Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 82

Однажды, в одну из бессонных ночей она сказала ему:

— Мы происходим из одного и того же благословенного рода, от Ашура Ан-Наджи…

Она много раз уверенно рассказывала ему о седой старине, словно то была живая реальность.

— Он был благороднейшего происхождения. Его отец боялся за него — боялся, что на него обрушится гнев тирана — вождя клана. Во сне ему повелели оставить ребёнка в переулке, что рядом с обителью, на попечение дервишей, и он не колеблясь, так и сделал…

Фатх Аль-Баб проклинал тех, кто называл его далёкого предка подкидышем. Сахар рассказала ему также:

— Да, он был благороднейшего происхождения, и рос под присмотром хорошего человека. Он развился и стал сильным юношей. Однажды ночью к нему явился во сне ангел и велел покинуть родной переулок, чтобы обезопасить себя от холеры. Он позвал с собой людей, однако те лишь посмеялись над ним, и он ушёл от них, опечаленный, вместе с женой и сыном, а вернувшись, спас переулок от мучений и унижения, как и сам Аллах спас его от смерти…

И она поведала ему историю Ашура: про то, как он вернулся, как поселился в доме Аль-Баннана, принял на себя руководство кланом, о его завете, пока в глазах мальчика не появилось волнение, и они не наполнились слезами. И Сахар сказала:

— И вот однажды он исчез. Отсутствие его длилось так долго, что все люди поверили в то, что он умер. Но несомненная правда состоит в том, что он не умер…

Фатх Аль-Баб с удивлением и надеждой спросил её:

— Даже сейчас он всё ещё жив, бабушка?

— Даже сейчас, он вечно жив!

— Но почему же тогда он не вернётся?

— О том известно лишь одному Аллаху…

— А мог бы он внезапно появиться?

— Почему бы и нет?!

— А знает ли он о том, что сделал мой брат Самаха?

— Конечно, сынок…

— Тогда почему он молчал об этом?

— Кто его знает, сынок…

— Неужели его устраивает такая несправедливость?

— Конечно, нет, сынок…

— Тогда почему он молчал об этом?

— Кто его знает, сынок… Возможно, из-за того, что он сердится на людей, что проигнорировали этого тирана…

Фатх Аль-Баб на миг замолчал, а затем вновь спросил её:

— Это всё правда, бабушка?

— А разве твоя бабушка тебе когда-нибудь врала?!

Фатх Аль-Баб ходил в начальную школу и возвращался, видя повсюду своего пращура Ашура. Он натягивал струны своего сердца и воображения, и загорелся страстью и надеждой. Он видел его и в местной мечети, и в поилке для скота, и в фонтане для утоления жажды, в проходе и на площади перед обителью дервишей. Он всё время видел его: и когда глаза его глядели на эти древние стены, на эту запертую дверь, на тутовые деревья без плодов, и сейчас. Воздух был всё ещё влажным от его дыхания и бесед с самим собой, от желаний и мечтаний. Его секрет был скрыт в складках неизвестности, вне доступа потока солнечных лучей. Он обязательно вернётся в один прекрасный день. Ведь так его говорила его бабушка, а она не умеет врать. Он замахнётся своей толстой палкой-дубинкой, и Самаха с его изуродованным лицом пропадёт, как придёт конец и его мрачной тирании, кровавой алчности, и накопленным богатствам. Харафиши будут ликовать в день избавления, купаясь в море света. Тогда разрушится минарет безумца, и под развалинами его будут похоронены вероломство, предательство и глупость. Или же он просто игнорирует нас, из-за того, что мы закрываем глаза на деяния тирана? Он любил своего предка. Ему хотелось удостоиться довольства его. Но где ему взять сил, если он создан таким хрупким и тонким, как тень?!

Когда Фатх Аль-Баб достиг отрочества, Сахар задумалась о его будущем и проконсультировалась с шейхом Муджахидом Ибрахимом. Он сказал ей:

— Выбери ему какое-нибудь ремесло.

Она с гордостью ответила ему:

— Он лучший в коранической школе.

Он спросил её:

— Разве вы не акушерка мадам Фирдаус?

