Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ) - Вудхауз Пэлем Грэнвилл - Страница 39

— Ну, что же, спокойной ночи всем, — сказал он.

И это словно бы подвело итог вечеру.

Мистер Муллинер рассказывает

Амброз выходит из игры

— Ну и ладненько, — сказал Алджи Круфтс. — Тогда я поеду один.

— Ну и ладненько, — сказал Амброз Уиффин. — Поезжай один.

— Ну и ладненько, — сказал Алджи Круфтс. — И поеду.

— Ну и ладненько, — сказал Амброз Уиффин. — И поезжай.

— Ну и ладненько в таком случае, — сказал Алджи Круфтс.

— Ну и ладненько, — сказал Амброз Уиффин.

— Ну и ладненько, — сказал Алджи Круфтс.

Пожалуй, нет ничего печальнее (сказал мистер Муллинер), чем разлад между друзьями детства. Однако добросовестный рассказчик обязан сообщать обо всем.

Кроме того, долг такого рассказчика — хранить строгую беспристрастность. Тем не менее в данном случае просто невозможно не принять чьей-то стороны.

Достаточно ознакомиться с фактами, и станет ясно, что Алджи Круфтс имел полное право даже на еще более суровый тон. Было то время года, когда у всех молодых людей правильного образа мыслей возникает потребность отправиться в Монте-Карло, и по плану они с Амброзом должны были сесть на поезд, доставляющий пассажиров прямо к пароходу, утром шестнадцатого февраля. Все приготовления были завершены — билеты куплены, чемоданы упакованы, «Сто систем выигрыша в рулетку» основательно проштудированы от корки до корки, — и нате вам! Днем четырнадцатого февраля Амброз хладнокровно заявляет, что намерен пробыть в Лондоне еще две недели.

Алджи Круфтс впился в него взглядом. Амброз Уиффин всегда одевался элегантно, однако на этот раз его облик обрел зловещий блеск, который мог означать только одно. Об этом кричала белая гвоздика в его петлице, об этом визжали складки на его брюках, и Алджи мгновенно все понял.

— Ты приударяешь за какой-то мерзкой юбкой! — сказал он.

Амброз Уиффин покраснел и пригладил свой цилиндр против ворса.

— И я знаю за какой! За Робертой Уикхем.

Амброз снова покраснел и снова пригладил свой цилиндр, но на этот раз в положенном направлении, восстанавливая статус-кво.

— Ну, — сказал он, — ты же сам меня с ней познакомил.

— Знаю. И если помнишь, сразу же отвел тебя в сторонку и предупредил, чтобы ты держал ухо востро.

— Если ты имеешь что-то против мисс Уикхем…

— Я против нее ничего не имею. Я знавал Бобби Уикхем, еще когда она была младенцем, и у меня на нее, так сказать, выработался иммунитет. Но можешь мне поверить, всякий другой, кто входит в соприкосновение с Бобби Уикхем, рано или поздно по самый кадык вляпывается в какую-нибудь жуткую историю. Она подводит их и походя отшвыривает, так что слышится только глухой зловещий стук. Посмотри хоть на Роланда Эттуотера. Он поехал погостить в их загородном доме и прихватил с собой змею…

— Зачем?

— Не знаю. Просто при нем была змея, и Бобби засунула ее кому-то под одеяло и предоставила всем думать, будто это сделал Эттуотер. Ему пришлось уехать на молочном поезде в три утра.

— А зачем было Эттуотеру таскать с собой змей в загородные дома? — брезгливо сказал Амброз. — Легко понять, каким соблазном для девушки с характером…

— А еще Дадли Финч. Она пригласила его туда и забыла предупредить свою мать о его приезде, а в результате его сочли грабителем, и дворецкий влепил ему пулю в ногу, когда он торопился успеть на молочный поезд.

Юная розовая физиономия Амброза Уффина обрела то негодующее благородство, какое могло появиться на лице Ланселота, услышь он сплетни о королеве Гиньевре.

— Мне все равно, — сказал он мужественно. — Она — самая чудесная девушка в мире, и в субботу я веду ее на собачью выставку.

— Что? А как же Монте-Карло?

— Придется отложить. Ненадолго. Она прогостит в Лондоне у какой-то своей тетки еще пару недель. А тогда я смогу поехать.

— Ты что же, хочешь сказать, что у тебя хватает наглости думать, что я буду болтаться тут еще две недели, ожидая, когда ты соберешься ехать?

