Вперед в прошлое 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 46

— Я мало что знаю, я просто есть, — пожал плечами подросток.

— Что. Я. Сделал? — продолжил я, ощущая себя в горячечном сне.

— Ты — меняешь все, — ответил он (или она?). — Иногда не обязательно что-то делать. Достаточно стать немного другим, открыть что-то в себе, чего не было раньше. И побегут круги по воде…

Он встал с кровати, подошел ко мне, положил руки на плечи, внимательно всмотрелся в глаза, словно сканировал меня взглядом, удовлетворенно кивнул.

— Теперь будет легче. Ты готов.

Из-за двери донесся все нарастающий противный треск, будто дробящий мироздание. Реальность запикселилась и развалилась, а я, как Ванька-встанька, проснулся, вскочил, сел в кровати, глядя на будильник, танцующий ламбаду вокруг банки с хризантемами. Какой же у него противный звук! Все забываю купить другой. Потянувшись к нему, я клацнул по кнопке наверху.

— Да заглохни ты уже!

Будильник смолк.

— Так его! — воскликнул Борис, валяющийся в кровати.

— Отомсти за вырванные с корнем мгновения неги! — отозвалась Наташка из кухни, явно вошедшая в роль.

Будильник пробудил воспоминания, какой пыткой была для меня утренняя побудка в школу! Эхо безнадежности коснулось разума. Десять лет общего режима. Потом — строгач в военке. Там мы так ушатывались, что было не до грусти. Потом — взрослая жизнь: понедельник, как жандарм с пистолетом у виска, и блудница-пятница, распростершая объятия.

Нет, объятия этой блудницы стали мне доступны много позже, а поначалу — работа без выходных и проходных.

Сто лет, прожитых зря. Как и многие, я думал, что жизнь начнется завтра, а она взяла и закончилась. Теперь так не будет. Благодаря памяти взрослого я больше не превращу свою жизнь в бег в беличьем колесе. Жить — интересно, я научился делать драгоценный сплав из опыта и рутины. Лепить шедевры из податливого материала.

Когда участвуешь в собственной жизни, то каждый день интересен, в том числе — сегодняшний. Точнее нет, сегодняшний — так вообще! Наверняка ситуация с Рамилем прояснилась, он сегодня придет и все расскажет, и станет известна участь насильников. Очень надеюсь, что их закроют, но скорее эта участь постигнет только самого старшего, Ростовчука. Остальных поставят на учет, заставят отрабатывать и отпустят по домам, даже если мать Алисы напишет заявление. Надеюсь, у родителей хватит ума перевести своих чад в другу школу, потому что тут их сгноят, да и туда слухи дойдут быстро.

Мама, как обычно, собиралась на работу, мрачная, как туча. И надо бы посочувствовать, что на работе она изгой, все шепчутся за спиной и строят козни — но не получается войти в положение. Потому что она всю жизнь отбывала срок, а не жила. Мне хотелось кричать каждому: «Люди, посмотрите, сколько красок вокруг! Это мир возможностей, не отворачивайтесь от него, ищите то, что зажжет свет не в темноте, нет, — в серых сумерках, которые еще страшнее ночи».

Борис, покачиваясь на табурете, ковырял омлет и хитро поглядывал на сестру.

— Натка, колись, кто тебе подарил цветы?

— Много будешь знать — рано состаришься, — огрызнулась она и добавила: — Это ничего не значит. Ну, подарил, и что с того? Он же не обручальное кольцо мне подарил!

Краем глаза я наблюдал за ней и замечал, что как-то мало искренности в ее словах. Кавалер ей интересен, это сто процентов. А поскольку у сестрицы талант влипать в неприятности, я решил проверить догадку и спросил:

— А если бы подарил? В смысле, обручальное кольцо и замуж позвал. Пошла бы за него?

Наташка вспыхнула, закатила глаза и покачала головой.

— Вот когда подарит, тогда и буду думать.

Значит, я прав, и интерес к этому парню есть. Осталось выяснить, кто он. Точно не одноклассник: цветы появились после репетиции. Актер?

— Кто он? — на всякий случай спросил я — ну а вдруг ответит?

— Да никто! — взвилась она. — Мне теперь часто будут цветы дарить, так что, каждый подаривший — жених? Если каждому давать, поломается кровать!

Во мне проснулся взрослый, желающий прочитать ей нотацию, наставить на путь истинный, но я придержал коней. Кто в юности слушает эти нотации?

