уходят в недолгое небытие, а потом воскресают с новой силой. Без вариантов, – Давыдов-старший сам слабо верил в то, что говорил, но старался придать хмельному голосу уверенности, лишь бы увести мысли сына от необратимых ошибок.

Допив очередной стакан, Фенрир упёрся затылком в стену и прикрыл глаза, но тут же распахнул их, почувствовав опасное головокружение. Своего тела и лица он уже почти не ощущал: виски отлично подходил в качестве скорбной анестезии. Даже боль в груди немного притупилась, а сознание наполнилось туманом апатии и безразличия ко всему вокруг. Андрей был рад этой передышке, хотя даже в сильном опьянении осознавал: завтра действительно всё повторится. Но это будет завтра.

Открыв глаза, первое, что увидела Лера, – это стена ливня в приоткрытом окне. Гостиничный номер был погружён в серую полутьму, окружённую шумом майского дождя. В этом странном коконе хотелось остаться если и не навечно, то хотя бы на пару недель.

«Нельзя…» – с сожалением откинув край одеяла, она неспешно поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Оттуда на Леру смотрела смертельно уставшая женщина с рассечением на щеке, поникшими плечами и как-то тоскливо взлохмаченными волосами.

– Да пошла ты, – Лера смачно зевнула, выгнула спину и взлохматила волосы ещё сильнее, впиваясь ногтями в кожу головы, лишь бы окончательно проснуться.

После душа она тщательно привела себя в порядок, аккуратно нанесла заживляющую мазь на рассечение и порезы на запястьях, заново перебинтовалась и уверенно шагнула за пределы номера в поисках гостиничного ресторана и сытного завтрака. В голове зрел смелый план, нужно было лишь раздробить его на отдельные шаги и заставить всех остальных принять её новые правила.

Омлет и кофе придали сил, и Лера, открыв электронную почту на «Террафоне», за четверть часа составила письмо с подробными инструкциями, но в итоге решила дать себе и «Фениксу» пару дней на передышку, поэтому сохранила текст в черновиках.

Вернувшись в номер, Лера на удачу набрала номер Морока, и тот ответил после шестого гудка:

– Привет, козявка.

– Как ты? Всё ещё в реанимации?

– Обещали после полудня перевести в палату. Приедешь?

Пики глянула на часы:

– Да. Что-нибудь привезти?

– Здесь всё есть.

Офис «Феникса» в разгар рабочего дня казался необычно тихим. Сотрудники молча и бесшумно перемещались от кабинета к кабинету. Даже кофемашина в просторной кухне работала словно бы в два раза тише обычного.