Три ипостаси Божества - Дашнер (Дэшнер) Джеймс - Страница 55

Поэтому она побежала дальше.

Рядом бежал Флинт. Они пробирались между пилигримами, которые решили остаться на месте и бороться за свою землю, и между телами тех, кто уже ни за что не сможет бороться. По пути Александра наткнулась на лежащую возле стены дома женщину с остекленевшими глазами – ту самую, что громче всех орала о справедливости.

К черту справедливость!

К черту Эволюцию!

Будь проклят этот Михаил!

Впереди она увидела черную мантию, и на мгновение ей показалось, что это Николас, вернувшийся с того света с армией мертвецов, жаждущих отмщения.

Но это был Маннус!

Она подбежала к нему и увидела застывший взгляд, в котором поселился ужас. Маннус был жив, и даже не ранен, но, казалось, находился на грани сумасшествия. И тут Александра вспомнила.

Лодка!

Причаленная в южном порту, куда они вернулись, когда плавали на Виллу.

– Флинт! Там…

Но лицо ее верного слуги исказила боль. На мгновение они встретились взглядами, в его глазах мелькнуло сожаление, ноги подкосились, и он упал. Из шеи Флинта торчала красная стрела.

Флинт!

Все эти годы Александра не давала себе труда называть этого человека его действительным именем. Его гаснущие глаза искали ее лицо, и волна стыда неожиданно захватила душу Александры.

– Прости… – только и могла она произнести.

Он умер.

Единственное, что она могла – это бежать.

И Богиня Александра Романов побежала.

Глава двадцать третья. Ползучее недоверие

Минхо

Постоянные тренировки.

Постоянные угрозы.

Все, через что Сирота проходил в жизни, вело, как к логическому финалу, именно к этому – к войне (хотя временами он и сомневался, что она вообще когда-нибудь случится). Однако выстрелы, звучащие на расстоянии, убедили его, что все реально. Сможет ли Богиня выжить в этом хаосе наступления? Что у пилигримов за армия? Сброд, да и только! Куда ей до армии Сирот из Остатков нации.

Минхо продолжал вести группу в глубь материка, через лес, холмы и каменистые откосы. Теперь они в безопасности и могут переждать, пока нападение не закончится.

– Сколько это может продлиться? – спросила Миоко. Она смотрела в бинокль. Хотя что можно увидеть в бинокль в такой чаще?

– Если судить по историческим книжкам, то, может быть, месяцы… – сказала Рокси. – А то и годы, десятилетия…

Минхо обязательно расспросит ее насчет военных историй, которых дед Рокси знал сотни, но сейчас нужна тишина. Ему нужно слышать, что происходит в городе.

Оранж забрала у Миоко бинокль.

– Вся эта история продлится не дольше одного дня. Завтра к утру все будет кончено.

Минхо вынужден был с ней согласиться. Он знал, что за люди населяют город Богов. Плохо вооруженные, не знающие военного дела… Они и в подметки не годятся Сиротам Остатков нации.

Доминик держал свой нож перед собой словно свечу.

– Обращаю ваше внимание на то, что я единственный, кто голосовал за то, чтобы ехать домой.

– Что будет? Что будет? – шептала Садина, идя по лесу медленнее, чем остальная группа.

Минхо не нравился ни один из ответов на этот вопрос, а у него было несколько. Он решил поделиться с Садиной двумя, и при этом быть честным.

– Остатки нации захватят Нью-Петербург и либо возьмут Богов в плен, либо Боги будут уже мертвы.

Группа затихла.

Вдалеке ревела война.

Химена

На верхнем этаже Виллы было не меньше спален, чем стеклянных боксов на нижних, и Химена вскоре нашла маленькую комнатку, которая принадлежала ее матери. Она села на кровать и принялась смотреть в окно на запыленный закат, думая, как хорошо было бы вернуться домой и обо всем рассказать бабушке: и о смерти Клеттер, и о том, что мама с Марианой похоронены на острове, где живут носители иммунитета. Карлосу она, правда, пока не смогла ничего сказать – для начала нужно побольше узнать о том, что произошло на корабле с командой Клеттер.

