Эльфийский бык - Демина Карина - Страница 19

– Но имя деда отпугнуло.

– Верно.

– Отец же…

– Боюсь, это дело его нисколько не интересовало.

– И получилось, что… совсем обнаглели, – сказал Император решительно. – На месте и разберусь!

– Может… представителя все же?

Хмурый взгляд был ответом.

– Пожалуй… отправь и представителя. Жалоба ж имеется? Вот… кто там у нас свободен? Чтоб из нормальных?

– Князь Чесменов, – обдумав ситуацию, Поржавский пришел к выводу, что лучшей кандидатуры не сыскать. – Ему бы как раз уехать… после той истории с заводами. Оболенские весьма злы.

– Так они ж закон-то нарушили? – удивился император. – Чего злиться-то?

– Нарушить-то нарушили, но… князь от взятки отказался. Еще и оскорбился, что предложили… до глубины души…

И потому отыскал на несчастных заводах куда больше, чем собирался. Еще и высказался резко. А высказывание его взяли да записали, пустивши роликом по сети. И от этого репутация Оболенских пострадала куда сильнее, чем от обвинений в нарушении трудового законодательства.

В общем, Подкозельск, если так-то, место хорошее… и князь успокоится, и Оболенские, чай, в разум вернутся. Еще бы Его императорское Величество не совался, но…

– Вас же искать станут, – Поржавский прибег к последнему средству. – И министры, и матушка ваша… и что людям-то сказать?

– Скажи, – император широко оскалился. – Что я решил провести инспекционную поездку… инкогнито. Проверить, так сказать, как на местах дела обстоят.

Князь не нашелся с ответом.

Экое… однако, коварство. И тем удивительно оно, что прежде Александр отличался редкостной мягкостью нрава, да и прямотой, порой излишней.

– А… – только и сумел выдавить князь.

– Составь там список особо проблемных регионов. Тайный, само собой… и если кто особо будет интересоваться, куда ж я направился, то матушке про него упомяни, как бы невзначай…

– Думаю, про поездку объявлять не стоит, – протянул князь презадумчиво. – Слух пустим… так оно вернее будет. Объявлению не поверят, а вот слух… слухи – дело другое. Надежное.

Император слизал хлебную крошку, прилипшую к пальцу.

А князю подумалось, что подопечный его все-таки вырос. Хорошо это аль нет – время покажет. А слух он сегодня же пустит. И озаботится, чтобы нужных ушей достиг. Там, денек-другой, засуетятся, грехи собственные и родственные вспоминая.

К матушке-императрице бросятся.

А она, даром, что вдовствующая, но молода и деятельна. Вот пусть и деятельничает, главное, чтоб державе не в ущерб.

И со списком покумекать можно… Поржавский давно подозревал, что кто-то из личных слуг императора имеет нехорошую привычку делиться информацией. Вот заодно и случай выпадет понять, кто ж столь… неосторожен.

– Пойду я, – сказал Император, поднимаясь. И удочку подобрал. – Собираться…

И ушел, насвистывая веселую песенку.

Князь вздохнул.

И вытащив телефон, набрал номер.

– Леший? Дело имеется… секретное, само собой. Как иначе-то… в общем, собирай своих… в командировку отправитесь. Куда? В Подкозельск… где это? А вот карту возьми и найдешь, где это… а то совсем, я смотрю, страх потеряли…

Глава 11.

Повествующая о проблемах личной жизни и нелюбви женщин к неопределенности

Маг первого ранга Алексей Дмитриевич Лешановский, прозванный Лешим по совокупности признаков, успел присесть и увернуться. Фарфоровая ваза, просвистев над ухом, врезалась в стену. Столкновения, само собой, ваза не пережила и брызнула осколками во все стороны.

– Сволочь! – крикнула пока все еще подруга Алексея Дмитриевича и следом за вазой отправила блюдо. Фрукты предварительно стряхнула, и оранжевые мячики мандаринов весело покатились во все стороны.

Ангелина же, взвесив блюдо на руке, крутанула его, запустив в Лешего. Леший, запоздало вспомнив, что все-таки является магом и не из простых, выставил щит.

