Жестокие клятвы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти - Страница 63

Мое сердце бьется болезненно сильно. Я шепчу: — Адреналин. — Выдерживая мой пристальный взгляд, он кивает.

Я прикрываю глаза и закрываю лицо руками.

Затем его руки обнимают меня, притягивая ближе. Он говорит мне на ухо: — Мы должны назвать первого ребенка Эпи. ( Адреналин на англ. Epinephrine)

Мой смех наполовину похож на рыдание.

— Это отвратительно.

Он притворяется серьезным.

— Ты права. Как насчет Нефрина? Эпине? Рин?

— О Боже. Мы оба попадем в ад.

— Конечно. У нас будут места в первом ряду. — Его голос теплеет. — Но мы будем вместе.

Он тащит меня обратно на середину кровати и крепко обнимает, покрывая поцелуями все мое лицо. Я лежу в его объятиях, окутанная им и огромным чувством удивления от того, насколько странен этот мир.

— Так вот о чем твоя татуировка и прозвище?

— Да. После того, как я вернулся домой из больницы, все соседские дети стали называть меня пауком. Это прижилось. Татуировка — это напоминание о том, что нужно оставить все как есть. Иногда борьба, может усугубить ситуацию. И что реальная опасность никогда не бывает такой, как ты о ней думаешь, поэтому держи глаза острыми, а разум открытым, прежде чем принимать решения, которые могут изменить твою жизнь. Потому что все взаимосвязано, сплетено в тонкую цепочку, как паутина.

— О нет, — говорю я срывающимся голосом. — Я никогда больше не смогу думать, что твоя татуировка дурацкая.

Он хихикает.

— Большинство людей думают, что это означает, что я провел время в тюрьме, поэтому то, что ты считаешь это глупостью, намного лучше.

— Я не знала, что татуировки в виде паутины символизируют тюрьму.

— Традиционно, да. Но они могут быть символическими для многих вещей. Борьба, которую пришлось преодолеть. Страстное желание вырваться из ловушки. Время, проведенное вдали от семьи. — Он кисло добавляет: — Или, в моем случае, напоминание о том, что, если меня когда-нибудь снова укусит паук, не принимать это чертово противоядие.

Я начинаю смеяться и не могу остановиться. Я лежу в его объятиях и заливаюсь беспомощным смехом, пока у меня не начинают болеть бока, а лицо не начинает казаться приклеенным. Когда я наконец успокаиваюсь и вздыхаю, Куинн целует меня в макушку.

— А теперь иди спать, девочка. И больше никаких плохих снов, поняла? Тебе больше никогда не придется ничего бояться. Теперь у тебя есть я, чтобы присматривать за тобой. Я никогда никому не позволю причинить тебе боль.

Я засыпаю с образом огромного золотого паука, нежно укачивающего меня в своей паутине, который стоит на страже в темноте, готовый смертельно укусить все, что мне угрожает.

—

Утром Джанни звонит в ярости, требуя рассказать, что я сказала другим главам семей, чтобы заставить их отложить голосование за капо. Когда я ласково говорю ему, что он забыл, что я всего лишь глупая, бессильная женщина, он вешает трубку.

Куинн проявляет удивительную сдержанность, не набрасываясь на меня в тот момент, когда я открываю глаза. Вместо этого он предлагает поехать к нему домой, чтобы я могла решить, хочу ли я жить там или переехать на другой конец света и жить в хижине, чтобы он не смог меня найти. Он пытается быть забавным, но я могу сказать, как он нервничает из-за этого. Я все еще не взяла на себя обязательство жить с ним. Или подписывать свидетельство о браке, чтобы сделать церковный брак законным.

Единственное, в чем мы оба пока согласны, — это встреча сперматозоида и яйцеклетки.

— Да, я хотела бы посмотреть твой дом. Но сначала я хотела бы взглянуть на брачный контракт.

Он кривит губы.

— Ты очень заинтересована в этом контракте, не так ли?

— Возможно, есть несколько пунктов, которые я хотела бы пересмотреть.

— Хммм.

— Какой безопасный ответ. Покажи мне контракт, Куинн. Давай покончим с этим.

Он открывает его на своем ноутбуке. В нем двадцать семь страниц. Прокручивая документ, я еле слышно спрашиваю: — Что за хрень?

