Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Форсит Кейт - Проклятые башни Проклятые башни

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Проклятые башни - Форсит Кейт - Страница 23


23
Изменить размер шрифта:

К счастью, Лукерсирей был богатым городом, в котором действовало более пятидесяти различных гильдий, от шелкоткачей до часовщиков и гончаров. В обмен на обещание щедрых дотаций в будущем молодому Ри удалось получить достаточные средства на ближайшее время, но он слишком хорошо понимал, насколько поддержка купцов зависит от быстрого успеха в войне.

Главной его проблемой до сих пор оставалось питание солдат, поскольку он был преисполнен решимости не повторять действий Красных Стражей, просто забиравших все необходимое у фермеров. Рионнаган, Клахан и Блессем были богаты зерном, фруктами и мясом, но Яркие Солдаты пролетели над краем, точно саранча, унося с собой то, что было им нужно, и уничтожая все остальное. Те части южного Эйлианана, которые не покорились захватчикам, уже и так надрывались в попытках прокормить тысячи беженцев, наводнивших Лукерсирей и верхний Рионнаган. Лахлан знал, что необходимо как можно раньше начать весенний сев, чтобы к следующей зиме у них была пища, поэтому ему пришлось отрядить часть своей армии помогать фермерам и защищать посевы.

Нахмурившись, Лахлан размышлял, пошел ли бы он на восстание, если бы точно знал, какую ответственность несет на себе Ри. Но теперь уже было слишком поздно задумываться; он был Мак-Кьюинном, Ри Эйлианана и Дальних Островов, хранителем Лодестара, и на его плечах лежало будущее страны. Он вздохнул и снова склонился над картой.

* * *

– До чего же утро сегодня холодное и промозглое, – поежившись, сказала ткачиха, придерживая шаль под подбородком рукой в синеватой сеточке вен. Ее ноги, ступающие по ледяным булыжникам мостовой, были босы, и она переминалась с ноги на ногу в тщетных попытках как-то согреться. В руках она несла длинные рулоны груботканой серой материи.

– Да уж, – с ухмылкой отозвался стражник у дворцовых ворот, – но я с радостью обогрел бы тебя.

– Ну ты и нахал, – сказала она. – Что бы сказал мой муж, услышь он тебя?

– Надавал бы ему зуботычин, насколько я знаю Джимми Сапожника, – сказал второй стражник, дуя на замерзшие руки. Он взглянул на небо, тускло сереющее над городскими крышами. – Похоже, вот-вот закапает.

– Похоже, не просто закапает, если эти тучи подойдут поближе, – заметила еще одна ткачиха, хрипло закашлявшись. – Ох, до чего же в этом году суровая зима!

– Будем надеяться, что весной и погода, и новости будут получше, – сказала третья. – Говорят, лорды с нагорий пообещали Ри свою поддержку, а значит, армия увеличится еще по меньшей мере на тысячу человек.

– Да, но говорят, что этих мерзких Ярких Солдат в одном только Блессеме стоит двенадцать тысяч, а по болотам подходят все новые и новые. Это в два раза больше, чем удалось собрать Ри, – со вздохом сказала ее товарка.

– Эй, эй, женщина! – раздраженно окликнул ее возница с повозки, стоявшей позади них. – Мы что, все утро тут будем ждать, пока ты треплешь языком о том, в чем ничего не смыслишь?

Ткачиха окинула его пренебрежительным взглядом, но все же прошла через городские ворота вместе со своими спутницами, с головой закутанными в пледы, чтобы защититься от пронизывающего ветра, и так же, как она, несущими рулоны серой материи. Они уверенно двинулись по длинной обсаженной деревьями аллее, перекликаясь с солдатами, тренирующимися неподалеку. Ткачихи были во дворце частыми гостьями, выполнявшими различные работы для Туарисы Швеи. Серая ткань, которую они несли, была соткана в гильдии ткачей Лукерсирея и предназначалась на килты и плащи для солдат. Обмениваясь шутками и смеясь, они вошли в огромный вестибюль дворца и направились в восточное крыло, превращенное в штаб армии.

Никто не заметил, как одна из них отстала, крепко придерживая плед под подбородком. Рулоны материи, которые она несла, закрывали ей почти все лицо, так что из-за них можно было разглядеть только два серебристо-голубых глаза. Подождав, пока ткачихи не скрылись за дверью, одинокая фигурка метнулась через двор и нырнула в боковую дверь.