Она ответила положительно, и он сказал:

— Поговорите с ней о нём, я же со своей стороны подготовлю почву у мастера Самахи…

Сахар сказала госпоже Фирдаус:

— Фатх Аль-Баб — замечательный ребёнок. В нём течёт ваша кровь, и он первый кандидат на работу в магазине своего брата…

Госпожа Фирдаус была польщена этим и пообещала уговорить своего мужа…

Самаха внимательно оглядел своего брата Фатх Аль-Баба и презрительно выговорил:

— Хрупкий как девчонка…

Но Сахар возразила:

— Уж таким он создан, но в каждой вещи есть нечто полезное…

Самаха холодно спросил:

— И что же в нём полезного?

— Он знает наизусть Коран, умеет писать и считать.

Он повернулся к юноше и по-хозяйски спросил его:

— Ты достоин доверия или такой же нечистый на руку, как остальные в нашей семье?

— Я боюсь Аллаха и люблю своего предка! — неистово ответил ему Фатх Аль-Баб.

— Твой предок — Джалаль, строитель минарета?

— Нет, мой предок — Ашур Ан-Наджи!

Самаха нахмурился, и выражение на лице его изменилось. Сахар поспешила вставить своё слово:

— Он невинный ребёнок…

Самаха с дикой злобой ответил:

— Этот твой предок Ашур — первый, кто научил нас воровать!

Фатх Аль-Баб почувствовал замешательство и боль. Сахар испугалась, что он может сказать такое, что преградит ему все пути в дальнейшем:

— Я гарантирую его надёжность и серьёзность, Бог — свидетель…

Так Фатх Аль-Баб присоединился к работникам магазина, став помощником заведующего складом.

В работе Фатх Аль-Баб проявлял крайнее усердие. Склад занимал подвал, занимавший по площади почти столько же места, что и сам магазин. Повсюду — как на полках, так и на полу — были разбросаны мешки с зерном, однако они ежедневно находились кругообороте — одни уносили, другие приносили. Весы не простаивали без работы, а руки его — без регистрации товарооборота. По работе ему случалось встречаться с братом Самахой по крайней мере раз в день, по утрам, чтобы доложить ему о движении экспорта и импорта. Глава клана был доволен его энергичностью и бдительностью, находя в нём того, кто непроизвольно следил за заведующим на складе магазина, и в свойственной ему манере сказал:

— Я поощряю тех, кто старается, и бью тех, кто лодырничает…

Действуя по наставлению Сахар, Фатх Аль-Баб посетил Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, мать своего босса, дабы отдать ей дань уважения. От её былой красоты не осталось и следа. Она приняла его как-то вяло, что указывало на то, что она не могла забыть о том оскорблении. Она вдруг спросила его:

— Как поживает твоя мать, Санбала?

Он ответил со смирением:

— Я не видел её с момента разлуки с ней по причине ненависти её нового мужа ко мне.

— Нет ей оправдания, она бессердечная, — сказала она в гневе.

Он покинул её, размышляя, что это последний раз, как он видится с ней.

По совету своей «бабушки» Сахар он снова навестил госпожу Фирдаус. Она мягко поприветствовала его, и её красота и элегантность ослепили его.

— Я наслышана о том, как ты активен в работе, и это меня радует.

Однако он заметил при этом, что она не познакомила его со своими детьми. Возможно, она просто отказывалась знакомить их с дядей, который был простым рабочим. Точно так же он оставил и её, считая, что навещает её в последний раз…

Благодаря своему труду у него появились надёжность и гордость. Он принялся подражать мужчинам, и как и они, отрастил усы, а голову подвязал повязкой в виде чалмы. Стал ходить в местную мечеть, укрепив дружеские связи с тамошним шейхом, Сейидом Усманом. Ночами он просиживал в кафе по часу, попивая чай с корицей и покуривая кальян. Домой к Сахар он возвращался не ранее, чем обойдёт всю площадь вокруг обители, объятый любовью к песнопениям дервишей.

Нервы его изнемогали от боли неизвестного происхождения. Грудь переполняла тоска. Он весь горел таинственным пламенем. Взгляды женщин околдовывали его, а их голоса заставляли трепетать его сердце. От знакомых шёл целый поток приглашений познакомить его с баром, курильней и публичными домами, однако само прошлое словно кричало ему на ухо: «Будь осторожен!» Прошлое, отягощённое воспоминаниями о минарете, извращениях и похоти, положивших конец благородному происхождению его семьи. Сахар словно могла читать его мысли, и в один прекрасный день заявила: