Врач. Спаси нашу дочь - Ромеро Екатерина - Страница 3

Хрупкую и темноволосую, с россыпью веснушек и большими темными глазами.

«Это ведь могла быть моя дочь», – проскользнуло в голове, но я быстро пресек эту идею. У меня не может быть детей, а Яна гуляла еще в браке, так какого дьявола я тут осматриваю ее ребенка? Какого черта я должен ей помогать?!

Не должен, не обязан и запросто могу выкинуть их обеих за пределы своей клиники, да вот только я, в отличие от нее, клятву давал лечить и помогать людям, и ребенок этот… его обследовать надо.

Салиева почти не смотрела на меня – так, только мельком, но мне хватило минуты, чтобы оценить ее состояние.

Старые кеды, поношенные вещи, сама какая-то дерганая – неужто любимый не радует? Продиагностирую ее дочь, и пусть катятся на все четыре стороны. Пять лет этой твари не было в моей жизни, пять чертовых лет!

Думал, что забыл уже, отболело, вылечилось, но нет.

Яна как опухоль раковая в сердце мне засела, так сильно, что хоть оперируй самого себя.

Про мужа вспомнил, так она аж дернулась, сука чертова, как же я ее ненавижу!

Чего ко мне приперлась, а не к мужу? Пусть проваливает, шлюха, да вот только смолчал при ребенке.

Девочка смотрела на меня настороженно, точно дикий зверек, но стук ее сердца мне не понравился, и тогда я наступил себе на горло, вспомнив, что я все же врач.

***

– Сейчас…

– Не надо. Успокойся.

Ошалело ищу деньги, но понимаю, что у меня их попросту нет.

– Нет, все нормально. Я найду…

– Мужу позвони. Пусть добавит, или кто там у тебя.

Больно, словно ножом по сердцу резанул.

Мужу. Ты же сам мой муж! Хоть и бывший.

– Позвоню, даже не сомневайся.

– На. Набирай. У тебя ведь и телефона нормального нет, не так ли, актриса?

Протягивает мне какой-то крутой мобильный телефон явно последней модели, а мне так паршиво становится. Поднимаю глаза на него и понимаю, что Холодов просто надо мной стебется.

На его лице играет презрительная ухмылка. Смешно ему, видите ли. Сволочь.

– У меня есть телефон! Отойди от меня!

Олег слишком близко, я делаю шаг назад, но в тот же момент оказываюсь вжата в дверь спиной. Точно хищник, Холодов хватает меня за предплечье, до боли сжимая руку.

– Почему ты пришла? Скажи мне!

– Я же сказала, не хочу быть тебе должной! Пусти!

– Посмотри на себя: ходишь в обносках. Разве это того стоило, стоило?! Вот она – твоя вечная любовь? – рычит на меня зверем, а я пугаюсь, но обида сильнее.

Вырываюсь, он отпускает, а я быстро вытираю слезы. Тяжело дышу, но не покажу ему, каково мне, каково мне было все эти годы!

– Пусти, больно!

С силой отталкиваю мужчину от себя, поправляю свитер, задыхаясь в высоком воротнике.

От прикосновения к Олегу проходит какой-то разряд тока, невольно запах его улавливаю, и кружится голова.

Боже. Если есть стопроцентный дурманящий мужской парфюм, то это он.

– А твоя любовь вечная?

Киваю на его блестящее обручальное кольцо. Олег сжимает руки в кулаки.

– Кто отец твоей дочери?

– Ты не отвечаешь, и я не собираюсь. Выпусти меня!

Дергаю за ручку двери, но Холодов с силой захлопывает ее прямо перед моим носом.

– Скажи мне. Кто. Ее. Отец? Кого я должен пристрелить?

– У Саши нет отца.

– А как же она появилась? Ветром надуло?

– Да, представь себе, надуло!

– Когда ты залетела, мы еще женаты были! Чего тебе не хватало, как ты могла разрушить все, как?!

– Я ничего не разрушала, Олег. Это ты все поломал, – шепчу сквозь слезы, Холодов с силой сметает со стола мои деньги вместе с какими-то папками, а после пищит передатчик, и я слышу голос Настеньки:

– Олег Евгеньевич, у вас операция. Вас ждут.

– Иду! – басит Холодов, поправляет халат и распахивает дверь.

– Передай нас другому врачу… Ребенок ни в чем не виноват.

– Я не передаю своих пациентов. Анализы завтра мне на стол, Савельева!

