Исцеление огнем - Михайловский Александр - Страница 5

– А почему, товарищ Серегин вы все это говорите мне, а не товарищу Сталину? – пряча улыбку в усы, спросил Фрунзе, которому явно понравилась моя программа.

– А потому, товарищ Фрунзе, что товарищ Сталин все это знает, поскольку регулярно повышает в моих владениях свою квалификацию, – ответил я. – А вам я это говорю потому, что вы человек тоже не простой. Именно вы – один из будущих непосредственных соратников, можно сказать, правая рука Отца Народов, первый и лет на тридцать несменяемый наркомвоенмор Советского Союза. Это вам на руинах былого величия с нуля предстоит построить новую Красную Армию и довести ее до такого уровня боеспособности, чтобы, как я уже говорил, ни одна буржуазная тварь не посмела косо смотреть на нашу страну. А для этого нужны самая лучшая промышленность и наука, лучшие инженеры, конструкторы и рабочие, лучший командный состав, лучшие врачи и, самое главное, лучшие учителя, потому что именно они есть основа основ, на которой стоит мир. И все это вам придется проделать без подсказок со стороны, в режиме полностью самостоятельного полета, потому что не исключено, что к тому времени, когда вы выйдете на это этап, у меня и у самого забот будет полон рот на таких высоких уровнях Мироздания, что вам их будет сложно даже представить. Кстати, давайте вылезать, мы уже приехали. Остановка «Воронцовский дворец», конечная, автобус дальше не идет.

Когда мы с Фрунзе, Махно и мадмуазель Никифоровой выбрались из своего командирского БТРа, непосредственные окрестности дворца уже находились под контролем бойцов командира разведывательного эскадрона капитана Кузьмина. Это они сейчас в своем зимнем камуфляже расхаживают среди двух десятков бесчувственных тел в поношенной и неаккуратной форме старой армии без знаков различия, в художественном беспорядке валяющихся меж двух трехдюймовых орудий, скорчившись в позе эмбриона.

– Что это с ними, товарищ командующий? – спрашивает меня комэск, имея в виду находящихся без сознания подельников гражданина Муравьева.

– Депрессия у них, товарищ капитан, – сказал я, – часа на три, а может, и на четыре…

– Но как же такое может быть? – удивился Кузьмин. – Депрессия – это болезнь обычно барская, и страдают ей существа, тонкокожие до прозрачности, а тут такие отожранные хари простецкого происхождения, что на них можно пахать как на конях…

Действительно, муравьёвские боевики, несмотря на свой неаккуратный и потрепанный внешний вид, выглядели людьми упитанными и толстощекими. Было видно, что именно эти приближенные к главарю как минимум месяц-два ели сытно и пили пьяно, а Истинный Взгляд подсказывал, что они не испытывали недостатка и в женском обществе, не всегда добровольном. Будь здесь сейчас Кобра, эти бабуины не избежали бы немедленной травматической ампутации мужских причиндалов, с последующим развешиванием на фонарях… Ну а я спешить не буду – сперва разберусь, кто есть кто, и только потом повешу самых виновных, не устраивая цирковых представлений.

– Это, товарищ капитан, – сказал я, – не обычная депрессия, которой и в самом деле, как правило, страдают люди, которым нечего делать. Человеку, занятому производительным трудом, или бойцу на войне обычно не до депрессий. Эта депрессия искусственная, вызванная особой разновидностью оружия, которое применяется, когда противника обязательно надо брать живым или он угрожает убийством ни в чем не причастным гражданским, так что нужно сперва обездвижить всех, а потом отделять мух от котлет. На вашей войне я применил такое вооружение под Брестом, причем на самой минимальной мощности, после чего сделал подарок товарищу Сталину, заставив десять тысяч белокурых бестий голышом пробежаться по утренней Москве. В связи со всем вышеизложенным всех вражеских боевиков в окрестностях объекта и внутри него следует разоружить, связать, а находящихся под открытым небом занести в помещение. И только потом, когда эта публика придет в себя, мы будем разбираться, кто из них идейный сторонник эсеровщины, кого в эту банду прибило волной случайных обстоятельств, а кто банальный криминальный элемент, который пошел к Муравьёву ради того, чтобы грабить и насиловать. А потом каждому выйдет его персональное наказание…

– Все понятно, товарищ командующий, – козырнул капитан Кузьмин и отошел в сторону отдать указания своим бойцам, которые также с интересом прислушивались к этой политинформации – частью ушами, как обыкновенные люди, а частью на волне Воинского Единства.

