Песок - Хауи Хью - Страница 20

Девочка застонала. Губы ее пересохли и потрескались, лицо обгорело на солнце. Рукав рубашки был оторван, остальное едва держалось. Казалось, будто ее протащили по тысяче дюн, а когда Коннер увидел кровавые огрызки на месте ногтей, он понял, что этому несчастному созданию пришлось долго ползти.

Она выглядела полумертвой и бесчувственной. И Коннер понял, подобно дайверу, поднявшему из холодного песка невиданную реликвию, что существо у его ног родом не из Спрингстона и не из какого-либо иного мира живых. Это была девочка из Ничейной земли, каким-то образом сумевшая пересечь непроходимый рубеж.

— Как мне дать ей попить? — спросил Роб, открыв фляжку и беспомощно глядя на Коннера.

— Только крышечку, — прошептал Коннер, не до конца осознавая, что означает появление здесь этой девочки. — Дай мне.

Роб дрожащими руками налил крышку, расплескивая воду, и Коннер подумал: понимает ли его брат то, что понял он сам. Скорее всего. Роб был достаточно умен.

— Осторожнее, — сказал Коннер, беря крышку с водой.

Присев рядом с девочкой, он положил ей на грудь другую ее хрупкую руку и, подставив ладонь под затылок, приподнял ее голову так, что та оперлась о его бедро. С ее губ снова сорвался стон — слабый признак жизни. Девочке, похоже, было лет восемь или девять, но сказать было трудно — настолько она выглядела худой и хрупкой.

Коннер полил водой ее потрескавшиеся окровавленные губы. Ему показалось, будто он услышал шипение, когда жидкость соприкоснулась с огнем жажды. Щеки ее дрогнули, она болезненно поморщилась, и ему пришлось удерживать ее голову. Он попытался лить воду мимо ее израненных губ, прямо на язык.

— Аккуратнее, — прошептал Роб.

— Знаю, — ответил Коннер. Он опорожнил крышку, глядя, как вздрагивает горло девочки, инстинктивно совершая глоток. — Налей еще.

Он вернул крышку Робу, который уже увереннее налил новую порцию.

На этот раз девочка смогла пить самостоятельно. Слабая ладошка легла на руку Коннера, благодарно сжав ее окровавленными пальцами без ногтей. Отчаянное зрелище.

— Пей, — сказал он девочке, будто ей требовалось напоминать.

Она выпила крышку, потом другую и шепотом попросила еще, но Коннер сказал Робу, что этого достаточно. Слишком много воды — тоже плохо. Ему приходилось видеть, до какого безумия доводит жажда.

Веки ее затрепетали, и она открыла глаза, щурясь от света дайверского фонаря, бившего ей прямо в лицо.

— Убери фонарь, — велел Коннер Робу, но брат уже отодвинул фонарь подальше от ее глаз, столь же остро осознавая страдания девочки.

— Спокойно, — сказал ей Коннер. — Мы тебя нашли. Все будет хорошо. — Слова эти в той же мере предназначались ему и Робу. Сам он вовсе не был уверен. — Отдохни, пока я осмотрю твои раны, ладно? Потом дам тебе еще воды. Нужно очистить тебя от всего этого песка.

Он потянулся к рюкзаку, благодаря судьбу за то, что у него есть еще вода из тех припасов, которые он взял с собой для похода.

— Ко… мне… — прошептала девочка.

Когда она повторила те же слова во второй раз, Коннер повернулся к ней.

— Что? — переспросил он.

Вцепившись в его рубашку окровавленной ладошкой, она снова повторила то же самое.

— Она просит, чтобы мы подвинулись к ней ближе. Чтобы было слышно, — сказал Роб, наклонив голову и вслушиваясь в шепот девочки. — Чего ты хочешь?

Но девочка смотрела мимо него, на Коннера. Веки ее затрепетали, и затуманенные глаза на мгновение вспыхнули, будто просвет в песчаной буре. Коннеру вдруг почудилось в этих глазах нечто знакомое, пока девочка силилась что-то сказать, отчаянно втягивая в легкие душный воздух палатки.

— Кон… нер, — снова проговорила она, с трудом произнося каждый слог, и уголки ее рта изогнулись в слабой улыбке, в которой ощущалась отчасти радость узнавания, отчасти огромное облегчение. — Меня… послал… отец.

А потом свет в ее глазах снова померк — раны и усталость взяли свое, и девочка из Ничейной земли провалилась в сон. Имя Коннера эхом отдавалось в его ушах, хотя он был уверен, что никогда в жизни не видел эту девочку, которая говорила о его отце так, как будто тот был ее собственным.