– Хорошо, Олег Евгеньевич, – отвечаю тихо, видя, как на нас во все глаза смотрит Настюша. Я вся в слезах, а Олег молнии в меня бросает.

Мне страшно даже представить, как с таким настроем он будет обследовать мою маленькую Сашу. Она ни в чем не виновата, она просто ребенок, но, похоже, бывшему совершенно на это плевать.

Глава 4

– Саша, еще хотя бы ложечку, пожалуйста!

– Нет! Я не буду!

Сжимаю зубы, в такие моменты я ясно вижу в ней характер Холодова, как его зеркальное отражение. Упрямая и своевольная, порой кажется, что Саша сильнее меня.

Держу в руках тарелку больничного супа. Саша сидит у стены, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.

– Обход идет! Все по палатам, живо! – гремит кто-то в коридоре, и все стихают. На часах девять утра, пытаюсь Сашульку накормить, и тут дверь палаты распахивается, к нам входит целая делегация врачей во главе с Холодовым.

Саша настораживается, подлезает ко мне, я приобнимаю ее, стараясь не глазеть на бывшего, и, как назло, он подходит к нам в первую очередь. Залетает прямо в палату, как властелин мира, широко шагая, а за ним еще целая бригада медиков.

– Александра Салиева, четыре с половиной года, аритмия, шумы в сердце. Обследования прошли?

Ой, это мне, я почему-то засмотрелась на Олега, на его синие глаза, в которых когда-то тонула без спасательного круга.

– Еще нет, Олег Евгеньевич, – бубню и отворачиваюсь, мне прямо больно, когда он рядом.

– Как тебе в палате, Александра? Нравится? – спрашивает какой-то другой врач, обращаясь к моей малышке, а она, голодная и недовольная еще с утра, только сильнее надувает губы.

– Нет! Не нравится! – выпаливает, а мне стыдно почему-то становится. Все же нас взяли на диагностику без всяких очередей.

– Ух, какой ежик! – улыбаются врачи, а я, кажется, краснею до самых кончиков волос. Обычно Саша тихая, а тут, наверное, перенервничала с этой больницей.

– Извините. Она сегодня не в духе. Все хорошо, все нравится.

Пытаюсь выдавить из себя улыбку, Холодов недовольно поджимает губы, и врачи идут к другому пациенту. Мне же хочется взять что-то потяжелее и хорошенько так долбануть бывшего мужа. Вот как я соскучилась по нему, невероятно просто!

Следующие полдня я хожу с Сашей по кабинетам, ей делают УЗИ сердца и еще множество каких-то исследований, потому у меня собирается огромная куча бумаг. На следующее утро нам надо сдать анализы крови, и вот тут начинается ад, потому что моя Саша боится всего этого и буквально не дает к себе подступиться.

– Ма-ма! Мама, я не хочу!

– Потерпи, малыш. Ну пожалуйста… Чуть-чуть надо взять твоей крови.

– Нет! Я не дам и чуть-чуть! Не хочу я!

Все бы ничего, Саша в какой-то момент успокаивается, да вот только нам попадается такая медсестра в манипуляционном кабинете, которая не может взять кровь.

Буквально не способна попасть ребенку в вену. Пробует уже пятый раз, тыкает этой чертовой иголкой Саше в ручку, словно это подушечка для иголок, пыхтит и чертыхается.

– Ну позовите другую медсестру, не надо мучить ребенка!

– Учить меня только не надо! Я профессионал!

– Мама!

– Чш… все хорошо, малыш.

Я теряюсь, не знаю, что мне делать. Там этих анализов целый список, словно специально Холодов столько написал, чтобы вымучить нас обеих.

– А-а-а-ай!

Очередная попытка, и я с ужасом вижу, как у Саши уже огромных размеров синяк проступает на руке, и моя девочка взрывается криком:

– БО-О-ЛЬНО!

Саша начинает плакать, и я не выдерживаю, беру ее на руки, отхожу от этой ведьмы в белом халате, и как раз в этот момент распахнется дверь. Холодов собственной персоной, в явно отутюженном белоснежном халате нараспашку. Под ним синий медицинский костюм, белые больничные мокасины. Волосы назад уложены – как всегда, дьявольски неотразим.

– Что здесь происходит?

– Ой, Олег Евгеньевич, тут это, кровь набираю.

Одна секунда, и эта сука медсестра враз становится по стойке смирно, кажется, что у нее даже лицо вытягивается, как у лисы.