Дыхание осени 2 (СИ) - Ручей Наталья - Страница 36

Логично?

Вполне.

Мы живем вместе. Ничего не подтверждает этого больше, чем бардак, который она застала свекровь. Теперь вопрос в том, оставит ли она нам Егора, раз выполнено главное условие, или плевать ей на наше совместное проживание.

Не будет же она отслеживать, спит со мной Яр или нет. В конце концов, это наше личное дело.

А если будет?

А если попытается опять доказать Яру, что я не подхожу ему, используя все тот же метод? И пока кто-то спрячется с видеокамерой на балконе, я буду лежать, сонная, беззащитная, открытая для разврата помимо воли?

Что если Егор — только предлог, а приехала она довести начатое до конца?

Моего конца, сведя в могилу…

Макар мне говорил, что если не надумаю вернуться к мужу, я в безопасности, а я… Я не вернулась — нет, но ведь со стороны все именно так и выглядит. Мы вместе, пара, с нами ребенок и вон даже собака…

— Тебе плохо? Злата! Что с тобой? Тебе плохо?

— Она не оставит Егора, — пытаюсь удержать скулеж, чтобы ребенка не пугать, — она вернулась, чтобы забрать и его…

— Злата… — Яр ложится рядом, так странно чувствовать его снова. — Злата, ты помнишь, я говорил, что постараюсь на деле доказать тебе, что ты для меня значишь?

— Разве ты это говорил?

— Почти. Другими словами. Не важно. — Обнимает меня, притягивает к себе, гладит по спине, успокаивая, разрушая не по кирпичику, а целыми блоками новую башню страха. — Я никогда не позволил бы тем, кто сделал это с нами, войти в твой дом. Никогда, слышишь?

Я слышу. Но я не понимаю.

— Ты знаешь, кто это был?

— Да.

— Ты хочешь сказать, что…

— Моя мать не слишком любит тебя — это правда. Она вообще не способна любить. Я так думаю. Только, пожалуйста, не говори Егору. Я солгал ему, и солгу еще много раз, если будет нужно. Я хочу, чтобы у него была мать. У каждого ребенка должна быть мать, которая его любит.

— Да, — говорю я, а перед глазами стоит лицо моего мертвого мальчика, — должна.

— Моя мать не делала этого, Злата. Я бы не привел ее в твой дом. Я хотел, чтобы ты сама поняла это, сама увидела.

— Не она?

— Нет.

— А кто?

— Я сам разберусь с ними. Они уже знают, что я знаю. Это большие деньги, Злата, и зависть. И еще любовь.

— Любовь?

— Я хочу, чтобы ты пока никуда не выходила одна.

— Почему?

— Потому что они могут попытаться забрать тебя снова.

— У кого забрать?

— У меня.

Он так странно говорит, я слышу и тут же забываю его слова. Они не складываются у меня в картинку. Может быть, отвлекает его дыхание у моего виска, может быть, его легкие набережные поцелуи моих пальцев, может быть, я немного устала и мне только мерещится его взгляд, полный раскаянья.

— Это Стас?

— И он тоже.

— И Лариса?

— И она.

— Почему?

Он молчит, только дышит тяжело, и целует, но уже не пальцы, а мои губы.

— Только двое или кто-то еще?

— Остальные к тебе не приблизятся. Не посмеют. А они… никогда не встречайся с ними одна, слышишь? Никогда без меня.

— Долго прятаться?

— Нет.

— Что ты сделаешь?

— Разберусь. Ты увидишь. Чуть позже.

— Я сама могу разобраться, — обижаюсь, хотя знаю, что это глупо, но с другой стороны — не более глупо чем спокойно лежать в объятиях Яра и нежиться в них и черпать удовольствие горечи, зная, что будущее с ним невозможно. — Я могу уложить твоего Стаса. Как тебя в коридоре. Легко.

— Да, на счет коридора… Я тогда притворялся.

— Что?!

— Я могу поиграть с тобой в эти игры… — мурлычет мне в ухо. — Только я. Могу поиграть и в другие, но не строй из себя камикадзе с кем-то еще. Это опасно.

— Ты притворялся?!

— Мне хотелось увидеть, что ты сделаешь со мной на самом деле, когда думаешь, что я в твоей власти.

— Я не выбросила тебя с балкона.

— Нет, не выбросила. Вместо этого поцеловала.

— Ты врешь!

— Егор бы поправил, что правильно говорить "лжешь", — просто расплывается в довольной улыбке, по которой становится ясно, что поцелуй был: мой, самовольный.

— Егора заберут у меня?

