Я тебя люблю, и я тебя тоже нет - Адлер Соня - Страница 26

Мы сидели в сизом дыму, и я сыпала откровениями из последних событий своей непутевой жизни. Танька всегда проявляла какой-то ярый интерес ко всему, что со мной происходило. Я принимала это за особенность ее бабской натуры и охотно удовлетворяла ее любопытство.

Исключительное внимание Танька обратила на упоминание о болезни Брызги. Может, потому что была медиком.

— А что за болезнь?

— Да не знаю. Я не спрашивала.

Танька, пуская дым в потолок, пила меня свои ми карими глазами, ничуть не смущаясь собствен ной беспонтовой любознательностью.

— Ей пить нельзя — это при какой болезни может быть? — поинтересовалась я.

— Ну! При разных. Может, она лечение сейчас принимает — тоже алкоголь нельзя. Ты спроси! А вдруг у нее инфекционное что-нибудь? Ты, что — совсем без головы?

— Да… Ты думаешь…

— Да и вообще! Как можно так бездумно с незнакомым человеком, и сразу — интим?! Сейчас столько заразы! Ты вот не знаешь. Дура ты! — удовлетворенно резюмировала Танька и глотнула из своей бутылки.

— Да ладно тебе. Что бы она мне не сказала, если что?..

— Да ты ее не знаешь совсем! А может, она специально? Эти люди — они же злые, обиженные на всех — для них заразить другого — это удовольствие!

— Перестань, Танька!

— Не перестань! Слушай меня, если сама не соображаешь.

— Все, Танька, хватит! Я не хочу, чтобы ты про нее так говорила!

Танька откинулась на спинку кресла:

— Смотри… Твое здоровье. Может, ты уже и подцепила что-то.

— Ну и плевать! Вылечу.

— Ну, давай. Деньги лишние?

— Ну, все — хватит!.. Ладно, я поговорю с ней.

— Поговори, — Танька хмыкнула. — Потом мне расскажешь, чего она там тебе наплетет.

— Посмотрим… расскажу, если сочту это этичным.

— Ну-ну… — Танька неловко засмеялась и снова принялась за пиво.

А я видела, как испачканы мои мысли.

Под хмелем я потащилась в Сеть. Чуда не пришла.

Брызга позвонила на следующий день. Я домучивала план подвала.

— Привет. — Взволновал меня ее низкий голос.

— Анька! Привет! Ты где?

— Угадай.

— В Кырске?

— Ну да…

— Да ты что!.. — Обрадовалась я. — Как себя чувствуешь-то?

— А никак не чувствую…

— Увидимся?

— А надо?

— Надо!

— Ну, так как мы… встретимся.

— Ты из «Порта» звонишь?

— Да…

— Я могу приехать! Прямо сейчас. Хочешь?

— Хочешь.

— Все — мчусь!

— Ага.

Я ринулась к Машке за ключами. Машка служила секретарем в частной рекламной фирмушке, арендующей у нас помещение под свой офис. Сама Машка была фактурной, даже красивой, девчонкой со взглядом промышляющего охотника. Охотилась она на местных мужиков, в надежде обрести простое бабское счастье, но удача упорно не желала заводить с Машкой дружбу. Себе же квартиру она снимала на деньги очередного кандидата в «жизненную опору», которые менялись с такой скоростью, что это было похоже на балансирование на канате, и вызывало у меня восхищение Машкиным акробатическим искусством.

Ключи Машка дала без лишних вопросов, попросив только освободить территорию к семи вечера.

Каждое мгновение, оттягивающее встречу с Анькой, было мучительным, и я, чуть ли не бросаясь под колеса машин, оккупировала первую же тормознувшую развалюху и через несколько минут была в кафике. Я увидела ее сразу — она, как птенчик, сидела на высоком табурете за стойкой. Уронив подбородок на руки, она безучастно смотрела в глубину бара.

Подлетев к ней, я полуоседлала соседний табурет и прошептала:

— Привет!

Она повернула голову ко мне, и в ее глазах появился свет.

— Драсти, — тихо ответила она низким, чуть хрипловатым голосом.

— Пойдем! — Я соскользнула с табурета, тронув ее за руку; она тоже спрыгнула, и мы вышли из кафика.

До Машкиной квартиры было недалеко, дорога была знакомой, и весь путь я видела только свое счастливо-глупое отражение на ее лице.

Анька, как и в прошлый раз, совершенно не вы давала признаков волнения и, войдя в незнакомую квартиру, стала любезничать с Машкиным котом. Я же, быстро обследовав помещение на предмет его пригодности для любовного свидания, удовлетворенно рухнула в кресло, занявшись наблюдением за Анькиным общением с Маркизом.

