Икона - Форсайт Фредерик - Страница 14

Женщина спала на двуспальной кровати со своим шестилетним сыном в одной из комнат. Ребёнок проснулся и начал хныкать, а затем, когда кровать перевернули, чтобы убедиться, что под ней никто не прячется, громко заплакал. Открыли и обыскали два жалких фанерных шкафа.

В соседней комнате дочь Зайцева беспомощно показала на стоящую у стены раскладушку, на которой обычно спал её отец, и объяснила, что её муж уже два дня как уехал в Минск. Разрыдавшись (ребёнок последовал её примеру), она сообщила, что отец накануне не вернулся утром с работы. Она беспокоилась, но не заявила о его исчезновении. Подумала — может быть, заснул где-нибудь на скамейке в парке.

Оказалось достаточно десяти минут, чтобы убедиться, что в квартире никто не прячется. Гришину было ясно, что женщина слишком напугана и к тому же глупа, чтобы лгать. Через полчаса они уехали.

Гришин приказал не возвращаться в центр Москвы, а ехать за город, где в лагере, в сорока километрах от Москвы, держали Акопова. И до утра он сам допрашивал несчастного секретаря. Перед рассветом тот, рыдая, признался, что мог оставить этот важный документ на столе. Такого с ним никогда не случалось. Он никак не мог понять, как он забыл запереть его в сейфе. Акопов молил о прощении. Гришин кивал и похлопывал его по спине.

Выйдя из казармы, он подозвал одного из своих самых верных помощников.

— День будет душным и жарким. Наш друг сильно расстроен. Думаю, купание на восходе солнца ему не повредит. — И поехал обратно в город.

Если роковая папка осталась на столе Акопова, рассуждал Гришин, то её мог по ошибке выбросить уборщик. Или взять с собой. Первое не подходит. Мусор из штаб-квартиры партии всегда сохраняется несколько дней, до тех пор пока его не сожгут при свидетелях. Бумаги из мусора за прошлый вечер тщательно перебрали, лист за листом. Ничего. Итак, унёс с собой уборщик. Почему полуграмотный старик сделал это, зачем ему могла понадобиться эта папка, Гришин не мог себе представить. Только старик может это объяснить. И он объяснит.

Прежде чем нормальные люди сели завтракать, он отправил своих людей, всех в штатской одежде, на улицы Москвы на поиски старика в потёртой солдатской шинели. У него не нашлось фотографии, но словесный портрет был подробным и точным.

Однако задача оказалась непростой даже для сыщиков полковника Гришина. Если, как подозревал Гришин, Зайцев теперь живёт на улице, придётся проверять каждого бродягу, которых великое множество. Но лишь у одного из них три стальных зуба и папка в чёрном переплёте. И он, и папка нужны немедленно. Озадаченные, но послушные гвардейцы, несмотря на жаркий день, тщательно прочёсывали Москву.

Джейсон Монк встал из-за стола, потянулся и решил спуститься в буфет. Месяц назад, когда он вернулся из Найроби, ему сообщили, что его служебные донесения оценены как хорошие, а в некоторых случаях — как в высшей степени хорошие. Повышение по службе рассматривается, а начальник африканского отдела доволен, но сожалеет, что потеряет его.

По прибытии Монк узнал, что записан на курс испанского языка, который начнётся сразу после рождественских каникул. Испанский будет его третьим языком, но он откроет перед Монком двери латиноамериканского отдела.

Южная Америка представляла собой обширную территорию, имеющую большое значение не только потому, что находилась по соседству и под влиянием США, как предписывала «доктрина Монро», но и потому, что являлась наипервейшей целью советского блока, который нацелился на неё как на плацдарм для восстаний, подрывной деятельности и коммунистической революции. КГБ проводил большую операцию к югу от Рио-Гранде, которую ЦРУ решительно намеревалось пресечь. В тридцать три года для Монка Южная Америка была хорошей ступенькой в его карьере.

Он помешивал кофе, когда почувствовал, что кто-то остановился у его столика.

— Великолепный загар, — произнёс голос.

