Закон Выброса - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 15

И получалось у них это довольно неплохо.

От удара локтем в челюсть один из красно-черных упал, словно пулю в башню получил, и больше не двигался. Другой колено печенью словил – и, согнувшись, принялся блевать прямо на берцы товарищей. Еще один вывалился из толпы нападающих, нянча руку, очень наглядно изувеченную – комбез проткнула изнутри сломанная кость.

Но красно-черных было намного больше, к тому же они явно прошли определенную подготовку и кое-что смыслили и в рукопашном бое, и в способах пленения противника. Одному здоровяку накинули на шею веревочную петлю и тянули втроем – того и гляди задушат, пока он еще от троих отбивается. А второй, пытаясь защитить товарища, теряющего силы, точно не видел, что к нему с тыла подбирается красно-черный с рыболовной сетью в руках…

– Помочь надо, – сказал Данила. – Не дело, когда толпой двоих бьют.

– Не дело, – согласилась Настя, одновременно копаясь в настройках панели управления. – Но это не наше дело. Когда толпа гасит двух рандомных мужиков, которых ты впервые видишь, это дело только толпы и мужиков. Влезая в чужие проблемы, можно добиться лишь одного – чужие проблемы станут твоими, только и всего.

Фыф хотел добавить, что Настя, в общем-то, права – весь свет не обнимешь и за добро незнакомые люди обычно платят не добром, а какой-нибудь пакостью, но сказать ничего не успел.

Данила скривился, будто лимон разгрыз, после чего, недолго думая, быстро схватил «смерть-лампу», свесился через борт «галоши» и выстрелил. Хорошо так выстрелил, душевно. Нажал на кривой спуск и подержал секунд пятнадцать, водя стволом, словно пожарный брандспойтом.

Останавливать Данилу не стали ни Фыф, ни Настя. Во-первых, остановить такого лося можно только из артиллерийского орудия. И во-вторых – зачем? Если человек хочет совершить глупость или благородный поступок – что зачастую есть одно и то же, – то это только его дело, ибо трендюли, получаемые за глупость и благородство, отучают от того и другого быстрее и надежнее любых слов.

«Смерть-лампа» оружие хоть и не быстрое, но разрушительное. Фыф глянул вниз и увидел, что толпы красно-черных больше нет, зато вокруг длинного дома довольно много серой пыли. По этой пыли на руках полз один из бывших нападающих, волоча за собой безжизненное и безногое тело – луч «смерть-лампы» просто разложил ему нижние конечности на молекулы, и теперь из двух обрубков вялыми толчками выплескивалась кровь, оставляя за раненым на серой пыли две хорошо видимые темно-красные полосы.

Неподалеку от кровавого следа валялась голова, отрезанная смертоносным лучом, а рядом с ней – рука, пальцы которой судорожно то сжимались то разжимались, словно играя с кем-то невидимым в «камень-ножницы-бумага».

И еще один красно-черный частично уцелел – ему «смерть-лампа» словно бритвой срезала часть тела от плеча до пояса, и то, что осталось, сейчас лежало на половине спины, вяло увлажняя кровью серую пыль.

Несколько уцелевших красно-черных сломя голову бежали через болото, подальше от места, где целый отряд их товарищей внезапно, ни с того ни с сего рассыпался в прах…

Но беготня по болоту – занятие опасное. Один оступился, сошел с невидимой тропы – и тут же провалился в трясину по пояс. Орал он истошно: понятное дело, неприятно ощущать, как тебя с каждым ударом сердца все глубже засасывает жадное до крови болото, – но никто из его товарищей и не подумал вернуться и помочь утопающему. Они неслись, разбрызгивая берцами грязь, к спасительному противоположному берегу. Их гнал страх, заглушающий чужие вопли, заставляющий слышать лишь собственное хриплое дыхание и панические мысли о спасении собственной шкуры.

Данила посмотрел вслед убегающим, плюнул в сердцах и швырнул на дно «галоши» пустую «смерть-лампу» с потухшим прикладом.

– Заряды тратить жаль, – сказал дружинник. – А то бы и этих тоже стоило распылить. Нет прощения тому, кто бросит товарища в бою.

