Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 44

Только через полчаса начали движение азапы [ополчение пограничных областей, порой неплохо вооруженное, с луками, реже с огнестрельным оружием]. Задумка османского военачальника была более чем понятна: он все еще не хотел идти на полноценный штурм укреплений, а вознамерился произвести разведку. На пехоту русским придется реагировать, а то можно получить и рукопашный бой уже на валах, если медлить.

— Передать по войску: всем по турке не бить стреляет только первая линия, пушки работают по две с каждого десятка, — отдал приказ Степан Иванович Волынский.

С ревом, без намека на строй или элементарную организованность, азапы кинулись на русские позиции. Каждому, кто взойдет на вал было обещано десять акче, а первым ста по одному золотому дукату. Так что вперед быстро вырвались те, кто был менее экипирован, или вовсе имели только худой лук. Им бежать было легче, потому они и обгоняли своих соплеменников, облаченных в примитивные доспехи, или несущих огромные ружья с сошками.

Русские позиции молчали. Уже можно было ударить дальним дробом, но и сейчас Волынский не хотел показывать возможности русской артиллерии. Лишь когда легкая османская пехота вплотную приблизилась ко вкопанным рогаткам, что находились рядом с рвом, прогремели выстрелы.

Ближний дроб более убойное орудие убийства, чем дальняя картечь, особенно, когда пушки бьют с достаточно близкого расстояния. На секунду в голову русского воеводы проникло опасение, что убитые турки сейчас своими телами сравняют ров с землей, облегчая задачи соплеменникам. Но, нет, картечь подымала тела людей в воздух и откидывала назад, на все еще бегущих вперед акынджи.

Видимо сильно османские пехотинцы хотели получить деньги, так как даже ужасающая картина избиения убежавших вперед соплеменников не заставила отвернуть. Может быть это сила инерции, когда уже сложно остановиться и сознание людей становится коллективным.

— Пять из десяти пушек! — выкрикнул Волынский.

Его поняли, и сразу же один из вестовых отправился сообщать приказ, который стали дублировать флажками с цифрами. Флаги были на устойчивых каркасах и на них писали краской тут же, на командном пункте.

— Бах-ба-бах, — уже скоро разнеслось по округе.

Пушкари только и ждали приказа, заранее зарядив пушки. Этот залп снес не десятки, сотни османов. Динамика наступления снизилась, и стало понятным, что ко рву смогут пробраться только единицы акынджи, или вовсе никто. Свою лепту в избиение добавляли стрелки, которые били не переставая, пусть даже и только половиной от своих возможностей.

Волынский видел, что хочет делать дальше его визави. Вперед, за спинами умирающих акынджи выдвигались громоздкие огромные пушки. Расстояние, на которое выдвинулись турецкие топчу [условно пушкари], позволяло начать контрбатарейную борьбу. Но часть русских пушек были связаны боем с пехотой противника, иные же поспешили зарядиться дробом, который всяко не добьет до османский орудий. Инициатива русских пушкарей стоила того, что первый выстрел сделали турки.

Громадные ядра полетели в русские позиции в тот момент, когда османская пехота начала отступление, ну или паническое бегство.

— Вот же лихолдеи! — озлобился Степан Иванович, когда семь из пятнадцати выпушенных турецких ядер вздыбили пыль и подняли изрядно земли уже на русских позициях.

Остальные ядра не долетели, частью попав в ров, или вовсе в двадцати шагах от ближайших укреплений.

— Ядрами! Всем бить ядрами! Если будут успевать, то каленными, — вскрикнул Волынский понимая, что в данном случае полумерами обойтись нельзя.

Час таких обстрелов и укрепления сильно пострадают. Это было бы не столь критично, но вместе с тем погибнут и русские воины и нарушится система обороны. Сдерживать десятком тысяч воинов, из которых чуть меньше половины не участвуют в обороне и гарцуют на своих казацких лошадях, можно только за укреплениями. Куюджу Мурат-паша привет более восьмидесяти тысяч воинов.

— Воевода посмотри! Сто-то у крепости неладно, — кричал Федор Коломийцев.

