Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 7

Он молчал, и она снова спросила:

— А что это ещё за Фулла, которую подбросил нам Дервиш?

Избегая смотреть на неё, он с досадой ответил:

— О чём ты спрашиваешь? Девушка, которая работает в баре!

— Красивая?

— Шлюха.

— Красивая?

Поколебавшись немного, он ответил:

— Я не смотрел в её сторону!

Охнув, она сказала:

— Они никогда не вернутся, Ашур…

— Да будет на всё воля Аллаха…

— Разве ты не слышал о том, как ведут себя молодые люди?

Он ничего не ответил, она же сказала:

— Мы должны быть терпимы к их ошибкам.

Он в замешательстве спросил:

— Правда?

Она вмиг предстала его взгляду какой-то истощённой, бледной, престарелой, словно стена в старинной аллее, и он пробормотал:

— Мне жаль тебя, Зейнаб…

Она резко возразила:

— Мы ещё будем долго жалеть друг друга…

— В любом случае, мы им не нужны…

— Без них в этом доме нет жизни…

— Мне жаль тебя, бедная моя Зейнаб…

Она подперла голову ладонью и посетовала:

— Рано утром мне пора на работу…

— Попытайся заснуть.

— В такую ночь?

Он с раздражением сказал:

— В любую ночь!

— А ты?!

Он решительно ответил:

— По правде говоря, мне нужен глоток свежего воздуха!

И снова тьма… Она обретает форму близ арки… Покрывает попрошаек и оборванцев. Вещает на молчаливом языке. Ангелы и демоны заключают друг друга в объятья. Притесняемый и угнетённый скрывается под её покровом от самого себя, чтобы погрузиться в себя же. Если страх способен просочиться через поры этих стен, то спасение — ни что иное, как забава.

Он вышел из арки на площадь и оказался один на один с дервишской обителью, древними стенами и небом, усеянным звёздами. Он присел на корточки, пряча лицо меж коленей. Более сорока лет назад кто-то незаметно прокрался сюда грешными шагами, чтобы скрыть свой грех в темноте аллеи. Как был совершён тот старый грех? Где, при каких обстоятельствах? И были ли у него другие жертвы, помимо него? Вообрази, если сможешь, мечтательное лицо своей матери, а также лицо отца, налившееся кровью. Вооружись, если сможешь, медоточивыми словами совращения. Мысленно представь себе тот решающий момент, когда решилась твоя судьба, когда рядом находились ангел и демон, однако желание взяло верх над ангелом. Представь себе лицо твоей матери… Может быть, она подобна…?! Чтобы разгорелась борьба, она должна быть с чистой и ясной кожей, чёрными глазами, подведёнными сурьмой, мелкими чертами лица, словно бутон цветка. Она должна быть стройной, грациозной и с мелодичным голосом. Но прежде всего в ней должна быть скрытая, струящаяся по всему телу, пропорциональная, вероломная, узурпаторская сила, не считающаяся с совестью. Благоухающая приманка, которую сама жизнь подложила в ловушку, и выжидает. И за всё это отдано пятнадцать лет человеческой жизни.

Он постучал в дверь обители, но она не открылась. Ты мог бы надавить на неё всей своей силой, но не захотел. Тот, кто вступает в брак с жизнью, с похотью заключает в объятия её благоухающее потомство. Однако он был вынужден признать, что невозможно поверить в случившееся, испытывая чувство преследуемого, загнанного в ловушку. И улыбки, и слёзы — всё это судьба. Теперь он новое существо, что появилось на свет, уже увенчанное слепым желанием, безумием и раскаянием. Он молил милостивого господа о помощи, а по жилам его лилось вино искушения.

Голова его отяжелела, он наконец задремал.

Он увидел во сне шейха Афру Зайдана, стоящего перед своей могилой. Он взял Ашура на руки и тот с нетерпением спросил:

— В могилу, мой благодетель?

Однако тот пронёс его по тропинке аллеи, а оттуда — на площадь. А с площади — в арку…

Ашур проснулся от чего-то. Открыл глаза и услышал голос Зейнаб:

— Так я и предполагала. Ты будешь спать здесь до рассвета?

Он в ужасе вскочил на ноги и протянул ей руку. Они молча пошли вдвоём.

