Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 80

— Посмотри, например, насколько существование некой определённой персоны одинаково неудобно для нас обоих.

Он с первой же секунды сообразил, о чём тот говорит. Перед глазами его предстал образ сына, Самахи. Он испытывал ужас скорее от такого совпадения мнения этого человека с его скрытыми желаниями, чем боялся за единственного отпрыска. Прикидываясь невежественным дурачком, он спросил:

— Кого вы имеете в виду, учитель?

Аль-Калабши с раздражением сказал:

— Ну нет! Не держи меня за идиота, отец Самахи!

Шамс Ад-Дин в ужасе произнёс:

— Вы имеете в виду Самаху?

— Ты и сам имеешь в виду именно его!

— Но он мой сын.

— Ты тоже был сыном своего отца.

Шамс Ад-Дин нахмурился, страдая от боли:

— Но вы сами такая сила, которую ничем не испугаешь…

— Хватит уже нести всю эту чушь. К тому же, ты не понял, видимо, мою цель…

Шамс Ад-Дин с негодованием сказал:

— Разъясните…

— Переведи всё своё имущество на имя жены, тогда Самаха разочаруется и уйдёт.

Сердце Шамс Ад-Дина аж упало. Словно моля о помощи, он произнёс:

— Или это подтолкнёт его взять, да отомстить мне!

— Тебя не коснётся никакое зло, пока я жив.

Он увидел, как перед ним раскрылась ловушка. Охотник обнажил клыки. Смерть или бедность, или и то, и другое сразу. Невозможно принять, и невозможно отказаться. Он умоляющим тоном попросил:

— Дайте мне время подумать.

Сума неодобрительно нахмурился:

— Я ещё никогда не слышал ничего подобного…

— Только небольшую отсрочку, — взмолился Шамс Ад-Дин.

Сума встал:

— До завтрашнего утра. У тебя есть только эта ночь.

Шамс Ад-Дин не мог закрыть глаза даже на миг. Санбала, наряженная и подкрашенная, не дождавшись его, так и уснула, сморённая сном. Он потушил светильник и завернулся в свой шерстяной плащ, оберегая себя от холода. В темноте он видел призраков. Всех призраков прошлого. Что за внезапный упадок такой после подъёма? Разве ему не пришлось и так нести своё бремя? Разве он не искупил свои грехи терпением и му́кой? Разве не сохранял серьёзность, прямоту и стойкость? Как же это падение могло перечеркнуть всю его борьбу, не дав ему даже шанса на защиту? Всё это случилось из-за того, что он погрузился в пропасть страха. Да, страх — вот истинный виновник несчастья. Он испугался своего сына и прогнал его, а затем развёлся с его матерью и своими же ногами отправился в самое логово дьявола, продолжая здраво рассуждать. Но как он сможет здраво рассуждать в такой панике? Когда же он поборол собственный страх, то с горделиво поднятой головой теперь противостоял самой жизни. Его не сломили ни превратности его хромой судьбы и скверная репутация, ни собственное отвратительное преступление, ни презрение к нему в переулке. Он покорил отчаяние, заставив его работать на себя. На беспутной основе выстроил благочестивую семью, преуспел в работе, заполучил силу и богатство, когда превозмог страх. И вот сегодня от него требуют отказаться от этого богатства. Завтра Самаха придёт и убьёт его, а послезавтра Самаху заберут за это преступление, а Аль-Калабши будет наслаждаться и деньгами, и безопасностью. И тут призрак во тьме сказал ему: «Не убивай своего сына и не подстрекай его убивать тебя. Не подчиняйся тирану и не поддавайся страху, заставь отчаяние работать на тебя. Ищи в смерти любезное утешение, если жизнь стала тебе невмоготу…»

Снаружи бушевал зимний ветер, словно кого-то оплакивая. Охваченный опьянением от воспоминаний, он представил себе Ашура, прислушивающегося к тому же самому ветру однажды ночью в своём бессмертном подвале…

Утром заморосил дождь, пропитанный чистым, переменчивым и бунтарским духом месяца Амшир[10]. Холод пронизывал до мозга костей. Шамс Ад-Дин шёл по скользкой земле, опираясь на свою толстую палку. Сума Аль-Калабши, сидя по-турецки на своём привычном месте в кафе, поприветствовал его:

— Добро пожаловать, мастер Шамс Ад-Дин…

И жестом пригласил его сесть рядом с собой, шёпотом спросив:

— Ну как, предпримем предварительные шаги по продаже?

