Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 42

Давным-давно смотрел я какую-то передачу, где рассказывалось о возможностях и особенностях гипнотических состояний. И, в частности, говорилось и о том, что хороший гипнотизёр может извлечь из мозга пациента такие сведения, которые тот считает давно уже забытыми. Механизм, как я понял, таков: информация, ушедшая из сознания, сохраняется, однако же, в подсознании, и может быть специальными приёмами извлечена на сеансе гипноза.

Конечно, первым делом начал я выяснять, как тут обстоит дело с гипнотизёрами. Выяснилась печальная истина: никаких гипнотизёров тут нет, как и самого этого термина! Имеется в наличии некий месье Месмер, изображающий что-то подобное, но увы, данный субъект давно и прочно несёт на челе клеймо шарлатана.

Я уже было отчаялся, когда получил от графа Орлова сведения о некоем маркизе Пюисегюре (вот же обозвал человека проклятый монархизм), основателе течения «животного магнетизма». Оказалось, этот господин, даром что ученик Месмера, стоит к реальному применению гипноза много ближе этого проходимца! По крайней мере, своего слугу он неоднократно и успешно помещал в это состояние и подробно изучил, что при этом с ним происходит.

После революции маркиз, как положено людям его титула, оказался в тюрьме. Я подсказал графу Орлову поискать способы достать маркиза оттуда, и назвал одну фамилию: «Видок». Этот юный парижский бандит оказался мастером тайных операций, и вскоре, где подкупом, где обманом, а где и прямым и грубым вскрытием тюремных оков интересующие меня люди стали один за другим попадать сначала в секретную штаб-квартиру моей личной спецслужбы, а затем появляться в Петербурге. Вкупе с обширными знакомствами «бывших» иезуитов это дало очень плодотворные результаты…

И вот мосье Аман-Мари-Жак де Шастне, маркиз де Пюисегюр, один из основоположников магнетизма, прямиком из самого Парижу, находится теперь в моём кабинете!

После традиционных любезностей, благодарностей за спасение маркизовой шеи от близкого знакомства с детищем мэтра Гильотена, и судорожного поиска общих знакомых, потихоньку подвожу его к сфере профессионального интереса:

— Расскажите, маркиз, каких успехов достигли вы в деле исследования сомнамбулизма, и, особенно, чем ваш метод отличается от практик мосье Месмера?

Маркиз к тому времени немного освоился, и отвечал мне уже вполне внятно:

— Мосье Месмер сделал многое для раскрытия тайны магнетизации, но в то же время он был на неверном пути, считая, что своею личностью источает какие-то там «магнетические флюиды». Это не так! Не в гипнотизёре тайна сомнамбулического погружения, а в магнетизируемом! И суть метода — внушение, для чего нужно полное доверие пациента. Я начал практиковаться на своём слуге, очень внушаемом парне, и достиг существенных результатов!

— А бывало в ваших опытах, что этот ваш Виктор, погружённый в сомнамбулическое состояние, вдруг начинал показывать знания, которыми он не обладал, будучи в сознании?

Аман-Мари в задумчивости закатил глаза.

— Иногда такое бывало. Его личность вообще очень сильно менялась после погружения в этот сон, и, бывало, он меня удивлял неожиданной мыслью или мнением…

— Меня интересует более акцентированный вопрос: сведения, которые субъект когда-то получил, но впоследствии позабыл или думает, что забыл. В случае вашего Виктора это может быть что-то из детства; а вот в моём случае… всё сложнее.

Маркиз понимающе поднял брови.

— Ваше высочество хочет добыть некие сокровенные воспоминания из глубин своей памяти?

— Именно. Вы попали в самую точку. Причём, подозреваю, что воспоминания эти будут облечены в особую форму — они содержатся в виде жизненного опыта другой, воображаемой личности, проживавшей в ином, опять же, прошу заметить, воображаемом мире.

— Да, эффект раздвоения личности — это первое, что я обнаружил в своих опытах со слугою!

— Давайте попробуем!

Маркиз усадил меня в удобное кресло и попросил ослабить узел галстука.

