Младший лейтенант милиции (СИ) - Бурак Анатолий - Страница 16

— Ты что, младшОй, головой ударился? — Отойдя от первого ступора, вытаращился на меня полковник. — Какая эксгумация? Какие, к чертям собачьим, наркотики?

— Для начала самые распространённые. — Отодвигая стул и усаживаясь напротив собеседника, принялся перечислять я. — Гашиш, анаша и все возможные производны опиатов. — И, игнорируя ошарашенный взгляд старшего по званию, закончил. — Не думаю, что в нашей глубинке производят амфетамин. Не говоря уже о такой дорогом, и требующем неимоверных затрат на транспортировку кокаине.

— Уйди с глаз моих. — Видимо, совершенно искренне посчитав меня сумасшедшим, как от назойливой мухи, отмахнулся заместитель начальника главка.

Но, так как прекрасно понимал, что проигрывать в этой битве нельзя, и подчинись я его приказу, с моей дальнейшей карьерой в этом ведомстве можно считать, покончено, я добавил в голос елея и, как можно более убедительнее произнёс. — Вам же нужны показатели? А, в случае моей правоты, одним махом мы, под Вашим руководством, прихлопнем сразу двух зайцев.

— Гх-м… Ты думаешь? — Тут же сместил вектор мыслительной деятельности чиновник в погонах.

И, с сомнением посмотрев на меня и, как видно, что-то прикидывая, на минуту задумался. Правда, не знаю о чём. Хотя, судя по отрешённо-дебильному выражению его лица, просто взвешивал все «про» и «контра», а так же пытался угадать, какие неблагоприятные санкции последуют в случае моей неудачи.

«Ну, не сука ли»? — С весёлой злостью подумал я. — «Ему ж тут, можно сказать, на блюдечке готовое раскрытие преподносят. А он ещё кочевряжится»!

Вслух, как вы понимаете, я благоразумно «промолчал». И изо всех сил старался держать мимические мышцы лица в эдаком, отстранённо-нейтральном положении. Дабы моя кривая и скептическая ухмылка — не дай Создатель! — не повлияла на решение высокого руководства.

Оно, руководство, хоть и представляется подчинённым тупым и самодовольным, но нос по ветру держать умеет. Да и эмпатией и, поистине звериным, чутьём, Высшие Силы их не обидели. А так же таким замечательным свойством ну, или, если хотите, умением, как интуиция. И, ещё ни один начальник не терпит и, само-собой разумеется, не прощает, если его держат за дурака.

В общем, памятуя все эти, старые как мир и, безо всякого сомнения, прописные истины, я сидел, так сказать, «тише воды, ниже травы». И, неимоверными усилиями напрягая все свои морально-волевые качества, старался не отсвечивать.

Наконец, «зам-замыч» вышел из своей задумчивой нирваны и, оторвав взгляд от выкрашенной нейтрально-бежевой краской стены, обратил взор на меня.

— Хорошо Петров. — Разглядывая меня, как какую-то неведомую но, возможно в будущем могущую быть полезной, букашку, резюмировал он. — Заходи, ближе к вечеру. Я постараюсь удовлетворить все твои прихоти. — Он прикусил нижнюю губу и, рассеянно пробарабанив пальцами по столешнице, как мне кажется, больше для себя, пробормотал. — Может быть, из всего этого и выйдет толк.

Поняв, что наш, более чем конструктивный диалог достиг кульминации, я поспешно вскочил со стула и, вытянувшись по стойке смирно, в меру громко поинтересовался.

— Разрешите идти?

— Да, ступай Петров. — Кивком отпустил меня заместитель начальника главка. И, когда я уже повернулся и направился к выходу, возвращая с небес на землю, прошептал. — Толку от вас, молодых, на первых порах немного. Так что, проиграйся пока. А я посмотрю.

Столь «лестная», в кавычках, оценка моих деловых качеств, конечно же, не могла не обидеть. Но, понимая, что сейчас не место и не время выпячивать характер и пытаться что-нибудь доказать, я мужественно промолчал в тряпочку. И, тихонько затворив за собой дверь, оказался в приёмной. Где немедленно был подвергнут «общественному порицанию», высказанному недовольной моим самоуправством секретаршей.

— Как вам не стыдно, молодой человек! — Повышая голос и слегка повизгивая, начала наезжать она. — И вообще, что вы себе позволяете?

— Извините. — Повинился я, делая самую умильную рожицу, на которую был способен. — Но, дело, по поводу которого я пришёл, совершенно не терпело отлагательств!

