Путь Могучего (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 19

А вот отец удивил. Он попытался разговаривать со мной так, словно утренней беседы не было. Словно Дмитрий Анатольевич пытался стереть из реальности все резкие слова, которыми он бросался. Но при этом даже не извинился.

— Руслан, — сказал он совсем другим голосом, в котором теперь слышались родительская любовь и уважение, — как я рад, что Вероника будет спасена! Ты даже не представляешь! Я уже готовился к худшему, но тут, слава небесам, всё образовалось! Я вызвал светлейшего князя Юрьевского, чтобы отметить это событие!

Я посмотрел на него, как на диковинную реликвию. Во-первых, я всё-таки ожидал извинений, а, во-вторых, был занят совершенно другими мыслями. Мне не давало покоя, что я был ограничен в финансах. Деньги — это обычный инструмент, не лучше и не хуже остальных. И большая часть моей мыслительной деятельности была направлена как раз на разрешение финансовых вопросов.

— Небеса тут ни причём, — тихо проговорил я, глядя ему прямо в глаза. — Это я съездил к Пирогову и обо всём договорился. То есть сделал то, что ты за все прошедшие годы не удосужился сделать.

Дмитрий Анатольевич даже в лице изменился. Бритое и отёкшее оно стало ещё противнее от того, что уголки губ опустились, а глаза поблёкли.

— Я думал, что ты хочешь извиниться за своё поведение, и посчитал грядущее выздоровление Вероники хорошим знаком, — проговорил он так, словно зачитывал поминальную оду над моей могилой. — Но, как оказалось, ты предпочитаешь хамство родственным отношениям.

— Отец, — проговорил я, полностью переключаясь в эту реальность. — Ты о чём? Ты в моём воспитании участия не принимал. Меня поднимала Вероника. Ты чуть ли от радости не скакал, когда решил, что я умер, — это я, конечно, присочинил для красного словца. — И очень расстроился, когда понял, что я жив.

— Это неправда! — запротестовал он, но вяло и слабо, понимая, что всё так, как я говорю.

— Поэтому, — твёрдо сказал я, глядя ему прямо в глаза, — я сейчас собираю свои вещи и покидаю этот дом. Можешь не благодарить. Веселитесь с Юрьевским, да с кем хотите. Мне до тебя дела нет. И до Станислава тоже, можешь ему так и передать. Остальным помогу, если обратятся. Всего доброго.

С тем я отвернулся и пошёл в свою комнату, до которой мне оставалось несколько метров. И уже, заходя к себе, я услышал сказанное отцом почти шёпотом.

— Спасибо за Нику.

Вещей у меня оказалось совсем немного. То есть шмоток, как таковых было достаточно, а вот чего-то действительно стильного и подходящего мне не очень. Многие вещи истрепались, другие выглядели совершенной безвкусицей. Поэтому всего необходимого собралось на пару небольших чемоданов.

Я как раз хотел вызвать прислугу, чтобы распорядиться о перевозке этих самых чемоданов, когда ко мне постучался камердинер.

— Руслан Дмитриевич, — сказал он максимально почтительно. — Вас к телефону.

— Кто? — уточнил я, думая, что это мог позвонить Пирогов.

Но слуга пожал плечами.

— Он не представился, — отчеканил камердинер, а затем добавил: — Уточнить?

— Нет, спасибо, я сам подойду, — и в памяти пришлось вызывать место в доме, где стояло это чудо магической техники.

Сам аппарат был эбеново-чёрный, но сбоку от корпуса располагался уже знакомый мне цилиндр, в котором периодически полыхали молнии. Массивная трубка лежала рядом с аппаратом.

— Слушаю, — проговорил я, поднеся трубку к уху. — Кто беспокоит?

— Привет, ты чего забыл, что ли? — раздался совершенно незнакомый и какой-то вороватый голос. — Мы же договаривались с тобой.

— М-м… — промычал я, но решил, что это негодная тактика, поэтому ответил: — Нет, не забыл, просто отвлёкся.

— Ну чего? — проговорил он всё в той же манере. — Тогда через два часа? Если ты, конечно, не передумал.

