Гана - Морнштайнова Алена - Страница 50

Но даже если бы захотела, я бы не смогла последовать ее совету, поскольку вскоре загремела в больницу. Усталость, которую я сваливала на постоянное недоедание и бесконечный рабочий день, переросла в не проходящую тошноту и боль в желудке. Вся кожа у меня зудела, но сыпь я тоже не считала симптомом болезни, поскольку блохи, вши и клопы жили с нами в казармах Терезина бок о бок. И вот через несколько дней начальница швейного цеха заметила мои пожелтевшие белки, она рассердилась, что я всех заражу, и отправила меня к доктору. А тот — уже прямиком в больницу. Лежать там было хорошо, с этим не поспоришь, но с лечением пребывание в инфекционном отделении имело мало общего.

Лекарства в гетто были в таком же дефиците, как и еда, аппетит у меня все равно пропал, так что я впервые за долгое время не мучилась голодом. К тому же у меня кровоточили десны, во рту образовались язвы и начали шататься зубы. Я лежала на больничной койке, дремала и просыпалась только во время обхода или визитов Ярки.

Хотя она и работала санитаркой, ей тоже было запрещен вход в инфекционное отделение, но Ярка не была бы Яркой, если бы не смогла пробраться. Она села ко мне на кровать и взяла меня за руку.

— Радуйся, что ты тут можешь спокойно валяться. Доктор сказал, из желтухи ты выкарабкаешься, но тебе не хватает витаминов, и это очень опасно. Повезло еще, что это обнаружилось вовремя, мы что-нибудь придумаем.

Хорошенькое везенье, ведь мне все еще было очень плохо, и я даже представления не имела, как в Терезине раздобыть фрукты или овощи. С начала войны я в глаза не видела никаких витаминов, кроме яблок от пана Урбанека.

— На, — Ярка вдруг сунула мне что-то в руку так, чтобы остальные пациенты не заметили. — Вот, тебе передает этот твой Лео.

Сырая свекла, настоящий клад. Но даже будь у меня нормальный аппетит, я бы не смогла откусить ни кусочка.

— Она слишком твердая. Оставь себе. — Я протянула свеклу обратно Ярке, повернулась на бок и закрыла глаза. Мне хотелось только спать.

Она спрятала ее в карман.

— Тогда я тебе сварю из нее суп. А Лео передам от тебя спасибо.

Яркин суп из добытых Лео свеклы и картошки меня тогда вылечил. Когда через несколько недель меня выписали из больницы, я не вернулась в свой швейный цех, потому что получила распределение на работу в саду, где выращивали овощи для местной немецкой верхушки, которая проживала в удобных квартирах на окраине Терезина.

Когда я спросила у Ярки, имеет ли она отношение к моему переводу на другую работу, она только плечами пожала.

— Тебе же нужны витамины, разве нет? И смотри нам тоже приноси иногда помидоров.

Под «нам» она подразумевала себя и Лео. Мысль о том, что я в долгу перед Лео, меня угнетала. Посылая мне еду, он очень рисковал. Если бы его застукала Kuchenwache, он мог бы угодить в Малую крепость. Я подозревала, что простым спасибо тут не обойтись, и есть только один способ его отблагодарить.

В Терезине действовали совсем другие правила, чем те, к которым я привыкла. Я не видела ничего предосудительного в Яркиных отношениях с мужчиной из самоуправления, который во многом облегчал ей жизнь в гетто. Но не могла себе представить, что сама решусь на нечто подобное. Позволить кому-то к себе прикасаться только за то, что он нал ил мне щедрую порцию баланды или подсунул свеклу и картошку? Да, в Терезине это была веская причина. Ведь эта война должна когда-то закончиться, а чем больше еды, тем больше шансов выжить и вернуться домой.

Днем я не могла прийти к Лео, так что зашла к нему на кухню вечером по дороге с работы. Я была уставшая. Мое тело еще не окрепло от продолжительной болезни и, по словам доктора из инфекционного отделения, желтуха навсегда испортила мне печень. Сельскохозяйственные работы были мне в новинку, так что целые дни на огороде давались мне непривычно тяжело. Само собой, Ярка хотела мне помочь и считала, что мне будет полезен свежий воздух и лишние овощи, но я надеялась, что до прихода осенних холодов мне удастся перевестись обратно в цех.

