Коготь дракона - Форсит Кейт - Страница 77

— Я только однажды заглянул за ворота и почти ничего не разглядел, — прошептал Паршивый, хромая в тесных ботинках. — Представляешь, мой папа когда-то был здесь садовником.

— А где он сейчас?

— Он умер, — ответил Паршивый и тут же споткнулся от тычка в спину. Стражник грубо велел ему заткнуться

Они не увидели внутренних покоев дворца, так как их сразу отвели в кордегардию, а оттуда в темницу. Они спускались все глубже и глубже под землю, чувствуя, как над ними смыкается зловонная тьма. Томас испуганно жался к Паршивому, который очень удивился желанию защитить белобрысого мальчишку, шевельнувшемуся внутри него. Наконец они оказались в длинном помещении, разделенном на камеры, в которых сидело множество мужчин, женщин и детей — некоторые были прикованы к кольцам, ввинченным в стены, остальные бродили по своим крошечным клеткам, сжимая деревянные колодки и таращась на факелы, которые несли стражники.

Это была галерея воров, так сказал им юноша, узнавший в Паршивом сына Адэра Дерзкого.

— Ну что, молодой Диллон, пошел по стопам отца? Молодец! Жаль, что он не может тебя видеть, — он гордился бы сыном! — Калли, юноша, заговоривший с ними, попал сюда за воровство. Он провел в тюрьме уже почти три года. — Барон Рентон занят другими делами. Мне сказали, что нас будут судить, когда здесь не останется свободного места. Я бы сказал, что ждать уже недолго.

Действительно, длинная галерея была переполнена заключенными, большинство из которых были бледными и изможденными, словно провели здесь долгие годы. Многие были больны и надсадно кашляли, а один старик лежал на куче тряпья и негромко стонал.

Калли проследил за взглядом Томаса, и его рот искривился.

— Он уже несколько дней так. Долго не протянет, и ко всем здешним радостям прибавится смердящий труп. Досадно. До того, как его поймали, он был великим человеком, Королем Воров. Только они этого не знают, болваны. Никто из нас не выдал его. Его взяли вместе с дочерью, которая стащила у Леди кольцо прямо с пальца, да так, что та ничего не заметила! Ее схватили не за это, а за то, что плюнула в синалара. А кольцо где-то надежно припрятано, это уж как пить дать.

Калли был общительным юношей, и появление новых слушателей его обрадовало — он успел устать от разговоров с сокамерниками, которые время от времени вставляли ядовитые замечания, но большей частью отмалчивались, сидя на вонючей соломе, слишком измученные голодом и страхом, чтобы шевелиться. Паршивый слушал с интересом, но Томас сосредоточился на старике, лежавшим на груде тряпок. Одна из босых пяток умирающего оказалась совсем рядом с ним, и пока Калли толковал Паршивому о том, как он обрадуется, если когда-нибудь увидит солнечный свет, Томас, сняв перчатку, просунул руку сквозь решетку, пытаясь дотянуться до старика. У него ничего не получалось, поэтому ему пришлось лечь на пол и вытянуть руку как можно дальше. Паршивый заметил его манипуляции в ту самую минуту, когда Томасу удалось дотянуться до старика. На щеках умирающего проступил слабый румянец. Казалось, волна краски распространялась от пальцев Томаса по всему телу великого вора. Старик закашлялся, потом неуверенно сел. Дочь, державшая его голову на коленях, изумленно вскрикнула. Он покачал головой и улыбнулся.

— Подойди поближе, — сказал Томас. — Будет лучше, если я коснусь твоей головы.

Старик и его дочь уставились на него в немом изумлении, потом старик прошаркал по камере и опустился на колени, так что Томас смог просунуть руки через решетку и положить их старику на голову. На этот раз перемена была разительной. На щеках старика заиграл здоровый румянец, глаза заблестели, сутулые плечи распрямились, он встал и потянулся.

— Я совершенно здоров! — воскликнул он. — Но где мы? Что случилось?

В галерее воцарился хаос. Больные заключенные сквозь решетку тянулись к Томасу; обитатели камер оживленно обсуждали происшествие; а дочь старика встала на колени перед мальчиком, пылко благодаря его и уверяя всех, что в Лукерсирей наконец-то вернулась светлая магия.