Видя, что её позывы к моей совести тщетны и, наверное, просто растратив в своей первой фразе весь боевой задор, женщина устало махнула рукой и, сочтя, что её поруганная честь и самым наглым образом попранные, полномочия, отомщены, вставила новый лист в печатную машинку и бегло застучала по клавишам.

«Ну и хрен с тобой, золотая рыбка». — Пожал плечами я и, взявшись за ручку двери, через долю секунды оказался в коридоре. Где меня дожидался индифферентно и, с поистине философским смирением, смотрящий в окно Василий.

— Отгрёб? — Критически осматривая меня, ехидно поинтересовался он. И, озвучивая набившую оскомину дебильную шутку, полюбопытствовал. — Вазелин ты, кстати, в каком кармане носишь?

— Какой вазЭлЫн? ЗачЭм вазЭлЫн? — Коряво имитируя кавказский акцент, начал коверкать слова я. — АбЫжаИшь, дАрАгой! Сам! — Тут я многозначительно свои бесстыжие глаза к потолку, так хАрАшо всртрЭтилЬ. Шашлик-машлик угАщалЬ. Пахлава вместИ сА мной кушалЬ!

— Что сказал-то хоть, клоун? — Не обращая внимания на мои доморощенные театральные потуги, попытался докопаться до сути оперуполномоченный.

— Всё пучком, брат! — Перестав валять дурака, на стал скрывать правду я. И, делая поправку на суровые жизненные реалии, добавил. — Относительно, разумеется.

— В случае неудачи, инициатива, как всегда, выебет инициатора? — Понимающе скосил на меня хитрый глаз Василий.

— Похоже на то. — Нехотя согласился я. Но, так как, ни в коем случае не собирался давать волю таким пораженческим мыслям, бодренько подмигнул. — Но, поверьте, товаришь капитан. Это — совсем не наш случай!

— Ладно, айда обратно. — На правах старшего, скомандовал Василий. И, озвучивая план наших дальнейших действий, озабоченно прогундосил. — Надо ж ещё Толь-Викньтьичу доложить. И, как понимаешь, делать это я, ну вот, ну нисколечки, не собираюсь!

— Подумаешь! — Беззаботно махнул рукой я. — Сам кашу заварил, сам и поставлю в известность непосредственное руководство. — И, желая отыграться за подколку с вазелином, напомнил. — К тому же «висяк», в любом случае, оставался за нами. А так, хоть какая-то движуха будет.

— Иногда лучше «висяк», чем такие вот инновации. — Не согласился Василий. И, осуждающе покачав головой, упрекнул. — До тебя всё спокойно было!

— Не виноватая я! — Плаксиво протянув фразу из известного кинофильма, поспешно отмежевался я. — Он меня сам со стула поднял!

— М-да-а, Боров это любит. — Не стал спорить Василий. И, так как, по его мнению, все темы для беседы были исчерпаны, промолчал всю оставшуюся дорогу.

— Как прошло? — Подняв глаза от лежащей перед ним на столе картонной папки, без особого интереса, дежурно полюбопытствовал Анатолий Викеньтьевич. — Кабан не сильно злобствовал?

— Это пусть молодой расскажет. — Тут же сдал меня с потрохами, не пожелавший изображать из себя Марата Казея,

Василий. — Он сегодня, просто фонтанировал новаторскими идеями!

— Всё так плохо? — Откинувшись на спинку стула, потёр переносицу Позняков. И, с прищуром взглянув на меня, потребовал. — Излагай. Только не очень долго.

И, поскольку делать было нечего, я уселся напротив начальственного стола и озвучил свою, в общем и целом, основанную лишь на моих предположениях, выкладку.

— … Таким образом, я считаю это единственной ниточкой, потянув за которую мы, с очень большой долей вероятности, сможем раскрыть это, бросающее тень на весь наш отдел, загадочное убийство. — Закончил я немудрёный доклад и, преданно взглянув на майора, дал ему время на переваривание, только что вываленной на его неподготовленную голову, информации.

— В огороде бузина, а в Киеве дядька. — Рассеянно вертя в пальцах ручку, еле слышно прошелестел Анатолий Викеньтьевич. — Но, вняв моим словам и, понимая, что обратной дороги всё-равно нет, бросил вращаемый предмет на стол, обречённо махнул рукой. — Ладно, чего уж теперь… — И, хохотнув, с деланным энтузиазмом, сыронизировал. — Дальше Сибири не сошлют!