Гость из будущего. Том 1 (СИ) - Порошин Влад - Страница 46

— Точно. И Феллини с собой возьмём, пусть проветрится, — сказал не то Татарский, не то Герман. — Если по уму, то ему проставиться не мешало бы за первую индивидуальную работу.

— Протрезвеет, проставится, — ответил второй мужской голос.

— А девушку вы с собой возьмёте? — спросила Добронравова, которая попадала в фокус моего зрения. — А то после вашего «Рабочего посёлка» на меня накатывает смертельная тоска.

— Конечно! О чём речь? Принцесса! — затараторили наперебой сразу два мужских голоса.

После чего Татарский и Герман меня под руки приподняли со стула и удовлетворённо заметили, что я уверенно держусь на ногах. А мне подумалось, что если бы я выпил на граммульку больше, то стоял бы не менее уверенно, но на четырёх точках опоры. И моментально по всей студии разлетелся бы слух, что Феллини — алкоголик, который не умеет пить.

— Сейчас на воздухе, продышится, — сказал кто-то из них, сунув мне в руки мою папку с ценными бумагами.

Затем парни допили свой коньяк, толкнули меня на выход из кафе и я пошёл, передвигая ноги, словно робот, а окружающий мир всё так же продолжал вибрировать и играть ядовитыми яркими красками. И тут послышался другой женский звонкий голосок:

— Леночка, а вы куда пошли?

— Мальчики пригласили меня в «Парус», — ответила, кажется, Добронравова.

— Танечка, а поехали вместе с Леночкой?

— Ой, Люда я не знаю, я сегодня так устала, мне так сложно даётся роль, — включился в разговор ещё один женский низкий и грудной голос.

— Поехали, поехали, Татьяна Васильевна, — сказал кто-то из парней, — посидим под хорошую закуску, обсудим будущий сценарий, отдохнём.

— А когда отдохнём, потанцуем, — добавил, кажется, Татарский.

— Какие у нас оказываются шустрые и молоденькие помощники главного режиссёра? — усмехнулся низкий женский грудной голос. — Что сказать, Люда? А поехали. Тем более «Парус» находится в гостинице Европейской, а от неё и до нашей гостиницы всего два шага.

— Правильно, девочки, нечего киснуть в гостинице, — сказала Елена Добронравова.

Поэтому я попытался оглянуться, чтобы рассмотреть новеньких «девочек» нашей компании, но лучше бы этого не делал, так как моментально всё завертелось и закружилось перед моим затуманенным взором. Однако ноги прочно удержали тело в вертикальном положении, что было уже неплохо, а сильные руки Татарского и Германа подтолкнули меня в нужном направлении.

— Какой-то странный у вас товарищ, что с ним? — спросил звонкий женский голос.

— Это наш ленфильмовский Феллини, немного перебрал, сейчас продышится и будет порядок, — ответил, кажется, шутник Женя Татарский.

— Я его незаконный сын, — удалось пробурчать и мне, пока мы спускались на выход из главного корпуса киностудии.

И только я обрадовался, что начинаю трезветь, как в моей памяти наступил внезапный кратковременный провал. Коридоры «Ленфильма» — я отчётливо помнил, а как оказался на дорожке Александровского парка на пути к станции метро «Горьковская», которая внешне напоминала летающую тарелку — уже нет. Солнце постепенно клонилось к закату. Хотя ночь сегодня предполагалась светлой и короткой. А вот людей перед станцией метро и в самом парке было как-то немного.

— Феллини, вы как себя чувствуете? — спросила артистка Добронравова, которое всё это время, оказывается, вела меня под руку. — У вас взгляд какой-то стеклянный.

— Уже лучше, — пролепетал я, оглянувшись по сторонам.

«Ё-моё!» — вскрикнул я про себя, разглядев сквозь вибрирующее пространство, из каких «девочек» состоит наша компания. Женю Татарского держала под руку Татьяна Доронина, а Алексея Германа Людмила Гурченко. Количество звёзд отечественного кино на нескольких квадратных метрах просто зашкаливало. И неожиданно, мне показалось, что всё это уже было. «Сейчас Татарский предложит всем: сесть и покурить, так как в подземке нельзя», — подумал я.

— Товарищи, а давайте покурим, — сказал Женя Татарский. — В подземке ведь нельзя.

— Правильно, — кивнула головой Люда Гурченко. — И ваш Феллини пусть немного свежим воздухом подышит, а то он какой-то не такой, как про него рассказывают. Вон и скамейка свободная.

