Пророчество - Горъ Василий - Страница 27

- Милиция, мать твою! Дочка твоя где, алкаш?

- Ма-а-ая хто? - не обращая никакого внимания ни на руку старлея, ни на остальную компанию вместе взятую, жертва алкогольной зависимости явно впала в ступор. Через пару минут раздумий в глазах мужика промелькнула Мысль, и он радостно огласил мертвую тишину подъезда смачной отрыжкой, после чего, хмыкнув, заявил:

- Нету у меня никакой дочери, па-а-анятно?

- Как это нет? - на миг растерялся Петрушка. - Это квартира Логиновых?

- Ла-а-агиновых… - обрадовался мужик. Только я - не Логии- ик! -нов! Я Коломийцев! Сир… Сергей Си…Семенович, вот!

- А что ты тут делаешь? - Петрушка начал терять нить разговора, и это ему не нравилось.

- Живу я тута! - гордо ответил мужик и зачем-то почесал большим пальцем правой ноги щиколотку левой. - С Олькой и ее дурищей дочкой…

- Дочь где!!! - зарычал Рыжий и вдвинул в квартиру и Петрушку, и выпивоху одновременно.

- А хер ее знает! Шарахается где-то… Нычку жинкину сперла и свалила, сука…

- Дай пройти! - Отодвинув в сторону незадачливого хозяина, Рыжий ворвался в прихожую и начал осмотр квартиры…

За две минуты обшарив всю небольшую "трешку", прихватизировав мимоходом показавшуюся ценной статуэтку и две обнаруженные серебряные ложки, старший лейтенант вернулся в прихожую, задумчиво покусывая губу… Потом смачно сплюнул на пол, присел на корточки около прикорнувшего под вешалкой и пытающегося заснуть алкаша и, чувствительно врезав тому по шее, спросил:

- Номер ее мобилы знаешь? Отлично! Звони… - он протянул пытающемуся привстать с пола мужику трубку со стоящего на тумбочке телефона и, дождавшись, пока тот наберет номер, выхватил ее из рук и прижал к уху:

- Эй ты, овца! Мы тут у тебя в гостях! Через полчаса начнем гладить утюгом твою мать, твою мать! - обрадовавшись удачному каламбурчику, он загоготал, потом прислушался к испуганному ойканью в трубке и добавил:

- Не приедешь в течение часа - найдешь обоих родичей по кускам в разных местах района. Тебе понятно, сука? И только попробуй куда-нибудь позвонить - тебе не жить!!!

Капитан Сидоров плакал. Слезы текли по его лицу, перемешиваясь с копотью, и к моменту срыва с подбородка в короткий полет до поверхности полированного офисного стола становились черными, как ночь… Сломанная в локтевом суставе левая рука, уже уложенная в гипс, нещадно ныла, а ожоги на лице все еще жгли под слоем какой-то лечебной мази. Боль, конечно была терпимой, но обида - обида казалась запредельной! И именно из-за нее когда-то боевой офицер, прошедший горнило Афганистана, сидел перед двумя бутылками паленой водки и надирался, как последняя подзаборная пьянь. А ведь все могло быть не так - план был что надо! Важа, сидящий у него крючке уже полтора года, должен был все сделать правильно! Вино, подготовленное лучшими "специалистами" своего дела, не могло не сработать в принципе! Резо, доведенный до белого каления слитой "дезой", был готов на все. Что произошло в этом паршивом ресторане, он так и не понял: увидев в бинокль, что Кириллов выходит по ступенькам совершенно спокойно, он сначала был уверен, что все прошло по плану. И даже сдуру позвонил Шокальскому… А потом, все пошло наперекосяк: видя, как забегали люди этого долбанного депутата, вынося из помещения замотанные в целлофан тела, он с ужасом понял, что клиент мог и не принять подготовленного "подарка"… Понял, но еще надеялся, что вино выпито, а трупы - лишь результат каких-то внутренних разногласий на переговорах. Либо результат несдержанности горячих кавказцев. Либо что-либо еще… Верить в облом не хотелось, да и профессионализм требовал удостовериться в результате. И он принялся за дело.

Как оказалось, Важа по кличке "Халдей" погиб. Как и его шеф, Резо. Пустая "заряженная" бутылка куда-то пропала, - по крайней мере, обнаружить ее не удалось. А сообщение от одного из оперативников, что господин Кириллов прекрасно себя чувствует у себя на даче, через двое контрольных суток, необходимых для срабатывания яда, расставило все точки над "и": капитан понял, что с докладом начальству он поторопился…

Пословица "Повинну голову меч не сечет", сработала лишь отчасти: голова осталась на месте. Но не совсем здоровой - вспоминать, как Кощей жег ему лицо зажигалкой, было стыдно - мало того, что этот человек вызывал у него панический страх, так теперь к нему добавилось еще и ощущение стыда за проявленную трусость: он даже не попытался защищаться! Ни тогда, когда ухмыляющийся капитан достал свою "Зиппо", ни тогда, когда он ломал его руку! И теперь, сидя на маленькой кухоньке своей холостяцкой квартиры, Сидоров снова и снова переживал свой последний "доклад" генералу, оказавшийся таким неудачным…

Да, шанс исправиться ему дали, но сил заставить себя взяться за работу у него, к сожалению, не было. Как и желания думать в принципе… Хлопнув еще один стакан мутной бурды, капитан утер лицо посудным полотенцем и в голос взвыл от резкой боли: от неуклюжего движения тряпки полопались волдыри. Закусив губу, Сидоров врезал кулаком по столу, снова взвыл от боли в мизинце, смахнул со стола бутылки и, уткнувшись лбом в предплечье здоровой руки, горько зарыдал…

…Во второй палатке, к моему удовольствию, храпело сразу четверо монахов, причем двое спали прямо в латах, с двух сторон вцепившись в один и тот же здоровенный винный кувшин, видимо, и во сне стараясь урвать себе побольше. Аккуратно присев возле ближайшего ко мне Защитника Веры, я левой ладонью резко накрыл ему лицо, а зажатым в правой руке ножом перехватил горло. Негромкий хрип из перерезанной трахеи не побеспокоил никого, а вот фонтан крови залил лицо его соседа. Пришлось шевелиться быстрее: удар ножом в грудь, шаг в сторону, касание ножом шеи второго латника, еще один удар в грудь… - и в палатке за моей спиной осталось четыре бьющихся в конвульсиях тела, еще недавно полных жизни…

Еще через пару минут я более-менее приспособился, и в следующих шести палатках практически не напрягался: Орденцы отходили мирно, без лишних звуков и движений, давая мне возможность не торопиться… Зато в последней палатке мне пришлось попотеть: мало того, что в ней находилось восемь человек, так из них семеро бодрствовало! И я обнажил мечи. Потом подумал, огляделся по сторонам, отошел шагов на десять в сторону, замурлыкал себе под нос какую-то нудную мелодию, и приволакивая ноги, поплелся в сторону интересующей меня палатки. Проходя мимо, я "зацепился" ногой за один из колышков, выбил его из земли, в результате чего край палатки обрушился на землю… Я икнул, ответил матом на мат тех, кого долбануло поперечным брусом и приготовился встретить у входа делегацию по наказанию неловкого сослуживца. Первое же возмущенное тело, выбравшееся на звук моего голоса из многострадальной палатки, потеряло голову… Второе - тоже. С третьим и четвертым пришлось повозиться: порядком причастившиеся захваченным вином воины вывалились из нее одновременно. Но не избежали участи своих предыдущих соратников. Оставшихся четверых я зарубил приблизительно так же, всячески стараясь не дать им заорать…