Коготь дракона - Форсит Кейт - Страница 82

Появились только взрослые, двадцать одна сухая съеженная оболочка, начисто лишенная той неземной красоты, которой обладал молодняк. Многие явились без плащей, в которые нарядила их Маргрит, — она недобро улыбнулась, усмотрев в этом скрытое оскорбление. Они шелестели серебристыми крыльями и смотрели на нее огромными сияющими фасеточными глазами.

Общение с месмердами было нелегким делом. У них не было языка, который могли бы выучить иные существа, — не считать же языком жужжание, которое издавали их крылья. Но Маргрит провела в топях Эррана всю свою жизнь и знала, что означает каждая их поза и жест, изменяющийся тембр жужжания, а также знала, что они читают исходящие от нее токи Силы, как открытую книгу. Разговаривать с месмердами было невозможно, они не слышали слов, но они чувствовали, какие эмоции испытывает человек. Поэтому Маргрит сидела на своем троне: месмерды смотрели на нее, а она смотрела на них, и постепенно шелест их крыльев превращался в густой рокот, а их глаза загорались металлическими отблесками.

Маргрит вслушивалась в каждую трель и в то же время, нахмурившись, старательно думала о плодородных равнинах Клахана, покрывающихся водой, об огромных зарослях камыша и осоки; и с улыбкой представляла себе людей Клахана и Блессема, обмякающих в лапах месмердов ; и длинные ряды белесых яиц, отложенных в болотный ил. По мере того как эти образы становились все ярче и отчетливей, трели месмердов становились все выше и слаженней, пока не слились в пронзительный гул. Окинув их взглядом, она выбрала одного, с поднятыми крыльями и вытянутой вперед головой. Маргрит склонила голову и попыталась представить колдунью Мегэн, никнущую в объятиях месмерда . Их песнь мгновенно изменилась — теперь в ней звучала настоящая страсть. Они знали, кто такая Мегэн, так как обладали общей памятью. Когда один из месмердов погиб в Сичианских горах, об этом узнали все до единого.

Месмерд , которому она поклонилась, поклонился в ответ. Его крылья остались прямыми, но жужжание зазвучало контрапунктом, не нарушая при этом общей гармонии. Так же молча, как вошли, месмерды покинули зал, и Маргрит прихватила зубами палец. Ей удалось склонить их на свою сторону: несмотря на то, что одна из семей — семья той нимфы, что погибла у дома Мегэн, — останется на болотах до окончания траура, другие продолжат набеги на соседние земли. А когда траур будет завершен, месмерды из того выводка, к которому принадлежала погибшая нимфа, отправятся на поиски Мегэн и убьют ее своим смертоносным поцелуем.

ИЗОЛТ ВОИТЕЛЬНИЦА СО ШРАМОМ НА ЛИЦЕ

Мегэн не позволила Изолт отправиться вместе с ней в Карилу. Несмотря упрямство девушки, Мегэн была тверда, словно кремень.

— Нет, Изолт, это слишком рискованно. Ты слишком похожа на Изабо, а, похоже, несмотря на все мои предостережения, Изабо широко прославилась в этих краях. Тебе придется остаться здесь и позаботиться о Бачи.

— Я не останусь, — заявила Изолт.

— Не будь идиоткой, — отрезала колдунья. — И не думай, что ты сможешь незаметно следовать за мной. Я почувствую это, Изолт. Поклянись, что поступишь так, как я скажу.

— Я пойду с тобой.

— Нет, не пойдешь.

— Пойду.

— Не пойдешь.

— Пойду.

— Нет, Изолт. Ты останешься здесь.

Каким-то образом оказалось, что она, Изолт Воительница со Шрамом, осталась в лагере, точно малое дитя или калека. При этой мысли ее взгляд невольно скользнул по Бачи. По его лицу было видно, что он прочитал ее мысли.

Чтобы справится с разочарованием, Изолт отправилась на охоту как только Мегэн скрылась за гребнем холма. Бачи, едва способный ходить из-за своих изуродованных ног, молча сидел у пруда, бросая камешки в его темную глубину. Изолт вяло подумала, как он может сидеть на одном месте, но вскоре забыла обо всем, полностью отдавшись охоте. Когда она, довольная и раскрасневшаяся, вернулась с двумя кроликами, привязанными к поясу, он, глянув на нее исподлобья, заметил:

— Наказание за браконьерство в этих краях — порка.