И вся компания тут же двинулась в направлении скамеечки. «Дежавю, — догадался я, почти автоматически передвигая ноги, — психологическое состояние, что когда-то уже был в подобной ситуации. Учёные утверждают, что в основе дежавю лежит одно из свойств человеческого мозга, который постоянно ищет закономерности. Однако одну закономерность мой мозг давным-давно уже отыскал — если учёные что-то утверждают, то это 100% ложь. Товарищи учёные, доценты с кандидатами, запутались вы с иксами, и с игреком, и с зет».

— Интересно, а что про меня ещё рассказывают? — спросил я уже более уверенным голосом.

— Говорят, что вы в карты у бандитов одну местную ленинградскую актрису отыграли, это правда? — поинтересовалась Татьяна Доронина.

— Конечно же ерунда, Татьяна Васильевна, точно такая же, как и три тополя на Плющихе, — хмыкнул я. — Потому что кафе-стекляшка «Три тополя» стоит на Шаболовке.

— Ну, причём здесь тополя? — фыркнул Герман. — Не обращайте внимания, девушки, сейчас он продышится и расскажет, как выиграл в карты Иринку Губанову.

«Уже старушке Лизе подключили интернет, а Германа всё нет и нет, — проворчал я про себя. — И я тоже хорош, зачем с тополями высунулся? Этот же фильм ещё не сняли, его даже пока и в проекте нет! Проклятый алкоголь». И только я проклял алкоголь, как мир перед моими глазами снова завибрировал и покрылся помехами, словно сбоившая компьютерная игрушка. «А сейчас Герман скажет, что не все люди созданы по образу и подобию Бога, а только режиссёры», — откуда-то вспомнил я.

— Мне вот какая интересная сейчас пришла мысль, друзья мои, — затянувшись сигаретой, произнёс Алексей Юрьевич, — в Библии сказано, что Бог сотворил человека по образу Своему. Но разве это так?

— Точно, не так, — захихикал Женя Татарский, — человек сотворён наподобие обезьяны, только без шерсти.

— Ха-ха-ха! ­– разом захохотали актрисы.

— Грубо, Женюра, очень грубо, — обиделся Герман. — Бог, как бы это сказать, знает наперёд, что будет с каждым из нас. И кто как не мы, сценаристы, режиссёры, писатели, знаем, что будет дальше с нашими героями?

— Ты, Лёша, хочешь сказать, что вы, режиссёры, созданы по подобию Бога, а остальные нет? — догадалась Людмила Гурченко.

— Верно, Людочка, — обрадовался Герман.

— Ну, старик, тебя и занесло, — отмахнулся Татарский. ­– Всё гораздо проще, в ком-то образ Бога проявлен больше, а в ком-то меньше.

— Очень интересно, но ничего не понятно, — засмеялась Татьяна Доронина.

— Не знаю, как насчёт Бога, — сказал я, вновь увидев перед глазами компьютерные помехи, — но мне иногда кажется, что наш мир — это иллюзорная игра. А в каждой игре есть такая функция, как автосохранение. К примеру, серьёзные шахматисты всегда записывают свои ходы.

— Ну, и к чему ты клонишь? — опять почему-то занервничал Алексей Герман.

— А к тому, Алексей Юрьевич, — с нажимом проговорил я, — что если мы живём в симуляции, то Бог в любой момент может всю игру отмотать назад и её переиграть. Как режиссёр, которому не понравился сыгранный дубль, берёт и переснимает его.

— А как же мы? — неожиданно спросила Елена Добронравова, — мы разве ничего не заметим?

— Кто-то ничего не почувствует, а кто-то испытает дежавю, — буркнул я. — Вот у меня сейчас именно такое ощущение, что всё это уже было. Вы впятером курили, я стоял напротив вас, чтобы не дышать сигаретным дымом, мы говорили про Бога, и сейчас что-то нехорошее должно произойти.

— Закусывать надо больше, а пить надо меньше, — хмыкнул Женя Татарский.

— Вы будете смеяться, но у меня тоже есть такой ощущение, похожее на дежавю, — призналась Гурченко. — И я предлагаю побыстрее отсюда пойти.

— Опачки! — гаркнул чей-то мерзкий голосок, и раздалось дикое ржанье. — Вы смотрите, пацаны, какие у нас тута люди отдыхают? На нашей скамейке, между прочим.