(Не)дай мне утонуть - Мейер Лана - Страница 6

Не глядя по сторонам, Марина буквально бросается на дорогу и даже не смотрит по сторонам. Вот идиотка. Кажется, мой план будет не долгим и мучительным, а быстрым и нелепым – если она вот так легко решит попрощаться с жизнью, это будет фиаско. Разрывающий скрип тормозов оглушает, рев мотора от байка догоняет следом. Я не сразу понимаю, что происходит за пределами забора нашего дома, но ускоряю шаг, осознав, что Марина уже не бежит, а лежит на асфальте. Мари распласталась на дороге, словно подбитый зверек и я начинаю злиться, представляя, как повезу ее в госпиталь.

Надеюсь, эта сумасбродная дурочка себе ничего не сломала. А того, кто пытался задавить ее, отъезжая с вечеринки, вычислю по камерам и лично переломаю ребра.

– Жить надоело? – рявкаю я, быстро преодолевая расстояние между нами.

Глава 5

– Ты что на дорогу не смотришь?! – оценивающим взором разглядываю Мари, приподнятую над асфальтом на согнутых руках. Мой взгляд цепляется за округлую вздернутую к верху задницу, совершенно не прикрытую короткими белыми шортами. Так и хочется обхватить ее по бокам, встать сверху, навалиться бедрамии отхлестать хорошенько по упругим полушариям.

Мне нужно перестать глазеть на нее, как на секс-объект, если я собираюсь сравнять ее с землей. Но пока это сложно.

– Алекс, ей нужна помощь, – до меня не сразу доходит смысл этой фразы. Честно говоря, слова Мари больше похожи на бред сумасшедшей, говорящей о себе в третьем лице.

Кому – ей?

– Что ты несешь? В последний раз спрашиваю: жить надоело? Ты же сама на дорогу кинулась.

– Со мной все в порядке, – дрожащим от слез голосом мямлит девушка. – Кто-то сбил ее, Саш. Ей нужна помощь, – тяжело выдохнув, Марина перекатывается на асфальте, открывая мне обзор на существо, которое прежде старательно закрывала собой.

Я слышу писк и жалобное мяуканье, вглядываясь в белую пушистую кошечку. Или кота. Одна из ее лап уродливо согнута, мягкая шерстка измазана кровью.

Душераздирающее зрелище для всех, у кого есть сердце. Но из достоверных источников известно, что лично у меня его нет.

«Саш», – единственное, что способно всколыхнуть окаменелую мышцу в моей груди. Только мама называла меня Сашей. А здесь, в Испании, я давно не слышу к себе подобного обращения.

Саша – это наивный мальчик, который отчаянно верил в чудо. И он похоронен вместе с пеплом и прахом Анны Кайрис.

– Не смей называть меня так, – наклонившись к Марине, грубо обхватываю заостренный подбородок девушки, заглядывая в испуганные голубые глаза. В них расцветают оттенки боли, а мне до безумия нравится это зрелище. Она смотрит на меня с ужасом, явно не понимая, как можно в такой ситуации думать не о кошке, а о том, как ко мне стоит обращаться, а как нет.

Но это, черт возьми, важно, и я не собираюсь позволять ей влиять на меня, используя то единственное светлое и прекрасное, что осталось во мне в виде воспоминаний о детстве.

– Алекс, она умрет. Слышишь, как плачет? – забыв, кажется, о том, что сама двадцать минут назад пережила дикий стресс, Марина самоотверженно гладит кошечку по здоровой лапке, пытаясь успокоить крошечное существо. – Я с тобой, лапонька. Я помогу тебе, я с тобой, милая. Какая же ты хорошенькая, девочка моя.

– Пошли уже домой. Оставь ее помирать тут. У моего отца аллергия на кошек.

– Как ты можешь быть таким ублюдком? – вспыхивает Марина, когда я небрежным жестом помогаю ей встать с асфальта. Она прижимает к груди кошку, совершенно не брезгуя кровью и тем, что у бездомной котейки наверняка вши и лишай. – Бездушное чудовище.

– Давай, продолжай своевольничать в том же духе. И точно не сможешь ей ничем помочь. До ближайшего госпиталя полчаса, и ты все равно не доберешься туда одна. К тому же это элитный район, и даже визит к врачу стоит огромных денег, которых у тебя, я полагаю, нет. И такси ты на наш холм просто так не вызовешь, – безжалостно добиваю Марину, разрушая ее надежды на спасательную операцию.