– Ишь ты какой пафосный, – усмехнулась Настя, которая наконец разобралась с управлением «галошей», застывшей на месте после перехода в странную локацию. – Ну что, едем дальше или еще кого-то надо пристрелить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Едем дальше, – покладисто кивнул Данила. – Больше никого пристреливать не надо.

Ему было немного стыдно за то, что не сдержался, но зато там, внизу, сейчас два спасенных мужика, статью похожих на кремлевских дружинников, живые и здоровые, смотрели в небо, силясь рассмотреть, откуда прилетела к ним неожиданная помощь. Похоже, облако вокруг «галоши», делающее ее невидимой, глушило звуки речи, и сейчас эти двое явно недоумевали, что же такое произошло только что.

Настя мысленно послала «галошу» вперед, и транспорт «мусорщиков» стартанул с места, словно застоявшийся конь. Через пару мгновений серебряный нос «галоши» пробил щит невидимости, окружающий остров, и транспорт «мусорщиков» устремился по направлению к озеру Куписта…

…– Медведь, это чего было сейчас? – слегка ошарашенно спросил товарища один из спасенных мужиков.

– Не знаю, брат, – отозвался второй. – Но, похоже, нас только что кто-то спас от плена. Думаю, если б не спас, борги б нам все припомнили, хотя по большому счету мы не при делах.

– Ну, это мы так думаем, – почесал в затылке собеседник здоровяка по кличке Медведь. – У них наверняка другое мнение. Кто-то недавно целый их отряд положил на том берегу, и здесь красно-черных тоже полегло немало[2]. Поэтому они сейчас хотят отомстить нам, и плевать им, виноваты мы или нет. Главное в таких случаях – назначить виновного. Когда хочется стрелять, мишень всегда найдется.

– Тут не поспоришь, – вздохнул здоровяк. – Дурь человеческая – она как Выброс. Выплеснулась, разогналась и пошла сметать все на своем пути. Тупо, бездумно, бессмысленно. И нигде от той дури не спрячешься – ни на Большой земле, ни в Зоне, ни на Распутье Миров, ни в других вселенных.

– Ты, Шаман, сейчас прям закон дури сформировал, – усмехнулся Медведь. – Или Выброса, кому как больше понравится. Ладно. Отдохнули, пофилософствовали, пора и уборкой заняться – мертвецы и то, что от них осталось, сами себя в болоте не утопят.

– Погоди, – тормознул брата Шаман. – Те упыри, что не сдохли, убежали. Но я уверен, что они скоро придут с подмогой.

– Не исключено, – кивнул Медведь.

– Так пусть те, кто придет сюда, знают, что их ждет. Надо, чтоб они сразу понимали, как к Распутью Миров подойдут, – мы больше не мирные кузнецы, которых можно брать в плен голыми руками.

– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Медведь.

– Есть одна идея, – ответил Шаман.

Полковник Геращенко находился в состоянии тихой ярости. Ярость у него могла быть разная – такова полковничья работа: чем больше у тебя имеется вариантов неистового гнева, тем больше уважения от подчиненных. Полковник в течение дня мог пребывать в состоянии ярости, например, воспитательной – если нужно вправить мозги тому, кого очень хочется расстрелять прямо на месте, рассудительной – когда надо донести до нужного идиота ход своих мыслей, лютой – если бестолковые подчиненные довели до ручки, и так далее. Оттенков ярости у Геращенко было множество, но сейчас сил осталось лишь на тихую – когда тебя трясет изнутри, а сделать ты ничего не можешь, лишь ощущаешь, как безвозвратно сгорают нервы, словно подожженные бикфордовы шнуры.

И повод для ярости был весьма значительный.

Многолетний.

Ноющий, как старая рана перед дождем…

Дело в том, что много лет назад после первого Выброса аномальной энергии из недр Саркофага в Зоне отчуждения нашли первые артефакты. Предметы с фантастическими свойствами, которые очень быстро стали стоить фантастических денег. Но как правильно применять эти предметы – а главное, какие будут последствия после того применения, – никто не знал.

И тогда местные власти обратили внимание на весьма талантливого ученого, который долгое время работал в Чернобыльской особо охраняемой зоне еще до того, как она стала Зоной отчуждения, и знал ее досконально.