Я спешно обратился к памяти тела, но ему раздававшийся голос был столь же незнаком, как и мне. А вместе с тем я обнаружил интересное обстоятельство, которое не замечал раньше. В памяти тела начисто отсутствовали последние дни, а то и недели. С долгосрочной памятью всё было нормально, а вот краткосрочную как будто ампутировали.

Но мне надо было что-то отвечать. Проще всего было отказаться и забыть обо всём. Но тогда я, скорее всего, не узнаю, что же произошло с моим телом и почему оно оказалось без души и подключённым к аппаратам жизнеобеспечения.

— Не передумал, — ответил я, решившись на то, чтобы разгадать эту загадку. — Только давай уточним место встречи.

Отдел «К» тайной канцелярии.

Полковник Голицын вернулся в свой кабинет злой, как дьявол. Его распекал никто иной, а сам генерал-губернатор Москвы — Долгоруков. И всё из-за одного-единственного артефакта, который полицейские болваны умудрились упустить у себя из-под носа.

Майор Михаил Оболенский следил за начальником взглядом, но старался делать это не слишком заметно, потому что знал: к взрыву может привести всё что угодно.

Их отдел, специализировавшийся на магических редкостях, особо опасной контрабанде и всём том, что могло в какой-то мере повредить чести, достоинству и здоровью императорской семьи, занимал флигель одного старинного особняка в Воскресенском переулке. Совсем недавно тут сделали ремонт, но настолько плохо, что полковник называл это диверсией против государства.

Сейчас, когда Голицын хлопнул дверью, с потолка посыпалась прошлогодняя штукатурка.

— Как мальчишку, — рычал взбешённый полковник, фланируя по казённым комнатам с такой же унылой и безликой обстановкой. — Да что он себе позволяет? Надо бы отдать его папочку императору, посмотрим, как он забегает, паразит.

Так продолжалось около пяти минут, в которые Оболенский даже и не думал о том, чтобы сказать начальнику слово. Затем он встал и прикоснулся к небольшому цилиндрику с красными водяными пузырями внутри. Этот небольшой артефакт отвечал за кипяток. Ещё минута, и майор рискнул обратиться к полковнику.

— Кофе, Виктор Александрович?

— Пожалуй, что и да, — отозвался тот, моментально смягчаясь. — И рома туда накапай, пожалуйста. Я сегодня злой.

— Как пират, понимаю, — по-доброму усмехнулся Оболенский, и эта простая шутка ещё больше размягчила полковника.

Голицыну нравилось, как себя ведёт подчинённый. Что лишний раз не лебезит, но всегда готов подставить плечо. По-товарищески, одним словом, без перегибов и панибратства. Шутит, правда, так себе, но тут чего уж поделать.

— Если так дальше пойдёт, то к ним пойду работать, к пиратам, — проворчал на это Виктор Александрович, но уже почти по-доброму.

— А пока вы получали «генеральский массаж», — сказал майор, имея в виду втык от начальства, который они так называли между собой, — я проследил магические контуры Тайнописи.

— Давай, удиви меня, — ответил на это полковник и с интересом уставился на подчинённого. — Ставлю всё жалование за май, что это усадьба Могучих.

— Тут вы совершенно правы, — подтвердил Оболенский, вызвав бурную реакцию полковника, который со злостью ударил себя по бедру. — Но есть одна трудность.

— Какая? — усмехнулся на это Голицын. — Я сейчас же беру ордер, заказываю экскаватор, и мы сравниваем дом с землёй. Копаем до тех пор, пока не найдём. А потом я возьму швабру и этому Долгорукову…

— Нет, — осадил начальника майор, пока тот себе на пару лишних статей не наговорил. — Ничего не получится. По крайней мере пока.

— Это ещё почему? — удивился Голицын и даже остановился, упёршись взглядом в подчинённого. — Если есть след магии этого конкретного объекта. Ну, возможно, его, конечно, перевезли, но мы же сможем отследить куда, так?

Оболенский только покачал на это головой и развернул к начальнику экран, на котором показывались некие импульсы, наложенные на карту города.

— Тайнопись была тут, это совершенно определённо, — сказал майор, указывая на показанное время. — Это показывает наш уловитель. Но потом, — он нажал кнопку, — сигнал просто исчезает.