Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 23

— Только вчера прибыл вестовой от Сагайдачного. Казацкая Рада приняла решение… — я сделал театральную паузу. — Они согласились на мои условия и ждут серебра и пороха. В письме были намеки на то, что не все прошло гладко и какая-то часть казаков ушла во Львов, выказав лояльность Сигизмунду. Но наше серебро свою работу делает.

— То-то, государь, все серебра ждут! — пробурчал Скопин-Шуйский.

— Лучше купить воина, чем воевать с ним. Запорожцы доказали, что лихие и сильные воины. Сколько стоит подготовить тридцать тысяч, а то и больше воинов? — отреагировал я на ремарку головного воеводы.

— Много серебра, — Михаил Васильевич улыбнулся. — Прав ты, государь-император. Вот только мне обидно, что православные воины ждут от нас серебра, еще не доказав свою честность и верность. Только месяц назад наше воинство било сечевых казаков, а нынче, значит, дружбу водить.

— Прав ты, головной воевода, но и сам же понимаешь, насколько нам важно было заполучить казацкое воинство себе, — отвечал я на посыл Скопина.

Я так же сильно сомневался в лояльности казачества. Если условно наше, русское, казачество получилось не приструнить, а направить в выгодное для всех сотрудничество, то с запорожцами может выйти сложнее. История показывала, как казаки виляли политическим хвостом. Как Россия стала сильной и готова была воевать, при том успешно, с Речью Посполитой, а казаки уже выдыхались в своем восстании, так Богдан Зиновий Хмельницкий собрал Раду в Переславле, выказал быть «на века вечные» с Россией. А как только русское государство даже чуточку спотыкалось, так и бежали в разные стороны. Но вывод, который я для себя сделал, один — нужно быть сильным и тогда никто не побежит от тебя, если только не враг.

— Ну и где мой венценосный брат? — спросил я, вставая с лавки.

Пора было уже и подписать согласованный документ.

Удивительное это дело — Вечный мир! Как может быть мир вечным, если он заключается на двадцать лет? Может. И вот, что напрягало и заставляло задуматься, — польская делегация настаивала на том, чтобы мир был подписан только на десять лет. Это они хотят прийти в себя и вновь начать войну? Но мне нужно больше мирного времени на западном направлении. А что будет через двадцать лет? Россия станет сильнее, если только меня не прибьют.

— Царь Димитрий! — приветствовал меня Сигизмунд.

Не назвал, курва, своим братом. Ну и в бездну таких братьев!

— Король Сигизмунд! — отзеркалил я приветствие.

— Когда-то мы говорили без толмачей, ты же прекрасно говорил на польском языке, даже немного шведский знал. Что изменилось? — с некоторой издевкой спрашивал Сигизмунд.

Волноваться? Переживать, что меня раскрыли и заподозрили во лжи? Царь не настоящий? Чушь! Да кто он такой, чтобы поддевать русского монарха?

— По чести на переговорах говорить на языке победителей, — мокнул я котяру Сигизмунда в прокисшее молоко.

Король насупился, стал тяжело и громко дышать. Я приметил, что швед на польском троне уже несколько раз порывался встать. Видимо, это его привычка такая — переживать и нервничать стоя. Пусть сидит в некомфортных условиях. Он проиграл, это факт. Я могу продолжать войну, если бы не обращал пристального внимания на экономику, словно Кащей не чахнул над златом, то обязательно продолжил войну до полной капитуляции Польши.

— Ты не назвал меня братом, значит ли это, что польская корона отказывается признавать меня русским императором? — жестко спросил я.

— Я здесь, значит… — король замялся.

Я понял причину очередной заминки короля. Он попался в ловушку. Признавать меня правителем это, конечно, вынужденная мера. А признавать титул императора? Подобного Сигизмунду не простят. Польша еще лелеет мечту на имперскость, так что никаких империй, кроме цесарцев, признавать не может, тем более Российскую.

— Я не стребую признания России империей, время к этому еще придет. Но я требую заканчивать уже воевать между собой и начать не вмешиваться с дела друг друга. Неужели у нас нет общих врагов, чтобы продолжать лить христианскую кровь? — говорил я под удивленные взоры собеседника.