– Какая же ты сволочь!

– Почему?! – возопил он, поскольку классическая логика, зачет по которой Алексей Дмитриевич сдал, пусть и не с первого раза, но все-таки, подсказывала, что в нынешней ситуации сволочь – совсем не он.

– Это ты виноват! – Ангелина Анатольевна огляделась и рука её потянулась к бутылке шампанского.

Открытой.

Начатой.

И неплохого же шампанского. Именно поэтому использовать бутылку не по прямому назначению было жаль. Что-то подсказывало, что пригодится оно.

Да и щит опять же.

Щиты у Лешего получались отменные.

– В чем?! – Леший разогнулся и тоже покосился на бутылку, раздумывая, успеет он добраться первым или нет.

И вовсе…

Дурацкая же ситуация.

Со службы сорвался, вспомнил, что годовщина. Вроде как. С датами у него сложно было, но тут вдруг явственно пришло понимание – она самая. Леший и подменился, благо, во дворце все было тихо. За цветами заехал и тортом. Торт теперь обнюхивала Мимоза, Ангелинина собаченция, существо мелкое и пакостливое, и отчего-то люто невзлюбившее Лешего.

Взаимно.

Цветы…

Цветы улетели за придурком, которого Леший обнаружил в гостиной, на своем диване сидящим и в виде, пусть не вовсе голом, но не оставляющим пространства для альтернативной интерпретации происходящего. Теперь-то Леший даже слегка занервничал: оно-то всего второй этаж, но мало ли… не приведи Боже, шею свернет или чего другого сломает, и потом выставят, будто это он, Леший, членовредительствовал.

– Ты… ты… – Ангелина, раскрасневшаяся, была хороша. Как и в тот день, когда Леший впервые её увидал.

Светлые волосы.

Синие очи.

Ресницы трепещут. Румянец горит.

Она вытянула руку и пальцем указала на дверь.

– Убирайся!

– Вообще-то, – ярость отступала, обида оставалась, а с нею детское почти непонимание. За что она так-то? Ладно, любви у нее никогда-то особой не было, это Леший чуял. У него, если так-то, то тоже. Ну какая любовь в его возрасте?

Просто…

Встретились.

Пришлись по сердцу. Начали наведываться друг к другу в гости. А потом как-то и закрутилось. Затянулось.

Съехались. Жили.

Четыре года как жили. Может, не душа в душу, но как-то ведь жили до сих пор. И вот, выходит, дожились на свою голову.

– Шампанским поделишься? – поинтересовался он совсем уж мирно. И торт поднял. Тот, правда, от падения треснул и розочки раскололись. Шоколадные.

– Ты ж не пьешь?

– Обычно… но так-то…

Ангелина подняла кружевной халатик и накинула на плечи. Огляделась. Поморщилась.

– По-дурацки вышло, – сказала она. – Ты чего приперся-то? У тебя ж дежурство.

– А ты откуда знаешь?

– График твоих дежурств я еще когда выучила.

Душу царапнуло нехорошее предчувствие, что учила она не просто так. И не из желания порадовать его, Лешего, блинами к возвращению домой.

– И давно у тебя с ним? – поинтересовался Леший.

Ангелина разлила шампанское по бокалам и протянула один.

– Пару месяцев… собиралась сказать, но как-то не уверена была.

Шампанское было кислым и в нос шибало. Леший затряс головой, отчего Мимоза зашлась истошным лаем. Подняв мандарин, он отер его о рукав и отправил в рот, целиком, со шкуркою.

Ангелина поморщилась, привычно выказывая неодобрение этакими привычками. А Леший не виноват, что ему со шкуркой вкуснее. И вообще…

– Так чего приперся-то? – Ангелина уселась в кресло и ноги вытянула. Длиннющие и ровнющие. Идеальные, можно сказать, ноги.

Как и сама она.

– Решил… поздравить… четыре года же ж, как встречаемся.

– А толку-то… – Ангелина осушила бокал. – Что ты на меня смотришь-то? Осуждаешь?