Внезапно его мощная фигура заполнила собой весь дверной проём бара. Тяжёлые веки пьяниц конвульсивно сжались. В затуманенных глазах их снова возникли вопросы:

— Что он тут делает?

— В погоне за своими сыновьями?

— Нечего ожидать от него чего-то хорошего.

Он обвёл взглядом бар, пока не нашёл слева одного незанятого места, прошёл туда и уселся по-турецки, пряча за спокойствием своё замешательство. Дервиш поспешил к нему со словами:

— Какой смелый шаг!

Затем уже с улыбкой на лице:

— Да подтвердит это Аллах!

Ашур полностью проигнорировал его замечание. Тем временем к нему подошла Фулла с бутылкой, изготовленной из тыквы, и бумажным рожком с пряными семенами люпина. Он опустил веки и вспомнил историю про всемирный потоп. Оттолкнул бутылку в сторону и молча заплатил. Дервиш с изумлением уставился на него, а затем прошептал, собираясь отойти:

— Мы к вашим услугам, что бы ни потребовалось!

Другие клиенты вскоре позабыли о нём, а Фулла задавалась вопросом — что же удерживает его от питья? Она снова подошла к нему, и указав на нетронутую бутылку, спросила:

— Это неописуемо вкусно!

Он кивнул головой, словно благодаря её. Тут к ней нагнулся один из пьяниц:

— Отойди от него, девушка!

Она со смехом отошла и громко, так, чтобы её слышали, сказала:

— Разве вы не видите, что он — словно лев?!

Небеса разверзлись над головой Ашура потоком детской радости, однако мускулы на его лице застыли. Одежда больше не защищала его наготу от глаз посторонних. Весь его жизненный путь сократился до отрезка между углом в аллее, где его когда-то оставили, и бара, в котором он сидел сейчас. За исключением этого, он свернулся калачиком и замер от новой мелодии, льющейся через край. Вскоре он отдался поражению, ликуя от ощущения победы.

Фулла стояла среди керамических сосудов и внимательно глядела на него, когда в дверь ворвались Хасбулла, Ризкулла и Хибатулла. Ручеёк ожидания и апатии разлился по воздуху и все шеи тут же вытянулись. Хасбулла выкрикнул:

— Привет, молодцы!

Тут он заметил отца, и застыл. Горло его судорожно сжалось. Воодушевление Ризкуллы и Хибатуллы потухло. На миг они замерли в замешательстве, затем развернулись и исчезли, как будто их и не было. Раздался едкий смешок. Фулла поглядела на Дервиша, но тот ничего не сказал, однако на лице его было заметно раздражение.

На лице Зейнаб ясно читался протест. Она спросила его:

— Это будет длиться целую вечность?

Ашур сердито переспросил:

— А что делать?

— Замечательно, что ты препятствуешь им ходить в бар, однако какой ценой?!

Он в замешательстве покачал своей большой головой, а она резко крикнула:

— В результате ты сам стал постоянным клиентом у Дервиша!

Он ехал на своей повозке, когда Фулла выбежала из дверей бара и заградила ему путь. Он напряг поводья и сказал себе под нос: «Да настигнет меня милосердие небес!» Она грациозно запрыгнула в его повозку, не говоря ни слова, уселась и укрепила вуаль на лице. Но лицо её было открыто.

Он вопросительно поглядел на неё, и она мило сказала:

— Отвезите меня в Маргуш…

Тут в дверях бара появился Дервиш с улыбкой на губах:

— Позаботься о ней, а за проезд я заплачу…

Ашур увидел нити паутины, обвитые вокруг него, но не придал этому значения. Он ликовал, даже опьянел от счастья. Все его знания были раздавлены под копытами осла. Повозка тронулась; спина его плавилась в лихорадке.

И тут она сказала:

— Если бы вы отдавали себе должное, то могли бы руководить кланом…

Он приветливо улыбнулся и спросил:

— Ты считаешь меня плохим?

Он мягко засмеялся, а она спросила в свою очередь:

— А какая польза от добра среди людей, для которых добра не существует?

— Ты ещё мала…

Она колким тоном ответила:

— Со мной совсем не обращались как с малым ребёнком…