Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 34

Волынскому пришлось сильно напрячься, чтобы выдерживать темп переходов. И то, русские полки, зачастую начиная движения в авангарде, к концу перехода оказывались позади основной массы персидских войск. Сильно замедляла артиллерия, хотя такая же была и в армии Аббаса. Воевода сильно удивился, когда увидел русские осадные орудия в армии шаха. Государь-император делает все и даже больше, чтобы иметь союз с Ираном, а что делают персы? Вопрос.

— Что, Степан Иванович, есть к чему стремиться? Персы то быстрее переходят, — говорил Михаил Игнатьевич Татищев, пытаясь как-то вывести из тяжких раздумий Волынского.

Воевода внутри себя терзался, особенно после того, как Татищев обрисовал интересы России и, как сказали бы в будущем — «реал политик». России выгодно, чтобы Аббас проводил политику гонений на христиан. Уже триста тысяч армян и грузин переселились в Российскую империю. Самара, Астрахань и иные земли Поволжья на сто верст в разные стороны от реки, активно осваивают христианские переселенцы.

— Да не кручинься ты, воевода! Нужно побеждать и показывать свою силу. Тогда можно добиваться иных условий от шаха, — убеждал Татищев Волынского.

— Государь может взять под свою руку этих людей? — спросил с нажимом Волынский.

— Так он и берет. Разве плохо в России относятся к переселенцам? А если ты, воевода о том, как с теми землями, на которых мы сейчас… Я буду говорить государю о том, что нужно давить на Аббаса, — признался Татищев.

Волынский расправил плечи. Ответ Татищева воеводу устраивал. Он верил в то, что Димитрий Иванович не оставит христиан без поддержки. Вообще вера в государя после всех побед, особенно над ляхами, стала абсолютной.

А Татищев не все сказал. Не нужно Степану Ивановичу знать некоторые вещи. Воевода хороший полководец, но не политик. Вот пусть и водит полки в сражение, а грязную политику оставит другим. Дело в том, что Михаил Игнатьевич познакомился Мухаммадом Бакер Мирзой, шахзаде [наследник персидского престола]. И в этой связи Татищеву есть что доложить и что предложить государю.

На мнение молодого шахзаде большое влияние имела его мать, грузинка Тамара Амилахвари. Мухаммад очень доброжелательно относился и к христианам, как и к грузинам в частности. Деспотизм отца претил наследнику, о чем тот имел неосторожность рассказывать, да так громко, что узнал и Татищев [в РИ Аббас прикажет убить своего сына за подозрение в сговоре с черкесами и частью в симпатиях к иноверцам].

Кроме того, шахзаде представляется выразителем немалых сил в окружении шаха. Аббас был силен, но смог проводить реформы только благодаря тому, что османы проиграли один из этапов нескончаемой войны, ну и потому, что торговля с Англией и Россией приносит неплохие деньги в казну, как и изъятие у христиан имущества.

Но проигрывать Аббасу нельзя, так как в его армии есть русские, перед которыми шах должен выглядеть грозным, иначе придется все больше идти на уступки неверным.

Однако, если так получится, что шаха не станет, то всем будет хорошо. Русские усилят свое влияние в регионе, при этом персидский наследник может помочь с урегулированием любых проблем с горцами, и дороги в Закавказье станут более безопасными. Ну а получится так, что Восточное Причерноморье станет русским, так можно наладить связь и по морю в Кахетию. Это даст возможности держать в регионе немалые силы, чтобы только местные кормили воинов.

— Великий требует всех командиров себе в шатер! — нагловатого вида персидский командир бесцеремонно сообщил требование Аббаса.

— Вот как, он требует! — прорычал Волынский.

— Иди, воевода, а я следом! Мы служим своему государю, и знать это должны, — научал Татищев, став в чуждых воеводе землях кем-то вроде старшего товарища, впрочем так оно и было.

— Да я разумение имею. И надоело уже бегать от ворога. Турки к Эривани, мы на Тебриз, турки к Тебризу, мы к Эрзеруму, — сокрушался Волынский [в РИ Аббас так и вел войны с османами, с постоянными передвижениям и оставлением безжизненными территории — скифская тактика].