Расхаживающий позади меня, скрестив руки на груди, Куинн говорит: — Ты думала, условия объединения двух международных преступных империй будут написаны на салфетке?

- Нет. Я также не думала, что это будет Великая хартия вольностей.

- Продолжай читать.

Я читаю. В нем подробно рассказывается о торговых маршрутах, условиях оплаты, закрепленных территориях, кто перед кем отчитывается, как должны решаться споры, о причинах расторжения, юрисдикциях и иерархии менеджеров указанных юрисдикций. Среди прочего. Возможно, это самый сложный брачный контракт из когда-либо созданных.

— Что это за раздел о ком-то по имени Ставрос? Он очень двусмысленный.

Куинн заглядывает мне через плечо, чтобы прочитать.

— Это условие, которое Джанни согласился выполнить как часть сделки.

— Так в чем же дело?

Он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз.

— Джанни должен убить Ставроса. Лично. И предъявить доказательства.

— Понятно. И что такого сделал этот Ставрос, что Деклан захотел включить это в контракт?

— Он бывший Слоун.

— Он был жестоким?

Он фыркает.

— Ставрос не смог бы справиться с осой, которая постоянно жалила его в лицо.

Я хмурю брови.

— Так почему Деклан хочет его смерти?

— Это долгая история.

— Тогда я подожду, когда ты скажешь, — твердо говорю я.

Вздохнув, Куинн отворачивается и снова начинает расхаживать по комнате.

— Человек по имени Казимир Портнов контролирует Братву здесь, в США. Его зовут Кейдж.

— Да, я слышал это имя.

— Деклан попросил Кейджа о помощи, когда Райли похитили и увезли в Москву. Взамен Кейдж получил от Деклана маркер. Он должен был оказать Кейджу услугу, в чем бы она ни заключалась, без лишних вопросов.

— Хорошо. Продолжай.

— Ориентиром Кейджа было то, что Деклан должен был убить Ставроса.

— Почему Кейдж хотел смерти Ставроса?

— Потому что он русский. Они сумасшедшие.

— Говорит сумасшедший. Недостаточно хорошо. Продолжай говорить.

После раздраженного рычания Куинн говорит: — Деклан не может убить Ставроса сам, потому что он обещал Слоун, что никогда этого не сделает. И Кейдж, будучи психопатом, каким он и является, подумал, что было бы чертовски забавно сделать своим маркером то, чего Деклан обещал своей жене никогда не делать, и посмотреть, как он с этим справится.

— Хорошо. Но почему Кейдж вообще хотел смерти Ставроса?

— Предательство. По крайней мере, так мне сказал Деклан. На самом деле это не могло быть ничем иным, как просто Кейдж остается Кейджем.

— Ставрос — русский? — спрашиваю я.

— Да.

Обдумывая это, я возвращаю свое внимание к экрану компьютера.

— Значит, Слоун не знает об этом маркере?

— Она не знает о сделке Деклана и Кейджа.

Мне не нравится, как это звучит. Несмотря на то, что мы еще не близки, Слоан — та, кого я могу назвать хорошим другом. И я знаю о ней достаточно, чтобы понимать, что ей бы вообще не понравились такого рода закулисные сделки.

— Что также означает, что она не знает, что Деклан включил это в брачный контракт.

Он хихикает.

— Не похоже, что он сказал бы ей, девочка. Если Слоун узнает, что Деклан нарушил свое обещание, он не досчитается до двух шаров.

Именно так я и думала. Это блестящая стратегия со стороны Деклана, но если Слоан узнает об этом его умном шахматном ходе, она по праву почувствует себя преданной. Эти мужчины думают, что они такие умные. Но если бы они были действительно умны, они бы гораздо больше боялись своих жен.

Я перехожу к другим вопросам, прося Куинна объяснить и уточнить. Я получаю информацию в области технических тонкостей и логистики того, как наркотики и оружие перемещаются через границы, как деньги переходят из рук в руки, как правоохранительные органы используются для содействия незаконной деятельности или предотвращения там, где ее нельзя подкупить. В конце концов, у меня сложилось хорошее представление об условиях контракта. И еще лучшее понимание, где что нужно изменить в интересах мафии.