Часть 3. Возвращение в Данвар

19. Блудная дочь

Вик успела научиться тому, что вся жизнь подобна глубокому песку. С рождения до смерти маслянистый кулак раз за разом хватал несчастные души, которые вырывались на свободу лишь затем, чтобы глотнуть воздуха, прежде чем их снова схватят. Именно так, с точки зрения Вик, выглядел мир. Куда бы она ни бросала взгляд, она видела, как жизнь давит людей, стиснув жесткие пальцы на их глотках и вынуждая существовать от одного несчастья до другого.

Как она обнаружила, позволявший пережить все эти страдания секрет заключался в том, чтобы не дергаться в когтях судьбы. В том, чтобы научиться не дышать. Научиться находить в этом удовольствие. Единственная разница между удушающими и дружескими объятиями состояла в наличии впереди открытого пути. Именно потому Вик научилась задерживать дыхание, и последующая ее жизнь превратилась в непрерывную цепь дружеских объятий.

На глубине в шестьсот метров песок отказывался двигаться, став, подобно эгоистичному любовнику, глухим к ее мыслям и желаниям. Он не давал пошевелиться, из-за чего она ощущала себя полностью беспомощной. Дайверы погибали и намного раньше, чем на шестистах метрах. Многие умирали задолго до этого, поскольку пытались одновременно дышать и заставлять песок течь. Вик знала, что вступать в борьбу одновременно с двумя мужчинами бесполезно.

Еще две минуты с оставшимся запасом воздуха в легких, и она потеряет сознание. В глазах уже темнело и вспыхивали звездочки. Чтобы подняться на поверхность с этой глубины, требовалось тридцать минут. Тридцать минут с запасом воздуха на две минуты. Все будет хорошо. Она заметила два стоявших рядом металлических чемодана, из тех, что с хорошими замками. Чемоданы светились в ее поле зрения ярко-оранжевым, выделяясь среди зеленых и голубых, более мягких. Овальный конвейер, с которого они свалились, сверкал белизной. Металл, сохранившийся под глубоким слоем песка. Погребенная в нем блестящая сталь могла жить вечно. Слишком глубоко, чтобы разобрать ее на части и вытащить наверх. Слишком рискованно.

Вик схватила два чемодана, надеясь, что это серебристая их разновидность, «самсонит», и поплыла наверх. Она преодолела зияющую дыру в том, что, вероятно, когда-то было тканевой крышей некой палатки величиной с половину Лоу-Пэба, затем устремилась выше, прочь от гигантских металлических птиц с распростертыми крыльями и сотнями стеклянных глаз, все выше и выше, к мерцающему транспондеру на четырехстах метрах, до которого добралась на последних остатках воздуха в изголодавшихся легких.

Найдя оставленный баллон, она разрыхлила песок вокруг редуктора и сунула его в рот, ощутив на языке лишь небольшое количество крошки. Она перестала думать о движении, лишь о столбе песка над ней и его давящей со всех сторон тяжести. Поборов эту тяжесть, она сделала глубокий вдох, потом еще один. Ее костюм дрожал, полный энергии и нетерпения. Он жил ради глубокого песка.

Оставив баллон и транспондер, она поплыла выше, к следующему мерцающему огоньку. Еще две остановки до поверхности. Забыть о необходимости дышать. В панику повергало не отсутствие воздуха, а неодолимое желание выдохнуть. Накапливавшийся в организме ядовитый газ давал мозгу сигнал избавиться от содержимого легких. Ее научил этому отец, как и всем прочим тайнам дыхания. Он говорил, что телу нельзя доверять. Оно могло долго обходиться без воздуха. Все дольше и дольше, по мере того как учишься управлять собственными мышцами.

Следующая остановка. Очередной заранее закопанный баллон. Здесь песок выглядел почти обычно. Давление уменьшилось, и спектр цветов в ее маске, настроенной вопреки всяким инструкциям на плотный, напоминающий бетон песок внизу, изменился. По мере того как она поднималась все выше, песок вокруг становился похож на открытый воздух, мерцая пурпуром и неестественными оттенками. Усилилось и действие ее костюма, хотя заряд его батарей опасно упал. Она чувствовала, как он гудит в рыхлом песке. Ее костюм, рассчитанный на большие глубины, работал на полную мощь, которая, казалось, отдавалась в зубах. То был еще один секрет глубокого дайвинга — ты должен быть готов облачиться в костюм, в котором создавалось ощущение, будто он желает тебя убить. Ты должен был надеть маску, которая показывала тебе бессмыслицу. А потом нырять прямо вниз, пока мир снова не покажется нормальным.