— Ваше Высочество, смотрите на мою ладонь… смотрите… и расслабляйте сознание. Оставьте свои тревоги, забудьте невзгоды и страхи, всё это суета и тлен. Освободите сознание от груза забот, отдохните, будто вдруг вышли вы на широкий, залитый солнцем луг, и вокруг лишь цветы и танцующие люди! Отдохните… спите! Спите же!

* * *

— Проснитесь!

Очнувшись, я не сразу вспомнил, где я и кто я. Лицо человека передо мною постепенно всплывало в памяти, и через несколько секунд я осознал: это — маркиз Пиюсегюр, гипнотизёр; я — Александр Павлович Романов, цесаревич, и у нас только что состоялся… успешно состоялся сеанс гипноза.

— Что-нибудь удалось узнать, маркиз?

— Да, всё получилось. Это удивительно! Я уже и ранее наблюдал у своего слуги, Виктора, элементы раздвоения сознания — в состоянии сомнамбулизма он становился совершенно другим человеком… Но у вас всё ещё сложнее — такое ощущение, что вы имеете не просто иное сознание, но и личность, прожившую уже целую жизнь. Вы учились в школе, где получали многие знания, таинственные и глубокие; вы общались с другими людьми, у вас были родители, супруга…

— Я всё понимаю. Да, вы правы, эта сторона моей личности весьма своеобразна…

— … и при этом вы не знали ни слова по-французски. А это значит, я не могу задать этой вашей личности никаких вопросов — находясь в сомнамбулическом состоянии, вы их просто не поймёте! Кроме того, я не знаю, о чём вас расспрашивать: но мне надо хотя бы иметь список вопросов, которые надобно вам задать. Я не знаком с научными сферами, знания из которых так вас интересуют!

Вот тут я оказался в ступоре. А ведь действительно! Тот «я», двенадцатилетний школьник, прекрасно знавший и физику, и термодинамику, и основы электротехники, не знал ни слова по-французски…. Вот же чёрт!

— Так, маркиз, а что если сделать так: вы вводите меня в сомнамбулический сон, а кто-то другой по-русски задаёт мне вопросы?

Маркиз кивнул.

— Да, ваше высочество, это возможно!

— Значит, так и сделаем. Вы отработайте методики на вашем слуге, а я пока займусь поиском подходящих кандидатур.

Так-так, что же это получается? Похоже, мне надобен некий «научный секретарь, который мог бы ассистировать маркизу во время сеансов гипноза, помогая ему выуживать нужные сведения. Сам маркиз, увы. разбирается только в своём этом 'животном магнетизме, да и то больше 'по наитию», чем на каких-то твёрдых научных основаниях.

А кто у нас по науке? А по науке у нас графиня Дашкова. И я напросился на встречу с «Екатериной Малой». И по некоторым причинам я хотел встретиться с нею за пределами дворца.

Парк «Екатерингоф» — привычное место прогулок горожан на юге Петербурга. Здесь, на просторных аллеях, я встретился с Екатериной Романовной. Несмотря на позднее время, было ещё светло; знаменитые «белые ночи» были в разгаре, и на аллеях ещё попадались прогуливающиеся парочки. Осадив Аргамака у кабриолета графини, я сел рядом, привязав коня к экипажу, и без обиняков взялся за дело:

— Екатерина Романовна, нужно мне несколько учёных, способных содействовать моим исследованиям. Они должны быть из разных сфер, и притом изрядно знать французский язык!

Графиня Дашкова, сильно постаревшая за последние годы, услышав о делах науки, сразу оживилась.

— Извольте. Вот у меня есть прекрасный кандидат: Василий Владимирович Петров. Не так давно приехал из Барнаула, читает сейчас лекции в Инженерном училище. По химии и минералогии могу порекомендовать Василия Михайловича Севергина — после смерти Ломоносова это первейший наш специалист!

— Отлично, непременно встречусь с этими людьми и обоих испытаю в деле. А теперь другой вопрос: как вы относитесь, например, к Алессандро Вольта или Антуану Лавуазье?

— Прекрасно отношусь; Это знаменитейшие, прославленные на весь свет парижские учёные. Надеюсь у них всё благополучно, и гильотина не доберётся до их светлых голов!

— А что если я скажу вам, что господин Лавуазье уже находится в Петербурге, а господин Вольта скоро будет здесь?