Баллада о неудачниках (СИ) - Стешенко Юлия - Страница 42

Мне следовало задать кое-кому вопросы. Очень, очень много вопросов. Осталось только выяснить, кому.

— Синяк? — неосознанным жестом Вилл вскинула руку к лицу. — На дверь налетела в темноте.

Ага. Все так говорят. На дверь налетела, о полку ударилась, воротом колодца зацепило.

— И как зовут эту дверь?

— Что? Марк, ты серьезно? — удивительно натурально изумились Вилл. — Ты правда думаешь, что кто-то мне подбил глаз?

Ну да. Например, тот, кому ты улыбалась. Если твоя полураздетая женщина улыбается другому мужчине, а потом срывается прочь только потому, что он ее куда-то позвал… Ревность — поганая штука. Пожалуй, я мог бы этого парня понять. В какой-нибудь другой ситуации. С какой-нибудь другой женщиной. Но не с Вилл.

— У тебя не было синяка. Мы поговорили. У тебя появился синяк.

— Потому что я налетела на дверь! Схватила сумку, погасила свет и нахрен забыла, что дверь нараспашку. Бдымс! Господи, Марк, ну я же боевой маг! Ты серьезно думаешь, что мне можно вот так вот просто зарядить в глаз?

Я протянул руку и легонько хлопнул Вилл по щеке.

— Ты чего?

— Да. Можно.

Любого можно ударить — если он не ждет удара. Я бы за такое руки отрубал.

— Меня не били, честно слово.

— Точно?

— Точно. Знаешь, я не тот человек, который позволяет себя бить.

Я хлопнул ее по щеке еще раз. Вилл стукнула меня по лбу.

— Понял?

— Нет. Ты позволяешь себя бить.

Вилл стукнула меня снова, чуть сильнее.

— И что? Я все равно тебя два раза ударил.

— Эх ты, Галахад… — Вилл потрепала меня по волосам и убрала руку. — Теперь, когда мы выяснили трагическую историю моего фингала, может, расскажешь, какого дьявола ты в лоб штурмовал этот кретинский овин, а не поджег его к херам?

— Сеновал.

— Да похер.

Ну… В целом да. Похер.

— Откуда же я знал, что там засада.

— И правда. Откуда же ты знал? Да, шериф сливает информацию Малиновке, передавая ему твои планы. Разве можно предположить, что эта твоя гениальная операция тоже уйдет в народ?

— Я не рассказывал Паттишаллу про свои планы.

— И не надо было рассказывать! — внезапно рявкнула Вилл, и я подпрыгнул на своем ложе скорби. — Твои бойцы знали, что следят за Малюткой Джонни? Знали! Как думаешь, сколько времени эта информация до Паттишалла шла? Десять минут или пятнадцать?! А как быстро от Паттишалла она дошла до Джонни?!

— Не ори. Я понял.

— Что не ори? Что не ори?! Ты себе чуть похороны не организовал, и я не должна орать?!

— Я просто об этом не подумал. В следующий раз…

— В следующий?! Одного раза тебе что, мало было?! Повторить решил?!

— Это моя работа! Я же тебе не запрещаю к драконам в пасти соваться! — не выдержал наконец я.

Осекшись на вдохе, Вилл замолчала и устало потерла лицо.

— Справедливо. Но я хотя бы осознавала степень риска. Ты можешь то же самое сказать о себе?

О господи, ну конечно я!.. не мог. Не мог я этого сказать. Потому что в хитросплетениях интриг и доносов понимаю меньше, чем в искусстве стихосложения. Зарифмовать «Каллиопа» и «жопа» я могу. А сплести хотя бы простенькую интригу — нет.

Я из тех, кто сражается мечом, а не словами.

Не надо было ломиться в двери. Окружить сеновал, поджечь — и стрелять по всем, кто будет выбегать из огня. Вилл была права. Сделать нужно было именно так.

Вилл, пристально глядя мне в лицо, ждала ответа.

— У тебя апельсины по полу раскатились, — сказал я.

— Как ты изящно поменял тему, — фыркнула Вилл. Наклонившись, она поманила пальцем, и оранжевый шар, выкатившийся из-за сундука, прыгнул точно в ладонь. — Это тебе. Держи.

— Рехнулась? — вылупился я на апельсин. — Они же дорогущие!

Сколько сейчас стоят апельсины? Дороже коня — или все-таки немного дешевле?

— Не у нас, — Вилл вложила мне в руку неожиданно тяжелый плод. Апельсин был прохладным и шершавым, бугристая корочка на нем почему-то казалась маслянистой на ощупь.