Я хотела просто поблагодарить Лео и побежать в свой блок, но Лео издалека помахал мне, чтобы я его подождала, сказал несколько слов старшему коллеге и кивнул в мою сторону. Седоватый мужчина посмотрел на меня, пожал плечами и ответил что-то, а Лео в мгновение ока снял забрызганный халат и выбежал на улицу.

— Не хочу тебя задерживать, — сказала я, — я только хотела сказать спасибо, — я огляделась по сторонам, не слышит ли нас кто, — сам знаешь за что.

— Ты и не задерживаешь. — Лео схватил меня за руку и потащил по улице, запруженной людьми, возвращавшимися с работы.

— Куда мы идем? — спросила я, но руку не вырывала.

— Тут близко, вот увидишь.

Само собой. В гетто все было недалеко. Лео свернул в первую улицу направо и через узкую арку скользнул во двор. Там напротив деревянных ворот стоял ряд кирпичных хлевов. Когда я только приехала в Терезин и гетто было перенаселено, там тоже спали десятки людей. Но сейчас они стояли пустыми. Лео уверенно двинулся туда. Толкнул дверцу и втащил меня внутрь.

— Зачем мы… — Я хотела спросить, зачем она меня сюда завел, но слишком хорошо это понимала.

Лео не стал тратить время на объяснения. В низком хлеву он уложил меня на пол из утоптанной глины, прижался и стал одной рукой задирать юбку. Получалось с трудом, потому что юбка была узкой, к тому же я на ней лежала.

— Ну давай же, помоги мне, — нетерпеливо проворчал он.

Мне было страшно, ведь я никогда еще не оказывалась в такой ситуации, и, хотя я понимала, что это что-то вроде сделки, все-таки я свой первый раз представляла несколько иначе. Но мне не хотелось ему мешать, поэтому я привстала и помогла засучить юбку. Он стащил с меня трусы и рукой потрогал между ног, тут уж я не выдержала и начала вырываться.

— Ты что с ума сошла? — одернул он меня и силой придавил к земле. Тогда я стиснула зубы и замерла. Он поцеловал меня в губы. Это мне было уже знакомо, и я немного успокоилась. Он нашарил мою хозяйственную сумку, подсунул мне под ягодицы, коленом развел ноги и лег сверху. Давление между бедрами усилилось и переросло в тупую боль внизу живота. Я отвернулась в бок, крепко зажмурилась и зарыла пальцы в землю. Он начал двигаться во мне, сначала медленно, потом быстрее. Я надеялась, что усилия Лео не будут длиться долго, и пыталась подавить слезы, но у меня не получалось. Он тяжело дышал над ухом, будто бежал в гору, потом тихо вскрикнул и всем весом навалился на меня.

Я ждала, что будет дальше.

— В следующий раз будет лучше, — прошептал он, тяжело дыша, а я промолчала. О следующем разе я совсем не мечтала.

Лео помог мне встать и отряхнул юбку. Я подняла с земли свои хлопковые трусы, и когда он отвернулся, вытерла ими влагу, которая стекала у меня по бедрам.

— Поторопись, — подгонял он меня. — Скоро восемь.

Не знаю, как он это понял, потому что часы у нас у всех отобрали на шмоне, когда мы приехали в Терезин. Я боялась опоздать, так что тыльной стороной ладони вытерла слезы, сунула трусы в сумку и протиснулась за ним через низкую дверь хлева в летний вечер. Колени у меня все еще дрожали.

— Погоди, — остановил меня Лео в темной подворотне. Я думала, он хочет поцеловать меня на прощание, но он сунул мне в руку что-то мягкое, повернулся, бросил: «Пока, до воскресенья» — и убежал. Я посмотрела на два ломтика кнедлика в руке, открыла сумку и сунула их к трусам и двум раздавленным помидорам, которые украла на огороде для Лео и Ярки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мезиржичи, лето 1945

Деревянный стол, стул, крашеный белый буфет, диван с пестрыми вязаными подушками и герань на подоконнике приоткрытого окна — кухня Карасеков выглядела ровно так, как я ее помнила. Только кресло, в котором сидела больная хозяйка дома, куда-то исчезло.

Пан Урбанек ушел, чтобы закрыть лавку и вернуться к своей семье. Роза, Карел Карасек и я сели за обеденный стол. Роза тихонько плакала, ведь я только что убила в ней последнюю надежду, что еще кто-нибудь из наших близких вернется домой. Я уставилась на скатерть и пыталась понять, как я тут очутилась, а у Карела был такой вид, будто он только и мечтал встать и уйти.