— Нет. Он останется с нами.

— Но я… мы…

Закрывает мне рот поцелуем. Я пытаюсь сказать, что не надо, что я не хочу. Я пытаюсь его оттолкнуть. А потом устаю врать самой себе и целую в ответ. Ненавидя — целую.

Или снова я лгу?

Я не знаю. Мне так хорошо, что не хочется проверять реальность или сон со мной рядом. Мне так странно, но не хочется приходить в себя, уговаривать мстить и продумывать планы мести.

Те, кто думал меня растоптать, не должны управлять моей жизнью. Хватит! Не позволю им больше! Я хочу целовать — я целую. Я хочу обнимать — обнимаю. Я хочу задыхаться от пьянящих мужских поцелуев — пусть так. Пожалею? Возможно. Но не буду марионеткой в чьих-то руках.

Я сама собой управляю.

И мужчиной, что льнет ко мне, просит о поцелуях…

— Блиин… — раздается у нас за спиной недовольное фырканье и совет перед уходом на кухню: — Шли бы вы со своими массажами в ванную!

Мы почти синхронно восстанавливаем дыхание. Бок о бок. Рука к руке. Два взгляда в один потолок.

— Представляю, что бы по этому поводу сказала бабуля, — бормочу я.

— Как мудрая женщина, она бы предложила нам всем переехать в квартиру побольше.

— Кстати, — встаю, привожу с помощью зеркала и пудры лицо в более-менее не смущенный вид, — я хотела поговорить с тобой по этому поводу.

— Ну-ну? — приподнимается на локте, наблюдая за мной.

— Тебе ведь вовсе не обязательно жить с нами в этой квартире!

— Ты так думаешь?

Киваю уверенно и привожу все свои доводы. Яр слушает с милой улыбкой, но так, снисходительно, то есть, сомнительно мне, что он услышал хоть слово.

— Я подумывал приставить к тебе охранника, но с недавних пор я больше не доверяю охране. Ты правильно подозреваешь, что приезд матери — только предлог, чтобы я мог перебраться к тебе поближе. Они попытаются взять реванш, Злата. А я попытаюсь им этого не позволить.

— Не понимаю, зачем им я.

— Здесь как раз все очень просто.

— Правда?

— Да, — поднимается с грацией льва, подкрадывается и рассматривает меня, медленно склоняя голову на один бок. Налюбовавшись — на другой. — Не так-то просто отнять у меня бизнес. Практически невозможно. По крайней мере, не им тягаться со мной. Мой бизнес — часть меня, это мои силы, мое время, моя молодость.

— А я?

— А ты — моя душа, мое сердце, мое дыхание. Но они это поняли раньше, чем я.

Мое дыхание обрывается. Сердце не бьется. Душа ушла в пятки.

Мне кажется, что я сплю, что стоит только открыть глаза и проснуться…

Но хочу ли я просыпаться?

Телефонный звонок избавляет меня от соблазна поверить. Он так вовремя и не вовремя одновременно. Яр о чем-то говорит, а я слышу его слова как фон, прокручивая в очередной раз и в очередной раз не веря — я душа, я дыхание, я его сердце…

— Кто звонил? — отвлекаюсь от невозможного.

— Мой отец.

— Что хотел?

— Предлагал устроить ужин в домашней обстановке, ты ведь слышала.

Нет, не слышала, хотя он, наверное, что-то и говорил в этом духе. Да, сейчас вспоминается… было…

— Почему ты ему отказал?

— Я не отказывал. Предложил ресторан. Ты не любишь готовить.

— Только поэтому?

— Нет. Не только. — Обнимает меня, прижимает как ребенка, которому снится кошмар, убаюкивает тихим шепотом. — Я пообещал, что те люди никогда не появятся в твоем доме.

— Твой отец…

— Да, думаю, и он тоже.

— Почему?

— Это я и хочу узнать.

— Это ты заставил приехать мать? Она не сама воспылала вдруг материнскими чувствами?

— Ты права, я ее подтолкнул, спровоцировал, но ты помнишь, да? — что нельзя говорить Егору. Пусть думает, что она пыталась, что на самом деле хотела, чтобы он жил с ней. Мне пора собираться.

— Нам пора.

— Ты останешься дома.

— Ага, разбежалась! — выкручиваюсь из объятий, рассматриваю содержимое шкафа. Яр стоит за спиной, слышу его дыхание, чувствую его недовольство, но мне все равно. Я хочу посмотреть в глаза человеку, который притворялся пуделем при слоне, а сам оказался монстром. — Ты меня не удержишь!