С подозрительным спокойствием Шамс Ад-Дин ответил ему:

— Нет…

— Нет?!

— Ни для продажи и ни для покупки.

Лицо главаря клана побледнело, и он пробормотал:

— Это же безумное решение!

— Нет, это сам здравый смысл.

На лице Сумы запечатлелась мрачная маска зла:

— Разве ты не полагаешься на родственные узы со мной?

С решительным спокойствием Шамс Ад-Дин ответил ему:

— Кроме бога я полагаюсь только на себя.

— Значит, это вызов?

— Я просто откровенно заявляю своё мнение, и ничего больше…

Гнев обуял Суму, и он сильно ударил Шамс Ад-Дина. Тот озверел от безумной ярости и ответил ещё более мощным ударом. В одно мгновение оба мужчины подскочили, обнажив свои дубинки. Вскоре они сцепились в яростном бою. Шамс Ад-Дин был сильным, и к тому же моложе Сумы на десять лет, однако в драках ему участвовать не приходилось. Тут со всех концов с поразительной скоростью к ним приблизились члены бандитского клана, среди которых был и Самаха. Они окружили дерущихся, но не вмешивались из уважения к существующим традициям. Суме удалось взять верх над противником, и он собрал все свои силы, чтобы нанести тому последний жестокий удар. В этот же момент Самаха подпрыгнул и очутился рядом с ним, внезапно обрушив на голову вождя клана удар дубинкой. Ноги у того подкосились и он рухнул на землю. Всё это случилось с молниеносной быстротой. Мужчины заорали и бросились на Шамс Ад-Дина и Самаху, но и здесь их подстерегал ещё один сюрприз: некоторое количество людей Сумы присоединились к Самахе и его отцу! Сразу несколько голосов закричало:

— Это подлое предательство!

Обе группы сошлись в бою друг с другом с кровожадной свирепостью. Сталкивались дубинки, бились тела; гулко звенели удары; разлетались слова проклятий под моросящим дождём; текла кровь; наружу вырвалась ненависть… Лавки закрылись; телеги и повозки поспешно разъехались, а люди собрались по обе стороны переулка; из окон и деревянных балконов-машрабий тоже высовывались любопытные… Громко раздавались крики и завывания…

Разбитое тело Шамс Ад-Дина перенесли к нему домой. Самахе же с огромным усилием удалось вернуться к себе домой, затем он слёг в постель ни живой, ни мёртвый. А Суму поразила немощь; легенда о нём померкла, а его люди потерпели поражение.

В тот же день раскрылась правда: стало известно о планах Самахи самому стать вождём клана и о том, что ему удалось тайно перетянуть на свою сторону несколько человек Сумы. Он планировал прикончить главу клана и получить господство над отцом. Когда же до него дошли неожиданные вести о драке между отцом и главой клана, он в нужную минуту бросился на помощь Шамс Ад-Дину и объявил о начале восстания. План его удался, однако сам он сейчас завис между жизнью и смертью…

Моросящий дождик продолжал лить весь день. Каштанового цвета воздух был насыщен тенями и дремотой. Поверхность скользкой земли украшали следы от копыт вьючных животных. Мастера Шамс Ад-Дина положили на кровать, где он угасал под присмотром соседа после побега Санбалы. Он уже не открывал глаза, не произносил ни слова, и только производил какие-то смутные шевеления. Он казался отделённым от всего вокруг себя, а когда опустилась ночь, дух его покинул тело…

Часть 9. Тот, кто украл мелодию

Самой судьбой было предопределено, что Самаха Шамс Ад-Дин Ан-Наджи победит смерть и останется жив. Здоровье его постепенно восстанавливалось, затем к нему вернулась сила. Недавняя драка добавила его лицу новых увечий, так что оно стало уродливым, внушающим зло и страх. Он без борьбы занял место главы клана, и руководство его над ним предвещало неограниченную власть. Его мать, Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, обрадовалась такому повороту фортуны и своей решительной победе над соперницей — Санбалой — дочерью прежнего главы клана Сумы Аль-Калабши.