С ума сойти. Никогда не держал в руках настоящий апельсин! Слышал, что сок у них горький, но удивительно благовонный, а корочка придает необычайный аромат пирогам и мясу…

Не успел я свыкнуться с мыслью, что сейчас буду вкушать королевский фрукт, как Вилл выдернула апельсин из моей руки.

— Нет, погоди! Возьми лучше это!

Разодрав на клочки пеструю обертку, она подсунула мне нечто длинное и коричневое.

— Ты шутишь?

По форме и цвету новое угощение напоминало собачье дерьмо.

— Да ладно тебе. Это вкуснее апельсина!

— Спасибо. Я не голоден, — вежливо ответил я, осторожно отползая к стене.

— Это вкуснее, чем сахарный сироп, — коварно сменила аргументы Вилл. — Попробуй!

И снова сунула мне под нос коричневую мерзость.

Господи, помилуй меня.

Я посмотрел на Вилл. Посмотрел на мерзость. Снова посмотрел на Вилл.

Человек примчался ко мне по первому зову. Ушел с праздника, всю ночь не спал, доставал лекарства и апельсины… И эту вот дрянь. Вез в гребаный, мать его, Нортгемптон. Торопился. Старался.

Ладно. Черт с ним. Была не была. Как-нибудь да переварится.

Глубоко вдохнув, я откусил маленький кусочек. Вилл таращилась на меня в предвкушении. Окаменев мышцами лица, чтобы не скривиться от омерзения, я медленно начал жевать.

Твою мать!

Оно вкусное!

Вкусное!

Вот эта вот липкая коричневая дрянь была лучше сахарного сиропа, и лучше карамели, и яблок в меду.

— Ага! А я говорила! Я говорила! — торжествующе завопила Вилл, подпрыгнув от возбуждения. — Вот, держи.

Она сунула мне остаток палочки в руку, схватила сумку — и на кровать пролился рог изобилия.

— Вот, держи еще! Это тоже батончики. А это шоколад — почти такое же, но без начинки. Фруктовые тянучки. Апельсины — ну, апельсины ты знаешь, фиг с ними. Тут — печенье. Тебе понравится, сладкое, аж задница слипается, специально выбирала. Нож. У вас тут ужасное железо, это кошмар какой-то. Вот, посмотри. Я выбирала по длине как твой кинжал, и лезвие поуже. Фляга. Ваши бурдюки — это ужас. Аккуратнее с флягой, там бренди, не пей! Ты на антибиотиках, тебе нельзя, сюда дай, потом! Это что? А, орешки в шоколаде. Тоже вкусно. Это… не помню. Попробуешь — скажешь. О! Банан! Как его не сплющило? Банан сразу съешь, он быстро портится, только кожуру сними, это легко, просто вниз потянуть. Тебе почистить? Хочешь? Давай!

Вилл тарахтела, забрасывая меня пестрой ерундой — какими-то лакомствами в ярких обертках, странными плодами, я ничерта не понимал и запутался в названиях почти сразу, просто лежал, и молча слушал, и смотрел. Я не знал, что сказать. Не знал. Это же даже не гребаное, мать его, Рождество.

Сколько это стоит вообще?

— Не надо было…

— Да ладно, тут пять минут дела! Я все равно мимо магазина проходила. Черт, карамельки забыла! Напомни мне, чтобы я в следующий раз привезла карамельки. И газировку. Газировка тебе точно понравится… Может, вина игристого? Сладкого? Или ликер? Что еще такое — с сахаром? Даже в голову ничего не приходит…

— Я брауни поймал, — некстати сказал я. Вилл замерла, прекратив обстрел кровати конфетами.

— Серьезно? Как?!

— Загнал в огненное кольцо и скрутил серебряной цепью.

— Отлично! — вскочила с пола Вилл. — Просто отлично! Без грамма маны поймать брауни! Да я магов знаю, у которых эти вонючие поганцы сбегали. Марк, ты рожден для этой работы! У тебя талант!

Я знал, что она скажет про талант! Знал-знал-знал. Потому что у меня талант. А к придворной жизни у меня таланта нет! Я воин, а не лакей!

Внезапно утратив запал, Вилл опустилась на сундук, широко зевнула и потерла лицо руками. Я вдруг увидел ее — целиком. Нелепые, неуместные, неприличные штаны в облипку. Мокрая испачканная рубашка. Растрепанные волосы. Под глазами у Вилл залегла синева, а кожа была бледной, как у покойника. Когда я ее через кольцо позвал? Сколько времени вообще прошло? Когда в последний раз Вилл спала?!

— Хватит. Езжай к себе.