Кстати, сам товарищ Кузьмин – преинтереснейший человек. В возрасте за сорок, плотно сбитый, будто круто замешанный ком глины, этот командир происходил из рядов старых буденновских кадров. Во время Гражданской войны он изрядно погусарствовавал в Первой конной армии, сначала рядовым бойцом, а потом и взводным командиром. В двадцать пятом году, перед демобилизацией, достиг должности командира эскадрона, что стало вершиной его карьеры. Потом пятнадцать лет трудился прорабом различных на стройках социализма. В сороковом году, когда военная гроза была уже на носу, Игоря Ильича призвали из запаса, аттестовали на капитана и послали на укрепления кадров кавалерии, в самую что ни на есть первую линию, в шестой казачий кавкорпус имени Сталина, опять же командиром эскадрона. На Отечественной войне с первого дня. Под немецкими бомбами участвовал в контрударе на Гродно. Потом, на третий день войны, случился приказ генерала армии Павлова войскам в Белостокском выступе с максимально возможной скоростью драпать в сторону Минска, за которым тут же последовало распоряжение командующего кавкорпусом генерал-майора Никитина распустить подчиненное ему соединение на мелкие группы, с советом каждому спасаться по способности. И тогда капитан Кузьмин, используя опыт командира времен Гражданской войны, принялся выводить остатки своего эскадрона к фронту. Но десятого июля, после двухнедельных мытарств по вражеским тылам, наш герой и три десятка его бойцов встретили в окрестностях Слуцка моих кавалеристок, вычесывавших германские тылы в поисках таких вот бедолаг-окруженцев.

Призыв товарищ Кузьмин услышал уже на второй день пребывания в Тридесятом царстве, и теперь, как и у всех моих Верных, его шашка ночью или в сумерках испускает едва заметный бело-голубой жемчужный свет. И еще одна немаловажная деталь: костяк нынешнего эскадрона – это его прежние бойцы, все те, с кем он выходил из окружения. Несмотря на то, что должность командира эскадрона является его служебным потолком, на своем уровне он будет незаменим, а следовательно, входит в состав того самого кадрового скелета, без которого не может существовать ни одна организационная структура. Надо будет потом поговорить и с товарищем Сталиным и с товарищем Фрунзе и с товарищем Брежневым о системе статусов, обозначающих рост уровня авторитета тех командиров и начальников, коих нет никакого смысла повышать в звании и должности. Тоже очень важное и нужное дело.

Гражданина Муравьёва мы нашли на втором этаже, в комнате с выступающим в сторону Приморской улицы выступом-эркером[1]. В момент, когда «Каракурт» ударил депрессионным излучением, он явно стоял у окна и разглядывал в бинокль мой авангард.

А рядом с главным авантюристом неожиданно обнаружилось знакомое лицо… Конечно же, это гражданин Карелин, собственной персоной. Ну что же, посмотрим, что данный исторический персонаж запоет, когда придет в себя. Предупреждал ведь я его не маяться дурью, и все оказалось не впрок. Теперь пусть пеняет на себя, ибо ни Бригитта Бергман, ни я не будем иметь к нему никакой жалости. А вот Дзержинскому и его людям работу по расследованию деятельности этого персонажа доверять ни в коем случае нельзя. К выходцам из дворянского сословия чекисты преувеличенно жестоки: в Основном Потоке Николая Гумилева расстреляли почти ни за что, как и многих офицеров, генералов и адмиралов. Зато по отношению к классово близким борцам с самодержавием, вместе с которыми будущие сотрудники Дзержинского не столь давно чалились по тюрьмам и каторгам, проявлялась такая же преувеличенная мягкость, что позволяло уходить от возмездия самым опасным врагам.