Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 70

С удивлением и досадой я узнал, что маячное сооружение на крайней западной точке мыса Херсонес, выстроенное когда-то генуэзцами, теперь не работает. Чтобы хоть как-то обозначить опасность, моряки из большого количества обломков сложили нечто вроде искусственной скалы. Это недопустимо: при постоянном увеличении мореплавания в Черном море следовало бы восстановить и содержать еще более высокий и видимый маяк, назначением которого было бы предохранение в темные ночи от крушения суда, плавающие в этом море.

Вице-адмирал пригласил меня на свой «хутор», находящийся в восьми милях от города, в прекрасном месте с обильными источниками. Впрочем, по обстановке хутора был понятно, что адмиралу решительно некогда заниматься хозяйством — запущенный сад из молодых плодовых деревьев, небольшой виноградник, простой деревянный дом, никогда не ведавший женской руки — всё говорило, что здесь живёт человек, одержимый службой. Испробовав с хозяином местного молодого вина, перехожу на разговор о серьёзном деле:

— Фёдор Фёдорович, у меня к вам очень важная просьба. Надо написать новый Морской устав и Сигнальную книгу. Прежний, времён Петра Великого, теперь устарел. Вы — самый успешный наш адмирал, и можете на основах своего опыта наилучшим образом выполнить эту задачу!

— Что же, я готов! — серьёзно произнёс Фёдор Фёдорович.

— Я привёз вам пару английских книг на эту тематику; ознакомьтеся с ними. Там изложены мысли наших потенциальных врагов, и надо нам заранее думать, как им противостоять. Также, имею к вам такое предложение. Сейчас ведутся переговоры о военно-морской базе на Мальте. Будет составлена Средиземноморская эскадра, базирующаяся постоянно на бухту Меллиха. Предлагаю вам возглавить её, и заняться строительством порта и укреплений!

К моему удивлению, Фёдор Фёдорович не выказал особого восторга.

— Ваше Высочество, я готов выполнить любые указания государыни императрицы и Адмиралтейств-коллегии. Но, примите во внимание — работы по Севастопольскому порту ещё далеко не окончены! Разумно ли будет перенаправлять меня на новое строительство, ещё не окончив старого?

— А кого вы можете предложить вместо себя?

Фёдор Фёдорович на мгновение задумался.

— Ваше Высочество, полагаю, с таким делом очень достойно справился бы бригадир Пустошкин!

— Ну что же, ваша рекомендация дорогого стоит. А где я смогу его найти?

— Сейчас он находится в Херсоне, где устраивает канатную фабрику.

— Отлично, я как раз собираюсь туда!

* * *

В Крыму я провел больше двух недель, осматривая прибрежные города и несколько раз поднимаясь в горы. Полуостров сильно нуждался в людях: здесь проживало в несколько раз меньше населения, чем пятнадцать лет назад. Сначала отсюда бежали греки и армяне, притесняемые татарами, затем, после присоединения ханства к России, побежали уже сами татары. Перспективы садоводства, виноградарства, виноделия тут воистину огромны, но надо найти хороших специалистов. Немецкие или французские виноделы были бы тут кстати, как, впрочем, и на Дону.

Большой ошибкой оказалась и бездумная раздача местных земель всем подряд, практиковавшаяся покойным Светлейшим князем. Куча каких-то иностранцев, офицеров, вельмож получила тут целые латифундии, причём все эти земли лежали нетронутыми — никто ими не занимался. В долине Кафы видел я винодельческое предприятие, основанное Потёмкиным и по его смерти зачем-то выкупленное в казну. Теперь оно, совершенно заброшенное, медленно разрушалось. Рядом была заложенная им же шелковичная фабрика, управлявшаяся графом Пармой. Несмотря на огромное жалование, получаемое этим субъектом, в прошлом году тут было выработано только двадцать фунтов шёлка! И со всем этим надо что-то делать…

Будучи в Севастополе, я отправил несколько писем, в том числе и касающихся японской экспедиции Лаксмана. Последняя, достигнув Нагасаки, успешно вернула властям сёгуната несчастного японского капитана Корайю; но в деле установления дипломатических отношений это не особенно нам помогло.

Адаму Лаксману, руководителю русской миссии на Японские острова.