Позавтракав, мы, не сговариваясь, рванули к шелковице, на наше обычное место встречи.

— Что там про Ростовчука говорят? — на ходу спросил я у Наташки.

Она сморщила нос, словно раскусила клопа-вонючку.

— А что могут говорить? Козел он. Его особо никто не любил, потому что он дурачок и шестерка, покупал сигареты, чтобы с ним дружили. Теперь вообще шарахаться будут.

— А отец его как? — поинтересовался Борис.

— Фиг ли я знаю. Он его четвертует, — ответила Наташка, — эт точно. У него батя — зверюга.

— А я рисунки на конкурс сегодня сдаю, — не в тему ляпнул Борька.

— Порви их всех! — поддержала его Натка.

— Там отбор. Сперва финал, тройка победителей… Ну, в общем, наши работы повезут в город. Кто выиграет, рисунки того поедут в областной центр. А если и там победю — в Москву!

— И всех победю! — пропела Наташка.

— Город точно порвешь, — ободрил его я. — Областной тоже. А насчет Москвы я бы губу не раскатывал, у них свои дети есть.

— Да в школе бы выиграть, — вздохнул Борис. — Там целое жюри, десять человек! Дрэк, Джусиха, наша классная.

— Ну так видно же, что ты — крутой! — воскликнула Натка. — Класснуха не даст в обиду.

Мне подумалось, что зря я его обнадежил. В школе, может, он и выиграет, а вот дальше — очень вряд ли. Единственная надежда, что жюри будет заинтересованным и не попытается пропихнуть своих.

— Работы на стенд повесят под стекло, — похвастался Борис, — чтобы не изрисовали уроды всякие.

Воцарилось молчание, которое для меня было тягостным, потому что, когда болтаешь, отвлекаешься. А так опять полезли мысли о разговоре со странной сущностью из сна. От каких перемен во мне побегут круги по реальности? К чему я готов? Неужели сложно было ответить? Или ему/ей нельзя отвечать прямо? Но теперь ясно, что ходить мне и оглядываться, и над каждым шагом думать. Другой накосячил — и даже не заметил, он отвечает только перед собой. А я — если не перед всем человечеством, то перед страной точно. Дал в рыло Чуме — что-то там сдвинулось в мироздании, пошел Чума по наклонной, не размножился, ветка оборвалась…

А вдруг этот утырок мог породить кого-то важного?

Погруженный в раздумья, я не заметил, как мы дошли до места встречи, там уже были все, кроме тех, кого хотелось бы видеть больше всего — Рамиля и Алисы.

— Есть новости? — спросил я, глядя на Минаева, тот пожал плечами.

— Откуда? Вместе ж к Меликову ходили.

Ян, стоящий лицом к нам, аж затанцевал на месте, указывая нам за спины:

— Вон он!

Все синхронно обернулись. Шагающий к нам Рамиль помахал рукой и припустился к нам. Димоны поочередно заключили его в объятия, он обнялся с Яном, которого когда-то хотел изгнать из подвала, с Гаечкой и Наташкой, оставшейся с нами.

— Как ты, брат? — спросил Илья.

— Да ваще, — вздохнул Рам. — Сутки продержали, прикиньте? Родоки Дорика закусились. Типа, не давай показания, а мы заяву на тебя на тебя не напишем. Это они отцу такое сказали.

— А он? — насторожилась Гаечка.

— Нах послал и чуть в рожу не дал, тот летел аж свистел.

Наташка хлопнула в ладоши.

— Молодец!

— Как Алиса? — спросил Рамиль с надеждой.

— Не идет на контакт, — ответил я. — Ей нужно время.

— Уроды, — прорычал Рамиль. — Я бы его пырнул при любом раскладе! И отец меня поддерживает, вот!

— Ты молодец, Рамиль, — сказал я и прокрутил в голове план на сегодняшний день: пять уроков, Ванька со Светкой, тренировка.

Юрку выдернуть получилось, он человеком стал. Теперь — дети и еще Бузя. Потом — одноклассники, но с ними сложнее, они видят во мне врага.

— Идем на алгебру, — вернул нас в реальность Илья. — Может, Любка что расскажет, а мы ей списать дадим.

— Ох, ну и тупая эта Желткова! — вздохнула Гаечка, перекидывая сумку через плечо. В руках она держала уже изрядно потрепанный пакет. Зато — модный! Не у каждого такой пакет был.