Запертый в своей клетке, Томас не мог дотронуться до всех узников, но прикоснулся ко всем, до кого сумел дотянуться, а те, кому не повезло, стонали и прижимались к решеткам. Паршивый и Калли смотрели на него с открытыми ртами. Вскоре те, кто сидел слишком далеко, начали колотить по решеткам своих камер, взывая к нему, умоляя его коснуться их. Один из узников, огромный, как медведь, с распухшей и почерневшей ногой, ухитрился выдернуть из земли деревянный столб. Вдохновленный этим успехом, он вытащил и второй. Он рухнул на колени рядом с клеткой, в которой сидел Томас, и когда мальчик коснулся черных вьющихся волос гиганта, рана мгновенно затянулась и нагноение исчезло. Когда он, оперевшись на ногу, не почувствовал боли, радости его не было предела.

Черноволосому гиганту удалось взломать клетку Томаса, и мальчик заметался по галерее, прикасаясь ко всем, до кого мог дотянуться. Одна за другой заключенные взломали все клетки. Их переполняла радость. Несколько человек начали колотить во входную дверь. На шум и вопли узников никто не отозвался, и Калли заявил:

— Стражники никогда не сидят здесь, они сидят в караулке, где у них есть эль и жареное мясо. Если нам удастся вырваться отсюда…

Мысль о питье и еде подхлестнула узников, и под их напором, деревянная дверь наконец слетела с петель. Люди хлынули в коридор. Старик, который несколько минут назад собирался расстаться с жизнью, взял на себя руководство, и воры подчинились ему, вспомнив, что он много лет был Королем Воров, главой их гильдии.

Однако бежать оказалось не так уж легко. Три часа спустя они еще блуждали в подземном лабиринте, хотя их число постоянно возрастало за счет других узников, освобожденных из своих камер. Шальное возбуждение и бравада начали остывать, уступая место страху, а свары, все чаще вспыхивающие между беглецами, становились все более угрожающими. Томас, вымотанный совершенным чудом, с трудом держался на ногах, и все со страхом думали о том, что стражники вскоре принесут в камеры еду. Подойдя к двери с ведрами баланды, они обнаружат, что она выбита, а заключенные разбежались.

Они остановились передохнуть в одном из бесконечных коридоров, как две капли воды похожем на предыдущие, и воры принялись спорить между собой, как им следует поступить.

— Мы уже были в этом коридоре! — заявил Калли. — Я узнаю этот камень.

— Как ты можешь узнавать камень в стене? Они же все одинаковы!

— Надо помечать те коридоры, в которых мы уже побывали, — сказал Паршивый. — У кого-нибудь есть мел?

Мела, разумеется, ни у кого не оказалось, так же как и ножа, которым можно было бы вырезать метки, и вообще ничего, чем можно было бы отметить путь, который они проделали. Томас лег на влажный камень, положив голову на колени Паршивому, и закрыл глаза. Он тяжело дышал, а его лицо побледнело от усталости.

Почти все коридоры освещались факелами, распространявшими резкий запах гари. Пока они спорили, ближайший факел догорел, и они оказались в полной темноте. Шайка воров испуганно примолкла. Томас, зевая, сел на полу.

Воры зашептались:

— Что делать? Где мы? Мы пропали!

К удивлению Томаса, он почувствовал, как его руки коснулся чей-то палец. Пойдем, малыш , раздалось в его мозгу.

— Кейт-Анна? — прошептал он.

Она самая. Пойдем.

— А как же остальные? — спросил он. При этих словах все замолкли, и хотя он не видел их, но чувствовал, что все глаза устремлены на него.

Какое мне дело до кучки воров? Пойдем.

— Пожалуйста, Кейт-Анна, я не могу их бросить.

Никса вздохнула, и Томас почувствовал, как она склонилась над ним.

Ладно, но только потому, что стражники уже близко и у них есть фонари, а я не люблю свет. Возьми их с собой, если хочешь.

Томас взял никсу за руку и почувствовал, что она вздрогнула. Его рука до сих пор была голой, а перчатка лежала в кармане рядом с котенком, который уже давно проснулся и начал жалобно мяукать.