Монк поднял глаза. Он узнал человека, который, улыбаясь, смотрел на него. Он поднялся, но человек жестом удержал его — милость аристократа к простолюдину.

Монк удивился. Он знал, что заговоривший с ним был одним из главных людей в оперативном управлении, потому что кто-то показал на него Монку в коридоре как на вновь назначенного начальника советского отдела группы контрразведки в советско-восточноевропейском отделении. Что поразило Монка, так это его невзрачная внешность. Они были почти одного роста, на два дюйма ниже шести футов, но человек, подошедший к Монку, будучи старше всего на девять лет, выглядел очень плохо. Монк заметил сальные, зализанные назад волосы, густые усы, закрывающие верхнюю губу слабого, тщеславного рта, совиные близорукие глаза.

— Три года в Кении, — сказал Монк, чтобы объяснить свой загар.

— Снова в продуваемый ветрами Вашингтон, а? — произнёс человек.

Внутренняя антенна Монка улавливала недобрые флюиды. В глазах собеседника таилась насмешка. Казалось, они говорили: «А я намного умнее тебя. Я и в самом деле очень умный».

— Да, сэр, — ответил Монк.

К нему протянулась рука с потемневшими от никотина пальцами. Монк заметил это, а также красные прожилки на кончике носа, что часто выдаёт большого пьяницу. Он встал и одарил собеседника улыбкой, которую девушки из машбюро называли между собой «сумасшедшей».

— А вы, должно быть… — начал человек.

— Монк. Джейсон Монк.

— Приятно познакомиться, Джейсон. Я — Олдрич Эймс.

Обычно сотрудники посольства не работали в субботу, тем более в жаркий летний день, когда могли бы провести уик-энд за городом, но смерть Президента России создала кучу лишней работы, и пришлось потрудиться в выходной.

Если бы машина Хьюго Грея завелась в то утро, многие люди, умершие вскоре, остались бы живы, а мир пошёл бы другой дорогой. Но свечи зажигания подчиняются своим законам. После отчаянных попыток завести мотор Грей побежал за подъезжавшим к барьеру красным «ровером» и постучал по стеклу. Селия Стоун распахнула дверцу.

Он сел рядом, машина выехала на Кутузовский проспект и направилась мимо гостиницы «Украина» в сторону Арбата и Кремля. На полу под ногами у него что-то зашуршало. Он нагнулся и опустил руку.

— Твой договор на акции «Известий»? — спросил он.

Она скосила глаза и узнала папку, которую он держал в руках.

— О Господи, я собиралась выбросить её вчера. Какой-то сумасшедший старик бросил её в машину. Напугал меня до смерти.

— Ещё одно прошение, — заметил Грей. — Конца им нет. Обычно просят визу, конечно. — Он раскрыл чёрную обложку и посмотрел на титульный лист. — Нет, это больше о политике.

— Прекрасно. Я — мистер Псих, а вот мой план спасения мира. Просто передайте его послу.

— Он так сказал? «Передайте его послу»?

— Ага, так, и ещё — «спасибо за пиво».

— Какое пиво?

— Откуда я знаю? Это был псих.

Грей прочитал первую страницу и перелистал ещё несколько. Он становился все серьёзнее.

— Это политика, — сказал он. — Своего рода манифест.

— Ты его хочешь — ты его имеешь, — сказала Селия.

Позади остался Александровский сад, и они повернули на Большой Каменный мост.

Хьюго Грей собирался бегло просмотреть неожиданный подарок и затем спокойно выбросить его в мусорную корзину. Но, прочитав десяток страниц, Грей решил попросить о встрече с начальником отделения — проницательным шотландцем с острым умом.

Кабинет начальника ежедневно проверялся на наличие «жучков», но действительно секретные совещания проводились всегда в «пузыре». Это странное сооружение представляло собой помещение для совещаний, подвешенное на прочных балках таким образом, что его со всех сторон окружало пустое пространство. Регулярно проверяемый внутри и снаружи, «пузырь» считался недосягаемым для вражеской разведки. Грей не чувствовал достаточной уверенности, чтобы просить о встрече в «пузыре».