Уважаемый Адам Эрикович! Сердечно рад дошедшей до меня вести, что корабли наши «Предестинация» и «Надежда» успешно достигли японского архипелага. То, что трудно идут переговоры с сёгуном, не вызывает никоего удивления; ведь страна сия известна своею всегдашнею закрытостью. Ваша договорённость о торговли через порт Нагасаки, позволяющая нам присылать один корабль в год, представляется недостаточною. Мы могли бы сбывать в этой стране в больших количествах китовое мясо, до коего туземцы большие охотники, а взамен закупать просо и рис для поселений наших на Аляске.

Попробуйте условиться хотя бы на один корабль в два месяца, и на возможность захода в порты для починки такелажа. Для побуждения местных властей к сердечному с нами сближению полагаю полезным издалека представить им, каковы могут быть последствия несогласия с такою державою, как наша. Для этого даю полномочия генерал-губернатору Дею выстроить нашу крепость с гарнизоном на северной оконечности острова Хоккайдо, напротив устроенной на острове Кунашир крепости Воскресения, и принятия под своё покровительство местных племён айнов. Также, полезным считаю устройство наших крепостей на островах Цусима и Окинава, для чего следует провести картографические исследования.

При заявлении сёгунатом протеста против таких действий следует указать, что Российская держава полагает своими те земли, на которых она присутствует вооружённою силою и хозяйственным попечением, а не просто декларирует их своими. В противном же случае можно заявить свои права хоть на Луну! Раз Япония, находясь так близко от северного Хоккайдо, по сю пору не вступила в его фактическое владение, следовательно, эти земли ей в действительности не требуются, или же недоступны ей, как Луна.

Полагаю, после появления наших укреплений в непосредственной близости от своих границ японцы проявят больше интереса к переговорам с нами. Впрочем, позиции на Хоккайдо и Окинаве нужны нам более как козыри для негоциации, и могут быть уступлены при компенсации затрат на возведение укреплений; что же касается островов Цусимы и южных курильских, то их следует закрепить за нами.

В укреплениях надобно приманить местных торговцев, дабы поставляли нам съестные припасы хотя бы и контрабандою. Тем самым мы снабдим и сами гарнизоны, и промыслы на Аляске.

А л е к с а н д р.

Дано в Севастополе, 26 июня 1795 года.

Как ни хорошо было в Крыму в это время, но надобно было двигаться дальше. Особенно пугала меня крымская перемежающаяся лихорадка, от которой Александр Павлович и скончался в Таганроге в 1825 году. Зараза эта возникает летом и особенно опасна осенью. А кроме того, императрица, уведомленная о моем нахождении в Крыму, могла вызвать меня срочной депешей в Петербург в рамках своих матримониальных планов. Ослушаться её прямого распоряжения… ну, не то чтобы совсем нельзя, но ооочень чревато. Поэтому, не дожидаясь перитонитов, мы с Лепёхиным, Бибиковым и Волховским вернулись на фрегат «Поспешный», и с попутным ветром взяли курс на Хаджибей.

Благодаря свежему осту плавание наше продолжалось всего полтора дня. Вскоре мы увидели древнюю крепость Хаджибей, бухту, и производившиеся работы. Осип де Рибас уже год занимался возведением мола и обустройством причальных стенок;, и «Поспешный» умело причалил к одной из них.

Появление наше оказалось «как снег на голову». Де-Рибаса на стройке не было, он приехал из своего поместья лишь через несколько часов. За это время я многое узнал о ходе строительства, и, надо сказать, услышанное мне не понравилось.

Похоже, я краем глаза задел страшные злоупотребления, имевшие место при строительстве порта. Порт строили в основном силами армейских частей, и с начала года убыль умершими от болезней составила четверть наличного состава; в числе прочего, вымерла одна команда целиком! Де-Рибас наживался страшно: и на краже пайков умерших солдат, и на завышении объемов работ, и на закупке скверного провианта. Выделенная на питание мука оказалась с червями и песком, крупа затхлая, а более ничего не выдавалось. Работы велись круглый год, без внимания к погоде. Очень большие болезни причинялись зимою из-за плохого отопления бараков, где люди не могли даже просушить одежду, неминуемо намокающую от солёных брызг моря.