— Пошли кого к Заруцкому, а то, если прибудет перс и станет требовать, то атаман и сабелькой того рубанет по голове неразумной, — посоветовал Татищев.

Заруцкий занимался пока в основном разведкой и действовал по принципу «удар-отскок». Не только казаки так щипали османские войска, ведомые Куюджу Мурад-пашой, но станичники в этом деле весьма преуспевали, особенно нравилось православным казачкам ловить обозы османов. Если бы не постоянная работа, то с захваченных припасов казаки уже зажирели. Но рис и финики донцы и терцы будут еще долго проклинать, так ими наелись.

Внешне Татищев выглядел безмятежным, но только он сам знал, какие страсти бурлили внутри мужчины. Опытный царедворец и политик, он многое видел и примечал, что недоступно военным. Михаил Игнатьевич уже понял, какую роль Аббас захотел отвести русским войскам. Там услышал, там денег дал, чтобы узнать о настроении шаха и, якобы невзначай, спросил про планы.

По крупицам Татищев собрал общую картину. Закрались даже подозрения и не беспочвенные, что Аббас подставляет русские полки под молот османов. Тут речь не только о том, как именно планируется вести военную компанию, а и в том, как идет распространение информации об участии России.

Если до начала прибытия русских полков предполагалось, что подданные государя-императора станут лишь вспомогательными соединениями на прикрытии некоторых направлений, а главное станут действовать без огласки об этнической составляющей, то сейчас, именно с подачи Аббаса и его приближенных, все выглядит так, что Российская империя вступила в войну с Османской империей.

Чем подобное грозит не трудно догадаться. Пусть военные действия в османами и предусмотрены внешней политикой России, но эти войны должны были быть чужими руками. Там казаки пошалят, взяв какой турецкий город, тут армянские соединения и опять же казаки выступят и отступят. Но никаких регулярных русских войск.

И вот это нужно было донести до шаха. А еще, если русскими телами Аббас хочет выстелить себе дорогу в Рай, то не получится, ну а будет такая дорога в Ад, то пусть шах поскользнётся и свалится в бездну, где его место, — приветствовал Татищев шаха Аббаса.

— Ты хотел видеть меня до Военного Совета? Цени, что я снизошёл и призвал тебя! И что ты хотел сказать мне? — Аббас говорил с улыбкой, но Михаил Игнатьевич чувствовал, насколько он презирает русского посла.

— Великий, мой государь дал четкие поручения, которые нарушаются. Российская империя не участвует в войне, но лишь ее вольные подданные сами решили прийти на помощь друзьям, — кратко озвучил свои требования, не обвиняя напрямую Аббаса в жульничестве.

— Я дам распоряжения меньше говорить о России, — ответ прозвучал, словно отмашка от назойливой мухи.

— А еще, великий, в договоренностях сказано, что русские войска действуют самостоятельно. Дай нам что именно защитить и мы упремся стеной, — сказал Татищев.

Михаил Игнатьевич уже чувствовал, что ходил по краю и, будь на его месте кто из персов, то шах мог приказать казнить того за наглость. Надо же — два вопроса в подряд, да еще и с претензиями, почти что обвинениями Аббаса в несоблюдении договора.

— А еще, наглый посол, ты встречался с моим старшим сыном, с шахзаде моей державы. Не играй с огнем, или именно твоя голова будет отделять Иран и Россию от дружбы. Твой правитель не может быть глупцом и тем самым лишит тебя головы, если я… — Аббас хотел сказать «не могу этого сделать», но содрогнулся, вступая во внутренние противоречия, что шах может все.

— Прости, великий, — Татищев рухнул на колени и склонил голову. — Но я ничего не умышляю. Кто я такой, чтобы измышлять на твоей земле и еще с твоими людьми?

— Лжешь! — выкрикнул Аббас. — Уведите его!

Шах сразу же изменил свое решение покарать Татищева и повелел отпустить русского посла, но более его не допускать к нему, потребовал, чтобы при нем даже не упоминалось имя Татищева. А русскому царю Аббас решил отписаться, но письмо отправить только после того, как станет понятно, что война выиграна. Именно от победы или поражения и будет зависеть то, как именно станет разговаривать Аббас с любыми русскими посланниками.