Сердце на двоих. Теория поцелуя - Сокол Лена - Страница 27

Ответом мне было лишь легкое подергивание головы.

А когда его кудряшки, осыпанные сединой, словно благородным серебром, качнулись и упали на лоб, мне почему-то в голову пришла мысль о том, что я никогда не знала своего отца. В положенном смысле. Что-то такое смутное, родом из далекого детства, проплывало иногда перед глазами. Сильные руки, теплый бархатистый голос, читающий красивые стихи, крепкие объятия перед сном… И карусели. Кажется, он обожал карусели. Или только кажется…

Еще бы знать, почему он ушел. Вот только если и был ответ на этот вопрос, то мама унесла его с собой в могилу.

Я взглянула еще раз на пытающегося успокоить нервы дядю Ваню и пошла на кухню. Сделала ему чай, отнесла. Вернулась, накормила рыбок, помыла посуду, провела ревизию в холодильнике. Долго думала, вспоминала, как варят куриный бульон, потом просто залила водой замороженную курицу и поставила на огонь.

По-быстрому приняла ванну, а вернувшись, застала уже пенный потоп на плите. Сделав газ тише, я прибрала последствия бульонного побега. Чуть не лишившись пальца, почистила лук. Порезала. И лук, и палец. Заклеила пластырем. Палец. Лук отправила в кастрюлю.

Пока искала пластырь, нашла в аптечке пакетик популярного средства от первых признаков простуды, заварила, напоила своего подопечного. Поговорила с рыбками, поговорила с подопечным. Рассказала и тем, и другим о том, что начальник заставил меня купить нормальную одежду. Посмеялись.

– Давай, садись, попей бульончика. – Поставила перед дядей Ваней тарелку и ложку. – Приятного аппетита.

Он приподнялся и сомнительно посмотрел в суп, от которого поднимался горячий пар. Ни картошки, ни лапши там не наблюдалось. Как и хлеба рядом, на столе.

– Просто попей горяченького. Говорят, что организм не должен отвлекаться на переваривание пищи, должен бросить все силы на выздоровление. – Я виновато улыбнулась. – На самом деле, я и картошки-то не нашла…

– И так хорошо. – Шмыгнув носом, Иван приблизился к тарелке. Взял ложку, зачерпнул бульон, попробовал.

Посолила? Не посолила? Мозг упорно отказывался вспоминать.

– А сама чего не ешь? – Одобрительно кивнув, спросил он.

– Не знаю… А можно?

Гончар вскинул брови.

– Вот же глупая. Нужно. – Махнул в сторону кухни. – Бери тарелку и весло.

– Чего? – Уставилась на него.

– Ну, весло. – Рассмеялся. – Ложку, то есть. На жаргоне. У нас тут на вокзале такой контингент работает, еще и не так заговоришь.

Я улыбнулась и пошла за ложкой. Вот и мне, наверное, придется всю жизнь прожить чернорабочей. Кто ж меня возьмет по чужим документам в ВУЗ? Никто.

Принесла тарелку с бульоном, поставила на стол, села напротив дяди Вани.

– Вкусно? – Спросил он, зачерпывая ложкой горячее варево.

– Угу. – Обжигая рот, промычала я в ответ. – А тебе?

– И мне. Спасибо. – И продолжил есть, то и дело нечаянно ударяя ложкой о зубы.

«Нужно будет купить ему пластмассовую ложку» – подумала я.

– А ты чего все на часы поглядываешь? А? – Спросил, как бы между прочим.

– Я? – Моментально покраснела.

Сама не замечала за собой, но мысли неотрывно крутились возле того парня с площади. А глаза упорно следили за стрелкой часов на стене, медленно, но верно движущейся в сторону девятки на циферблате.

– Да… – Ложка в руке дрогнула. Захотелось немедленно спрятать от смущения взгляд. – Ничего интересного, просто один парень… – «Красивый, упрямый, наглый» – У меня наушники сломались, а он хотел мне новые принести. – «А я бы не прочь посмотреть на него снова. Но мне ведь это не нужно. Вот совсем-совсем. Да?» – Встречу назначил… А я все думаю, может, стоит пойти?

И тут Иван уставился на меня как-то странно, затем вдруг поднял локоть и, прикрыв им лицо, громко чихнул.

«Правду говорю»…. – подумала я.

Примета есть такая.

