Гость из будущего. Том 1 (СИ) - Порошин Влад - Страница 24

— Хорошая и очень хорошая? — усмехнулся я, всё ещё надеясь на лучшее.

— Почти. В понедельник показ кинопроб для худсовета отменяется, — сказал он, усевшись за мой письменный стол. — Директор нашей киностудии, Илья Николаевич, уже посмотрел рабочие материалы. Ещё вчера вечером. Мне хорошие люди звякнули.

— Ну? — от нетерпения я сам себя стукнул кулаком по ноге.

— Подковы гну, — хмыкнул Шурухт. — Говорят, что хохотал как ненормальный. А на том месте, где Филиппов сказал: «Ты мне нашего министра культуры не тронь». С Ильей Николаевичем случилась истерика, досмеялся до икоты.

— Так это замечательно, значит, работаем? — обрадовался я.

— Дурак, — прошипел дядя Йося. — Сейчас к четвергу он соберёт всех наших режиссёров и будет думать, как фильм у Лени Быкова отобрать и отдать кому-нибудь другому.

— Не понял? — пролепетал я.

— Ты пойми, дурень, не нужен Леня Быков на киностудии как режиссёр. «Ленфильму» нужен Максим Перепелица, весёлый деревенский простоватый парень и точка. Ему специально подсунули этот идиотский сценарий. Но тут влез ты, со своим энтузиазмом и всё испортил.

— Откуда же я знал, что чем хуже, тем лучше? — буркнул я. — Ничего, мы ещё поборемся. Этот ваш, то есть наш Илья Николаевич меня ещё не знает. Я так это дело не оставлю.

— Ай, Моська, знать она сильна, коль лает на слона, — криво усмехнулся дядя Йося. — Эпическая битва: стажёр против директора киностудии, ха-ха!

— Иосиф Фёдорович, а вы мне случайно не подскажете, как в Библии сыграли Давид с Голиафом в преферанс, в очко и на бильярде, а? — я тоже криво усмехнулся. — Мы ещё посмотрим, кто кого?

Глава 10

— Йося, ты кого ко мне привёл? — возмущённо вскрикнул руководитель Ленинградского оркестра Александр Владимирцов, когда я и Иосиф Фёдорович вечером того же воскресного дня появились в большой, но в данный момент пустой студии Ленинградского радио.

Кстати, в годы войны на крыше «дома Радио», располагавшегося по адресу улица Итальянская дом 27, дежурили музыканты этого самого симфонического оркестра. Им приходилось вместо репетиций тушить зажигательные бомбы. И так как делали они это не за страх, а за совесть, я теперь с большим интересом глазел на высоченные потолки и лепнину этого красивого здания, пока товарищ дирижёр рассматривал мою не совсем музыкальную внешность.

— Я спрашиваю, Йося, кто этот молодой человек? — повторил свой вопрос Владимирцов, светловолосый невысокий мужчина чуть старше 50-ти лет с приятным квадратным лицом.

— Как и договаривались, — смутился Шурухт, — я привёл этого автора, то есть композитора. Вам же перед записью пару дней требуется порепетировать.

— Кого, композитора? Ха-ха, — захохотал руководитель оркестра. — Ты посмотри на этот сбитый нос, ты посмотри на эти разбитые костяшки рук! Это же бандит из подворотни! С такой фактурой только кошельки грабить.

— И я очень рад нашему знакомству, — кивнул я головой. — Полагаете, что человек со сбитыми костяшками не в состоянии сочинить пару простеньких эстрадных песен?

— Какое у вас образование, молодой человек⁈ — с пол-оборота завёлся Александр Владимирцов.

— Как у всех, школьное и советское, — пробубнил я.

— Ты слышишь, Йося? У него школьное образование, браво! — дирижёр оркестра нарочито радостно захлопал в ладоши. — А музыкальное образование у вас имеется? Ответьте мне: что такое октава? Что такое большая и малая терции? Вам знакома нотная запись? Йося, кого ты ко мне привёл?

— Саша, сейчас всё будет в лучшем виде, — Шурухт замахал руками, словно гусь крыльями. — Мы же не первый день знакомы. Ну, ты же меня давно знаешь. Сейчас молодой человек покажет то, ради чего мы здесь сегодня собрались.

— И вообще, я — мальчик из интеллигентной семьи, — поддакнул я.

— Из интеллигентной семьи, — недовольно проворчал Владимирцов. — Ладно, на чём изволите играть?