— Не вижу, почему бы и нет.

— Ах, не видишь! Только я и не подумаю!

— Ну и ладненько. Делай, как знаешь.

— Ну и ладненько. Тогда я поеду один.

— Ну и ладненько. Поезжай один.

— Ну и ладненько. И поеду.

— Ну и ладненько. И поезжай.

— Ну и ладненько в таком случае.

— Ну и ладненько, — сказал Амброз Уиффин.

— Ну и ладненько, — сказал Алджи Круфтс.

Практически в те же минуты, когда эта удручающая сцена развертывалась в клубе «Трутни», Роберта Уикхем в гостиной дома ее тети Марсии на Итон-сквер пыталась урезонить свою мать, все больше и больше убеждаясь в непосильности такой задачи. Леди Уикхем заведомо не поддавалась никаким резонам. Она была женщиной, не меняющей своих решений.

— Но, мама!

Леди Уикхем выдвинула волевой подбородок вперед еще на дюйм:

— Спорить бесполезно, Роберта…

— Но, мама! Ну сколько мне повторять! Сейчас позвонила Джейн Фолконер, чтобы я помогла ей выбрать подушки для ее новой квартиры.

— А сколько раз мне повторять, что обещание — это обещание. Утром после завтрака ты добровольно вызвалась сводить в кино своего кузена Уилфреда и его маленького друга Эсмонда Бейтса, и ты не можешь обмануть их надежды.

— Но если Джейн предоставить себе, она выберет какую-нибудь муть.

— Ничем не могу помочь.

— Она рассчитывает на меня. Так и сказала. И я поклялась, что сейчас же к ней приеду.

— Ничем не могу помочь.

— Я совсем забыла про Уилфреда.

— Ничем не могу помочь. Тебе не следовало забывать. Ты должна позвонить своей подруге и сказать ей, что сегодня днем не можешь к ней приехать. Мне кажется, тебе следует радоваться возможности доставить удовольствие этим двум мальчикам. Нельзя же всегда думать только о себе. Надо стараться привносить немножко солнечного света в жизнь других людей. Пойди предупреди Уилфреда, что ты его ждешь.

Оставшись одна, Роберта скорбно подошла к окну и остановилась, глядя на площадь. С этой дозорной вышки ей было отлично видно, как мальчуган в итонской форме усердно вспрыгивает с тротуара на нижнюю ступеньку крыльца и спрыгивает с нее обратно. Это был Эсмонд Бейтс, сын и наследник соседнего дома. Зрелище это отогнало Бобби от окна, и она поникла на кушетке, глядя в пространство и испытывая тихое отвращение к жизни. Возможно, кружение по Лондону в поисках подушек не всем покажется верхом блаженства, однако Бобби уже настроилась, и ее душевная рана обильно кровоточила. Но тут дверь отворилась и впустила дворецкого.

— Мистер Уиффин, — доложил дворецкий, и в гостиную вошел Амброз, источая то почтительное благоговение, которое всегда охватывало его в присутствии Бобби.

Обычно к благоговению этому примешивалась робость, неизбежная при посещении святилища богини, но на этот раз богиня так искренне ему обрадовалась, что робость исчезла. Он был изумлен степенью этой радости. При его появлении она вскочила с кушетки и теперь смотрела на него сияющими глазами, будто потерпевший кораблекрушение моряк на приближающийся парус.

— Ах, Амброз! — сказала Бобби. — Я так рада, что ты пришел!

Амброз преисполнился восторга от моднейших носков до набрильянтиненных волос. До чего же мудро он поступил, посвятив долгий час совершенствованию каждой мелочи своего туалета. Как только что сказал ему взгляд, брошенный в зеркало на лестничной площадке, его головной убор безупречен, его брюки безупречны, его бутоньерка безупречна и его галстук безупречен. Все — на сто процентов, а девушки это ценят.

— Просто решил заглянуть на минутку, — сказал Амброз сиплым голосом, единственным, на какой были способны его голосовые связки, когда он обращался к этой царице своего биологического вида. — Узнать, есть ли у тебя какие-нибудь планы на сегодня. Если, — добавил он, — ты понимаешь, о чем я.

— Я веду в кино моего кузена Уилфреда и его маленького друга. Хочешь тоже пойти?

— Еще бы! Огромное спасибо! А можно?