– Пошел к черту! – проклинает она и, крепче обнимая кошку, порывается идти вперед. Останавливаю Мари, хватая за ворот ночной рубашки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Куда собралась?

– Пешком пойду! Попутку поймаю!

– В таком виде? Хочешь, чтобы снова пристали и оттрахали во все дыры? – ее аж передергивает от моей грубости. – Это Испания, здесь много душевнобольных по ночам гуляют. Извращенцев и педофилов везде хватает.

– У вас же район для богатых! Богатых и бездушных идиотов, возомнивших себя Богами. Что вы за боги такие, раз беззащитному существу оказать помощь не можете?

Я бы сказал, что она ничем не отличается от меня, учитывая ее прошлое и проступок стервы-матери, гены и характер которой у нее в крови, но промолчу.

– Хочешь помогать всем кошкам подряд – проваливай, – достаю сигарету и подношу ее к зажигалке, равнодушно оценивая Марину, прижимающую к себе дрожащего котенка. Картина маслом, мать их. Аж бесят своей беспомощностью и жалобностью. Потому что мне приходится бороться с совестью, и мне не нравится, что подобное чувство подает во мне признаки жизни.

– Что мне сделать, чтобы ты помог ей? – очевидно, плюнув на свою гордость, Марина наступает себе на горло ради бездомной кошки и с надеждой заглядывает мне в глаза. Черт, и как ей отказать? – Давай лишь на вечер отбросим все наши игры и просто поможем животному. Пожалуйста.

– Хоть на колени падай, не помогу, – рычу я, словив себя на мысли, что мне трудно ей отказать. Сложно. Докурю сейчас и назад к девчонкам вернусь. Накурюсь травы и выебу кого-нибудь. С глаз долой, из мыслей вон. А она пусть подыхает здесь с больной кошкой раньше времени.

Моей матери никто не помог. Она умерла в ужасных муках, но совсем их не заслужила. И я не обязан… помогать. Если каждой больной кошке помогать, никакого времени и нервов не хватит.

– Она умрет, Саш, – жалобно шепчет Марина, тихо всхлипывая. – Ей нужно помочь.

– Я все сказал, – ставлю точку и бросаю на нее пренебрежительный взгляд вместе с окурком от сигареты. Прямо ей под ноги.

Марина

Захлебываюсь беззвучными слезами, прижимая к себе маленькую пушистую крошку. Бедняга дрожит в моих ладонях, жалобно плачет и мяукает, истекая кровью. На открытый перелом не очень похоже, но кажется, у нее порвалось ушко. Мне страшно, что я держу ее как-то неправильно и еще сильнее могу сломать ей лапу или ребра. Но бросить ее здесь, на асфальте, я не могу. Нужно позвонить маме, но она даже не отвечает на мои сообщения.

А с Кайриса и взять нечего. Бессердечный недоумок. У меня даже слов нет, чтобы выразить свою злость в его сторону. Хочется пожелать ему вот так с переломанной рукой на дороге остаться. Посмотрела бы я на его «павлиний хвост», будь он на грани смерти или потери конечности. А с его страстью к мотоциклам, такое может случиться в любой момент.

Окурок сигареты, что он небрежно бросил к нашим ногам и свалил, расплывается перед глазами. Я понимаю, что нужно действовать, а не стоять и рыдать, но в то же время теряюсь от своей беспомощности и потерянности, связанной с тем, что нахожусь в чужой стране.

В тот самый момент, когда я начинаю ловить попутки и выставляю руку вперед, надеясь словить неравнодушного человека, что довезет меня до госпиталя, вздрагиваю от звериных звуков очередного мотобайка. Извиняюсь, моторчик у него такой лютый, что орет на всю питерскую. Раздражительный звук еще больше вгоняет в стресс крошечное животное, плачущее у моей груди.

Как только рядом со мной тормозит машина, и я уже порываюсь обратиться к водителю на испанском, Саша резко подъезжает на байке и тормозит между мной и авто. Снимает с себя шлем и протягивает его мне, вздергивая бровь:

– Садись и поехали, – бескомпромиссный тон его голоса пускает сотни ледяных иголок по моему позвоночнику.

_____

Дорогие мои, мне важен и ценен, каждый ваш комментарий, звездочка, отзыв.