— На этом, — буркнул я, изобразив воображаемую гитару.

— На балалайке что ли? — ещё сильнее сморщился дирижёр оркестра.

— Да, на шестиструнной, — улыбнулся я и сам взял, подходящий моей не совсем музыкальной фактуре инструмент, который стоял на изящной напольной подставке.

Я провёл по струнам и услышал замечательное благородное звучание, и оно в разы было богаче, чем тот звук, который извлекался из нашей дежурной студийной гитарки.

— Йося, ты знаешь, как я не люблю эту бардовскую самодеятельность? — зашептал Владимирцов нашему директору фильма. — Если я сейчас услышу очередные трынди-брынди, то мы с тобой не договоримся. Деньги мне нужны, но нервы дороже.

— Давай Феллини, не подкачай, — дядя Йося смешно сжал один кулак.

Поэтому мне ничего не оставалось делать, как показать всё, на что я способен. Во-первых, я уже нафантазировал, как эти песни будет исполнять Нонна. Как потом записанный нами мини-диск разлетится по всей необъятной Родине и будет звучать из каждого окна. Во-вторых, я просто хотел заработать, чтобы устроить свой быт. Говорят, что истинный художник должен быть голоден. Враньё. Художник должен быть сыт, чтобы не обслуживать своим творчеством разных богатых мерзавцев, потакая их врождённому дурному вкусу. Достаточно вспомнить лихие 90-е, когда великолепным советским актёрам за кусок колбасы приходилось сниматься в заведомой бездарной галиматье. Был и третий аспект — нужно было спасать кинокомедию. Я решил так, если Леонида Быкова отстранят от режиссёрской работы, то мои песни в этом кино звучать не будут. Либо это произойдёт после большого скандала, который я раздую в стане конкурентов «Ленфильма» в московской прессе.

— Ну, что ж, не всё так плохо, — кивнул Александр Владимирцов, когда дослушал две быстрые композиции: «Королеву красоты» и «День на двоих». — Я даже думаю, что народу понравится. Есть в этих песенках молодой задор.

— Хит, — поддакнул дядя Йося. — Что в переводе с английского означает: удача и успех.

Руководитель оркестра провёл пальцами по клавишам рояля и с лёту наиграл мелодию «Королевы красоты». Сразу чувствовалось, что этот человек великолепный пианист-профессионал.

— Та-тара, тара, тара, таааара, — запел он, импровизируя прямо на ходу. — Та, та, та, та, та-та-тааа. А кто споёт нам эти вещи? — спросил он, не отрываясь от черно-белых клавиш.

— Эдичка Хиль и ещё одна московская очень талантливая певица и актриса, — сказал Шурухт, подмигнув мне и потерев свои ладони.

Наверное, Иосиф Фёдорович, уже мысленно подсчитывал свалившиеся на голову барыши. И я вдруг отчётливо понял, что дядя Йося загодя знал, что с кинокомедией всё пойдёт через одно место, что в этой истории множество подводных камней, поэтому он и ухватился за песни. Ведь в советской киноиндустрии закон суров: пока ты работаешь над фильмом, пока ты при деле — ты хорошо зарабатываешь, а как только кино закончено — всё, соси лапу. Кстати, именно по этой причине многие режиссёры любили специально затягивать съёмочный процесс или снимать сцены, которые заранее не войдут в финальный монтаж ленты. Это парадокс плановой экономики — не надо как лучше, надо как запланировано.

— Значит, договорились, — улыбнулся Владимирцов, встав из-за рояля, — во вторник к 9 часам вечера встречаемся на этом самом месте. С музыкантами я порепетирую. Значит, для песен нам потребуются: контрабас, гитара, барабаны, рояль и саксофон. И, пожалуй, труба.

— Ничего мы не договорились, — пробубнил я. — У нас есть ещё и третья композиция.

— Да, это самая лучшая, — закивал головой дядя Йося. — Поверь, Саша, моей интуиции, эту песню будут исполнять не один десяток лет.

— Хи, — нервно усмехнулся дирижёр. — Ну, допустим, играй, Феллини. Кстати, почему Феллини?

— А я его незаконнорождённый сын, — пробурчал я и перебором заиграл красивую мелодию, которую в будущем должен был сочинить Раймонд Паулс.

Как много лет во мне любовь спала.

Мне это слово ни о чем не говорило.

Любовь таилась в глубине, она ждала —