Сердце Майи колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, но она не поднимала низко опущенного лица, прикрывая его рулонами материи. Если бы кто-нибудь остановил ее, она просто притворилась бы, что заблудилась, и позволила бы отправить себя в восточное крыло. Она была готова своим пением заставить любого забыть все, поскольку не утратила способности очаровывать людей и подчинять их своей воле даже после того, как разбилось зеркало Лелы. Но те, кто обладал сильной волей или даром ясновидения, могли не поддаться ее чарам, поэтому на тот маловероятный случай, если ее магия не сработает, она несла в рукаве узкий кинжал, хотя и отчаянно надеялась, что ей не придется его использовать. Майя еще ни разу не убила никого собственными руками, хотя и обрекла на смерть очень многих. У нее было беспокойное чувство, что не так-то легко будет сохранить маску холодного безразличия, если придется самой нанести удар.

Майя благополучно преодолела людные дворцовые коридоры, хотя несколько раз узнавала кого-то из своих прежних слуг и советников, так что ей приходилось повыше поднимать свои рулоны, чтобы прикрыть лицо. Она очень жалела, что не знает заклинание красотки и не может замаскироваться. Снова обратиться к карлику она побоялась, поскольку слишком хорошо знала его злобный характер и жажду власти. В миг раздражения он вполне мог решить выдать ее, а Майя не хотела давать ему ни малейшего повода к этому до тех пор, пока на Мак-Кьюинна не будет наведено проклятие.

Вид Дункана Железного Кулака, спускающегося по лестнице, вогнал ее в панику, и она нырнула в какой-то коридорчик, подождав, пока он не скрылся из виду. Прошло еще некоторое время, прежде чем ее бешено колотящееся сердце немного успокоилось, ибо она не сомневалось, что в случае разоблачения ее ждет суд и публичное унижение, а потом и неизбежная казнь. Если повезет, это будет быстрая смерть под топором палача; если же нет – смерть на костре, к которой она приговорила многие тысячи ведьм по всей стране.

При этой мысли ее кожа стала холодной и липкой, и ей пришлось вцепиться рукой в столик, чтобы не пошатнуться. Но она не колебалась, проверила, пуст ли коридор, и продолжила свой путь. Веская причина завела ее так далеко, и она не могла позволить страху ослабить ее решимость.

После штурма дворца, который произошел в Самайн, Майя бежала, в буквальном смысле слова, в чем была. По какому-то немыслимо неудачному стечению обстоятельств она даже была вынуждена оставить в руках врага свою дочь. Нырнув в Пруд Двух Лун, она ожидала, что девочка поплывет следом за ней, как инстинктивно делали все маленькие Фэйрги. Но Изабо Рыжая схватила Бронвин, и Майя потеряла дочь, а вместе с ней и последний шанс вернуть свою власть. Без Бронвин Майя была всего лишь Вдовствующей Банри, которую ненавидел ее деверь и которой больше не было места в стране, где еще так недавно ее любили и восхищались ею.

В ту ночь уходящая вода увлекла ее за собой в подземные каналы, а потом выплюнула, израненную, замерзшую и почти без сознания, у входного отверстия одной из огромных сточных труб. Там ее и нашла старая уличная проститутка, чьи давно ушедшие молодость и красота лишали ее возможности найти приют в одном из многочисленных лукерсирейских борделей. Рябая Молли когда-то была одной из самых высокооплачиваемых шлюх в Лукерсирее, но возраст и сифилис взяли свое, и теперь она была худой морщинистой старухой с многочисленными болячками, обезображивающими ее лицо, губы и руки. Однако же годы жизни на улице, в течение которых ей приходилось продавать свое тело за корку хлеба или горстку медяков, не ожесточили ее доброе сердце, и Майе не составило никакого труда очаровать ее. Охваченная жалостью, Рябая Молли дотащила Майю до кучки грязных и рваных одеял, служивших ей домом и постелью, и выхаживала ее, пока к ней не вернулось сознание и силы. Молли так и не задумалась над причинами своего непреодолимого желания помочь и защитить подобранную фэйргийку, несмотря даже на то, что в результате этого она сама чуть не умерла с голоду.