Она повернулась ко мне:

— Здесь вода есть?

— Есть, конечно! Попить?

— Запить. Колеса.

— Оппа! Дурные привычки? — Пошутила я.

— Ага, — она поднялась и полезла в свой рюкзак. Я принесла ей кружку с водой и, смотря, как она засыпает в себя горсть таблеток, вспомнила разговор с Танькой. На солнечное настроение предател ски поползла тень.

— Что — паршиво себя чувствуешь?

— Бывает хуже, — она запила таблетки.

— Анька… — я запнулась и отвела взгляд.

Она, держа кружку в руках, выжидательно смотрела на меня:

— Ну?..

Я сунула руки в карманы брюк и снова взглянула на нее:

— Ань, я хочу с тобой поговорить… Сядь.

— О чем?

— Сядь, а?

Она не удивилась, но чуть напряглась и поста вила кружку:

— Хорошее начало, — и подойдя к креслу, села, замолчав.

Не вынимая спрятанных в карманах, рук, я совершила первый круг от окна к двери и обратно, не решаясь начать. Анька молча ждала, но свет в ее глазах исчез.

— Ань, извини… понимаешь, такой разговор… но… мы же почти не знаем другу друга… — я остановилась.

— И?.. — Анька не спускала с меня своих огромных серых глаз.

— Пойми меня правильно… Чем ты болеешь? — Выдохнула я.

Она слабо улыбнулась, но промолчала.

— Аня, ну ты же взрослый человек, должна понять…

— Я понимаю, — наконец прозвучала она.

— Что понимаешь? — Я остановилась.

Но она снова не ответила. Я почувствовала под ступающее раздражение.

— Послушай, Ань, это нормальный разговор! У нас с тобой была близость, и тут выясняется, что ты болеешь… Я же имею право знать — чем?? — Я почувствовала уверенность от собственного праведного гнева. — Ну, что ты молчишь?!

— Не надо кричать, пожалуйста, — тихим, упавшим голосом сказала она.

— Да, извини, — я снова сделала круг по комнате и. остановившись перед ней, увидела боль в ее глазах. — Аня, ты же просто сама можешь не знать… не понимать… ну, что интим с тобой может быть опасен… прости!

— Не опасен.

— Я замерла, не спуская с нее взгляда.

— Ты точно знаешь? — С робкой надеждой в го лосе через паузу спросила я.

— Точно, — так же немногословно сказала она.

Я выдохнула. Вынула руки из карманов. И приблизившись к креслу, опустилась на колени, поло жив руки на подлокотники. Она продолжала смотреть на меня, не меняя выражение глаз.

— Анька… ты прости, а?

Она чуть заметно мотнула головой, и во взгляде появилось что-то новое, что-то, отчего мне захотелось обнять ее. Но не решилась.

— Неужели ты думаешь, что я бы могла так поступить? — Вдруг спросила она. — Если б я была не уверена, что это безопасно для тебя…

— Анька! — Я не выдержала и, резко потянувшись к ней, прижалась к ее хрупкому телу. — Дура я! — Продышала я ей где-то в районе солнечного сплетения, зарывшись лицом в ее нежно пахнувшую майку.

Она мгновенно ответила моему объятию, обхватив руками мою голову и еще крепче прижав к себе.

— Инвалиды нужны? — вдруг тихо спросила она.

— Нужны! — поспешно выпалила я.

Она больше ничего не сказала, и мне тоже не хотелось колыхать воздух словами.

И дальше мы общались прикосновениями. Губ, рук, тел, взглядов, дыханий. Нежно, страстно, узнавая, удивляясь, радуясь и замирая тихо от счастья.

К семи мы оттаранили ключи Машке и завалились в кафе. Быстро разделавшись с ужином, мы занялись пожиранием друг друга — взглядами.

— Анька, обслуга уже, кажись, все просекла про нас!

— Ну и х… с ними! — Она рассмеялась.

Потом мы шатались по городу, дурачась, никого не видя и не в силах разорвать сплетение рук.

— Анька, а как же мне свезло все-таки!

— Нам — свезло!

В десять вечера отходил последний Анькин рейсовый автобус. Я стояла у окна, возле которого сидела Анька, и мы продолжали быть друг с другом, безумно жестикулируя и прожигая автобусное стекло сво им счастьем. Автобус тронулся, удаляя от меня светлое пятно Анькиного лица, я уже не видела ее глаз, но знала, что она смотрит на меня. И знала, что я их скоро увижу совсем близко снова, снова и снова…