– Обязательно иди. – Сморщив лицо, произнес дядя Ваня и потянулся к носовому платку. – Иди, пока не заразилась. Только сначала расскажи мне, что за парень, и куда вы пойдете, чтобы я был за тебя спокоен.

– Эм… – Закашлялась.

Вот с этим-то уже было гораздо сложнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

19

Я люблю снимать дождь.

Рассветы, закаты, росу на листьях ранним утром в лесу – это все, безусловно, красиво и достойно хорошего снимка. Но в дожде есть своя, особенная красота. Совсем как в глазах той девушки. Серое небо с редкими просветами… и вода, которая преображает все: природу, людей, город. Она делает любую фотографию интересной, даже волшебной.

Проще всего бывает сделать снимок возле окна, по которому сбегают капли. Но самый кайф, надо признаться, – это лужи. Настоящий генератор динамических отражений.

Выбираешь в самый лютый ливень одну из городских улиц. Самую оживленную. Боясь испортить камеру и новые джинсы, корячишься, подбирая нужный угол съемки, а в зеркале лужи уже отражаются огни ночного города, высотки и горбатые фонари. Освещение в отражении становится приглушенным, цвета сочными, реальность яркой… Делаешь долгожданный кадр и ощущаешь какое-то особое удовольствие.

Но все это ничто, все буквально меркнет перед черно-белым фото. Когда дождь заряжает на несколько дней, делая окружающий мир серым и малоконтрастным, мир сам рождает композиции для фотографий, где цвет точно был бы лишним. Тебе остается лишь взять камеру и направить ее на интересный объект, который мог бы стать центром снимка.

Все, что угодно. Или кто угодно. Например, вымокший и недовольный трехцветный кот, по усам которого стекают струйки воды. Или трехлапая дворняга под скамейкой возле вокзала, жалобно поджавшая уши и наблюдающая за темнеющим небом. Или странная девочка-подросток с короткой стрижкой, ссутулившаяся и бродящая под набирающим силу дождем возле входа на вокзал с явной целью – затерявшись в толпе, тиснуть кошелек у прибывающих в город туристов.

Еще я с утра видел прогноз погоды в смартфоне, но до конца так и не поверил, что будет дождь. Хоть и приготовил фотоаппарат, но до последнего сомневался, что он пригодится. И только хмурые тучи, затягивающие небо над крышами домов словно проворные черные карлики, подтвердили к вечеру верность прогноза.

Переодевшись, я успел прихватить из дома зонт и повесил на шею камеру. Правда, забыл посмотреться в зеркало, но возвращаться уже не стал. Просто в качестве компенсации пригладил ладонью волосы. Целых два раза.

В последний раз мы с Кириллом стриглись у одного мастера, так что в целом должны были выглядеть похоже. Помнится, встав с кресла, я тщательно взлохматил свою шевелюру, брат же попросил девушку-парикмахера аккуратно уложить его волосы воском.

Вспомнив об этом, я даже улыбнулся. Вышел из калитки и быстро пошел вдоль улицы.

Небо потемнело еще сильнее, поднялся ветер и понес песчинки по дороге. Попадавшиеся на пути прохожие ускоряли шаг, чтобы успеть домой до грозы. Я взглянул на часы. Оставалось всего десять минут на то, чтобы добраться до вокзала. И неизвестно еще было, сколько придется провозиться с его силиконовой красоткой (почему-то я представлял новую пассию Кирилла именно так).

А мне зачем-то дико захотелось поснимать дождь. Обычно это лучше делать в самом его начале, или когда он близится к завершению, но и то, и другое могло теперь накрыться медным тазом из-за этого глупого свидания.

И какой только болван назначает встречу на вокзале? Как ему такое только в голову пришло?!

Немного поколебавшись, я застегнул кожаную куртку, сжал в одной руке коробку, предназначавшуюся девушке брата, в другой желтый зонт и, оглядевшись по сторонам, быстро перешел дорогу на светофоре. Первые капли ударили по моей макушке уже на подходе к вокзальной площади, дальше дождь обрушился уже мощной стеной. Люди с сумками толпой повалили вверх по лестнице к центральному входу на вокзал. Я же, чувствуя, как камера, висящая на шее под курткой, ударяется с каждым шагом в мою грудь, на ходу раскрыл зонт и нырнул с головой под его яркую ткань.