— Меня не поймают, — невозмутимо ответила Изолт, собирая хворост для костра.

— Не думаю, что стоит разводить костер рядом с городом.

— Моего костра никто не заметит, — отрезала Изолт. И в самом деле — собранный ею хворост почти не давал дыма, над угольями виднелось лишь слабое мерцание.

Бачи, фыркнув от отвращения, поднялся на ноги и заковылял прочь, Изолт улыбнулась, ловко освежевала и выпотрошила кроликов и, насадив их на ореховые прутья, повесила над огнем. Из леса наплывали фиолетовые сумерки, в небе догорали последние отсветы заката. Изолт с наслаждением потянулась, чувствуя, как ноют натруженные мышцы, и жадно посмотрела на пруд. Через секунду она скинула с себя одежду и вошла в воду, радуясь ощущению прохлады на разгоряченной коже. Из всего нового, что она узнала за последние несколько недель, это было самым приятным. Никто из клана не мог даже мечтать о том, чтобы окунуться в воду, — на Хребте Мира достаточно было трех минут в воде, чтобы остановилось сердце. Здесь же вода была нежной, как шелк, и Изолт поняла, какое это удовольствие — быть по-настоящему чистой.

Смыв с себя пот, грязь и кроличью кровь, Изолт легла на спину и стала смотреть в небо, на котором одна за другой загорались звезды. Ее острый слух уловил неуклюжие шаги ковылявшего в кустах Бачи, но она не обратила на него внимания, наслаждаясь прикосновениями воды к разгоряченной коже. Лишь когда его шарканье затихло, она встала и пустилась на поиски, вспомнив, что Мегэн поручила ей охранять его.

Он стоял под одним из деревьев, пожирая ее глазами. Его взгляд был одновременно злым и тоскливым, жалким и ликующим. Впервые в жизни Изолт по-настоящему ощутила свое тело. Собственные руки показались ей тяжелыми и неуклюжими. Не зная, куда их деть, она сорвала тростину и начала мять ее пальцами, не отводя от него глаз. На миг ей показалось, что Бачи сейчас бросится к ней; потом, выругавшись, он круто развернулся и заковылял в кусты. Изолт выбралась из воды, оделась и поправила вертел с кроликами, продолжая гадать, что значило это выражение на его лице. Ей приходилось видеть желание на лицах других людей, но оно никогда не было направлено на нее. Ее считали уродливой за белую кожу и осыпавшие ее веснушки. Лишь ее рыжие волосы считались приемлемыми — не потому, что они красивы, а потому, что это знак Зажигающей Пламя.

В конце концов она решила, что лицо Бачи выражало желание, смешанное с другими чувствами, которых ей не понять. Когда Бачи наконец вернулся к костру, она ничего не сказала, молча подав ему кроличью ножку и печеную картофелину. Они поели в молчании и в молчании же улеглись спать, и на следующее утро, проснувшись, никто из них не проронил ни слова.

Долгое отсутствие Мегэн начинало беспокоить Изолт. На краю рощицы она нашла куст серой колючки и улеглась под ним, глядя на долину, окутанное туманом озеро и обнесенный стеной город. Бачи беспокойно бродил вокруг лагеря. Давая выход своему нетерпению, он скинул свой плащ, и Изолт снова заметила, что большая часть его кажущегося уродства исчезла вместе с плащом. Он стал выше, его прекрасные крылья расправились, точно освобожденные от оков. Толстая шея и могучие плечи уравновешивались размахом черных перьев, и только его когтистые ноги затрудняли ходьбу. Изолт почувствовала любопытство, но не могла заставить себя первой задать вопрос.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, Бачи приготовил завтрак, и они поели, устроившись под деревом. Прошло уже полтора дня с тех пор, как Мегэн ушла в Карилу, и Изолт решила, дождавшись темноты, отправиться на поиски. Она так привыкла к молчанию, что вздрогнула от неожиданности, когда Бачи наконец заговорил.

— А ты не слишком похожа на свою сестру, правда? — спросил он. — У той рот, как у донбега, никогда не закрывается.

— Я с ней не знакома, — ответила Изолт. — Судя по тому, что мне рассказывали, я действительно на нее не похожа.