Шокировать, говорить то, чего, казалось, от тебя не ждут — один из способов завладеть инициативой в разговоре. А тот, по чьим правилам выстраивается конфигурация переговоров, и диктует условия. Хотя наша встреча — это не более, чем сотрясание воздуха. Все уже согласовано, остается только поставить свою подпись.

— Общий враг? — задумчиво спросил Сигизмунд, а после его тон стал еще более недоверчивым.- Христианскую кровь? Ты — схизматик! Или вспомнил, что крестился в истинной католической церкви?

Мой переводчик вздрогнул. Это был, как я рассчитывал, верный мне человек, мало того, что лично обязанный, так и вся его семья в цепких руках Захария Ляпунова. Нужно было проделать определенную работу для того, чтобы определиться с кандидатурой толмача, который не станет трепаться о то, что именно было сказано на переговорах двух монархов. Знал бы хорошо польский, точно решил бы говорить один на один. Ну или шведский язык, может латынь.

— Я христианин истинной Православной церкви. Пусть у нас много различий, но все мы от Христа. Так что да, ты, наверняка, догадался — против турки хочу союз, — сказал я, а Сигизмунд вымучено улыбнулся.

— Какой я тебе союзник против турки? Южные украины разорены, крепости сожжены, пограблены. Казаков ты под свою руку решил брать. За то воевал, чтобы ослабить своего союзника? — король говорил все более вымученно, тяготясь нашим разговором.

— Мы очертим границы и дальше я никуда лезть не собираюсь. Есть молдоване, отчего тебе с ними не поладить? Чем не замена украиных земель? Тем паче, что я отказываюсь от земель севернее и западнее Винницы. У тебя остается все Подолье, почти вся Волынь, Галичь, Каменец-Подольский, — говорил я и складывалось впечатление, что я уговариваю ребенка отдать одну игрушку, упирая на то, что у него еще остается много других.

— Каменец-Подольский? Вы бы и не взяли эту твердыню! — горделиво сказал Сигизмунд.

— С той всего тысячей триста защитников, с двенадцатью рабочими устарелыми орудиями? Ты бы подготовил крепости к войне, так и сложнее было бы мне побеждать! — ухмыльнулся я, преуменьшая обороноспособность Каменец-Подольска.

Король удивился моей осведомленностью, но постарался не показать вида. На самом же деле, он прав и даже с чуть больше, чем полутора тысячами защитниками, крепость Каменец-Подольска казалась неприступной. Мало того, что она стоит практически на горе, так еще и стены, башни, сложные подходы. Тут либо укладывать штабелями трупы воинов, изматывая обороняющихся нескончаемыми штурмами, либо долго и упорно осаждать и давать возможность противнику время прийти в себя и начать контратаковать. В любом случае, в концепции быстрой войны, а, скорее «принуждении к миру», брать такие крепости — не вариант. Я еще удивлен тому, что получилось взять Вильно.

Но была еще одна причина, почему я запретил идти своим войскам дальше, на Луцк, Львов, Каменец-Подольский. Прежде всего, на последний. Дело в том, что мне нужна активность поляков на южном направлении даже после того, как они лишались части своих украин. Получив по зубам от России, Речь Посполитая не сможет останавливаться в своей вялотекущей, но все же, экспансии. И тут нужно давать соседу окно возможностей.

Еще раньше поляки неплохо стали общаться с молдованами и валахами, которых Османская империя считает своими. Из того куцего послезнания, которое мне доступно, я помнил, что скоро должна была бы начаться польско-турецкая война. Причем масштаб этого противостояния был очень и весьма внушительным. Польша могла бы и рухнуть под нажимом Османской империи. И эта Речь Посполитая может-таки и проиграть туркам. Тогда, в той истории, конфликт начался как раз из-за того, что поляки стали якшаться с молдованами, ну а туркам это не понравилось.

В этом варианте истории Речь Посполитая имеет шансы еще раньше нарваться на войну с османами. Молдавское направление, да еще с нашими заверениями в помощи, обязательно сыграет.