Нехотя, но Степан Иванович развернулся, дабы посмотреть, что происходит за спиной русских войск. Он не ждал такого предательства, когда персы ударят в спину. Кроме того, там, за спинами русских, ну и армянских стрелков, стояли казачьи отряды атамана Ивана Заруцкого. И в том, что станичники не дадут персам бить исподтишка, воевода был уверен. Заруцкий сдержит натиск, пусть и на время.

Однако, происходило иное. Непонятная суета. Здесь не было слышно, но в зрительную трубу можно рассмотреть, как все персы кричат, жестикулируют, а отряды, отправленные на приступ Эрзерума, возвращаются, при том, что Волынский ясно видел, как персы ранее взяли под контроль часть стены. И это было самое странное. Как можно уходить из крепости, когда она уже частично взята, а у тебя более чем двадцатикратное преимущество в силе?

— Не понимаю… — сказал воевода, продолжая рассматривать в зрительную трубу происходящее. — А это что? Он что…

Степан Иванович Волынский увидел в зрительную трубу, как один человек, вроде бы как турок, но от чего-то с рязанским носом, даже чуть конопатый, поджигает себя, прежде всего собственное лицо. Этот лик он где-то видел, но не мог вспомнить где. И вот человек горит и уже опаленные до черноты губы шевелятся, произнося какое-то слово.

— Чур меня! — Волынский удрал зрительную трубу в момент, когда горящий человек выстрелил себе в голову. — Что-то тут не ладно…

Может через много лет и будет обнародован подвиг и самопожертвование человека-зверя, выбравшего путь быть человеком и отдавшего жизнь за свое Отечество. Много грехов было на душе у Якова Корастылева, но ушел он достойно, как воин и верный подданный государя и сын своей Родины.

— Федька, прознай, что там у немчуры персиянской творится! — повелел Волынский, вновь концентрируясь на сражении.

— Бах-ба-бах! — все сорок орудий отправили свои ядра по османским большим пушкам.

— Вот же удальцы! — восхитился Волынский, посчитав, что пушкари очень быстро перезарядились.

И, между тем, только лишь одиннадцать орудий ударили в цель, или рядом с ней. Были перелеты, недолеты, или вовсе ядра ушли далеко в сторону. Но это нормально, так бывает. Только что русские пушки били совсем по другому месту, а быстрота зарядки и крайне скудное время для того, чтобы подбить ствол пушки для нужного, не предполагают снайперские выстрелы. Сейчас пушкари сделают нужные выводы, и следующие выстрелы лягут точно в цель.

Османские топчу после выстрелов чуть отпрянули, но офицеры быстро навели порядок, и началась гонка перезарядок. Тут играют роль два фактора: какой системы пушки, ну и как обучены пушкари. Топчу были обучены хорошо, это была артиллерия столичного корпуса янычар, а те стреляли часто и учились на совесть. Но и русские пушкари были выучены. Русская артиллерия и ранее была сильной стороной русской армии, а теперь, когда и учения частые и победные войны с поляками состоялись, опыта артиллеристам государя не занимать.

Русские переиграли османов, опередили своими выстрелами турецких визави лишь на десяток секунд. Главное, почему турки не успели было то, что ядра для их пушек оказывались в разы массивнее, чем русские и для того, чтобы ядро закинуть в ствол понадобилось чуть больше времени, чем артиллеристам Волынского.

— Водки выдам пушкарям! — выкрикнул воевода, когда увидел, какой столп пыли и земли поднялся в месте, где стояли турецкие орудия.

Большая часть ядер попала в цель, ломая османские пушки, убивая османских топчу. Но пыль чуточку осела, и прозвучали два выстрела от, казалось разгромленной, турецкой артиллерии. И эти два выстрела, ядра, словно сговорившись в полете, ударили по одному из русских орудий, закапывая и убивая людей. Подбитая русская пушка поднялась к небу и рухнула прямо в строй изготовившихся армянских стрельцов.

Первая русская кровь пролилась.

Глава 13

Глава 13

Эрзерум

20 июля 1610 год.