Мало-помалу у нее появился план.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Estar entre la espada y la pared, как сказала бы ее бабушка. Между молотом и наковальней. Между дьяволом и глубоким синим морем. Много чего в таких случаях говорят. Химена хотела броситься домой, в деревню, через пески, заваленные трупами кроликов, завернуться в свое любимое одеяло и долго плакать, горюя об утраченном счастье. А потом пить чай с бабушкой и всеми теми, кого она оставила в деревне. Но это не было решением проблемы. Мама бы назвала это эскапизмом, стремлением спрятаться от жизни, зарыв голову в песок. И Химена понимала это. Мир не станет лучше, если люди будут просто лежать, завернувшись в свои одеяла.

Об этом ей говорила мама, и Химена намертво запомнила ее слова, хотя после того, как Айзек подтвердил ее худшие предположения, все ее воспоминания как будто испарились, и она была не в состоянии хоть за какое-нибудь ухватиться.

В дверях показался Карлос.

– Как быстро ты исчезла! – сказал он.

– Я просто устала.

– Что, разочарована? – спросил Карлос, и он не был неправ; просто ему неизвестно было, насколько разочарована была Химена, а делиться с ним она пока не собиралась. Она знала, что как только Карлос узнает правду, горе его будет так велико, что назад, в обычную жизнь, ему уже будет не вернуться. Он станет оплакивать не только смерть Марианы, но и вообще всю жизнь, которую они для себя планировали. Ребенка. В общем, все. Карлос будет безутешен.

Взяв с комода небольшой кувшин, Химена протянула его Карлосу.

– Возьми, это для твоего букета.

Хотя она и понимала, что Мариана никогда не увидит этого скромного выражения большой любви, надежда – это было все, чем жил Карлос.

– Спасибо! – сказал он, торжественно держа кувшин, словно бокал дорогого вина. – Слышала? Я наладил диспенсер.

Химена не знала, что такое диспенсер, и ей было все равно.

– Отличная работа, – только и произнесла она.

– На обед идешь? – спросил он.

Его слова напомнили ей о маме, и она была тому рада.

– Ланч ты теперь называешь обедом? – спросила она. – Работаешь на Виллу всего один день, и уже под них подстраиваешься.

Она вдруг вспомнила скелетированное тело Клеттер и поняла, что никогда больше не сможет есть.

– Да, – ответил он. – На Вилле это называется обед, и здесь мы уважаем традиции.

Химена саркастически улыбнулась.

– Мне все равно, – сказала она. – Обед, ужин, завтрак, ланч… Я не хочу есть.

– Ладно. Только не пропусти начало процедуры, – сказал он. – Я знаю, это звучит немного напыщенно, но сегодня – исторический день! Они начали работать над этим еще до твоего рождения.

Химена кивнула. Она и хотела бы изобразить более искреннюю улыбку, чтобы показать, как она рада за Карлоса и за всех остальных на Вилле, но слишком хорошо знала многое из того, что началось задолго до ее рождения. И ничего хорошего из всего этого не вышло.

Карлос с воодушевлением рассказывал Химене о результатах своего труда, о какой-то штуковине на гидравлических приводах, – а она совершенно искренне старалась показать ему, как рада за него, хотя ни во что из того, что делала Вилла, она не верила. Она поняла: работать на Виллу – это все равно что работать на дьявола. La hierba mala nunca muere, сказала бы бабушка в защиту тех людей из их деревни, кто перекочевал на Виллу. Для своего и черт брат. Но Анна Клеттер была еще хуже черта, потому что своих уберечь не смогла.

Карлос же сиял, он явно гордился собой.

– Ты увидишь. Вся Вилла увидит! Все сработает как надо. Я уверен!

Никогда Химена не видела, чтобы кто-нибудь так гордился своими достижениями.

Она же отвечала без особого энтузиазма:

– Я очень рада, что тебе удалось все наладить, если то, с чем ты имел дело, дает нам надежду на будущее.

– Речь не только о надежде на будущее, Химена! Если все будет работать как надо, нам удастся исправить и некоторые ошибки прошлого.