Жестокие клятвы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти - Страница 61

— Хa! Как будто это когда-нибудь случится.

Сдерживая смех, он обнимает меня и утыкается носом в шею.

— Как я уже говорила до того, как меня так грубо прервали, я бы оделась. Потом я бы...

Я должна остановиться. Представший передо мной образ настолько неожидан, что шокирует. Несмотря на то, что Куинн неудобен как человек с тонко настроенными антеннами, он чувствует перемену во мне. Он поднимает голову и смотрит на мой профиль.

— Что бы ты тогда сделала?

Мое сердце бешено колотится. Мне трудно отдышаться. Уставившись в потолок, я говорю, не веря своим ушам: — Тогда я бы разбудила детей и собрала их в школу.

Каждая капля расслабленности покидает его тело так быстро, как будто его заменил робот. Обжигающе горячий секс-робот с горящими глазами и стальным членом.

— Ничего не говори, Куинн. Пожалуйста. Я не думаю, что смогу справиться с тем, что сейчас сорвется с твоих губ.

Он смотрит на мой профиль с жаром тысячи солнц. Солнца, которые плавят мои яичники до консистенции разогретого сливочного масла.

Я закрываю глаза, пытаясь спрятаться от него. Он требует: — Ты хочешь детей?

О черт. Поехали. Почему я просто не держала свой чертов рот на замке?

— Я никогда по-настоящему не задумывалась об этом.

— До сих пор, — мгновенно отвечает он, его тело рядом с моим напряжено, как провод под напряжением.

— Не совсем. Не раньше, чем...

Он рявкает: — Что?

Я открываю глаза и свирепо смотрю на него.

— Сбавь обороты! Это не допрос!

Он опускает голову, пока наши носы не соприкасаются, и я пытаюсь не скосить глаза, потому что он так близко. Его голос смертельно мягкий, а тело вибрирует от напряжения, он командует: — Закончи. Это. Предложение.

Я сглатываю и облизываю губы, задаваясь вопросом, не так ли чувствует себя мышь, когда замечает голодную кошку, готовую наброситься на нее. Очень мягко я признаюсь: — Не до того, как встретила тебя.

Прижатая к моему бедру, его эрекция пульсирует. Серьезно, этот человек принимает слишком много витаминов. Он сжимает мою челюсть своей большой рукой. Кладет тяжелую ногу на мои обе. Удерживая меня под своим обжигающим взглядом, он говорит: — Итак, я слышу, как ты говоришь, Рейна Карузо, что ты хочешь иметь детей … от меня.

Я огрызаюсь: — Нет, если у них будет твой ген пугающей интенсивности. Они будут терроризировать всех остальных детей в школе.

— Скажи это. Ты хочешь от меня детей.

— Куинн…

— Сколько? Скажи мне.

— Не могли бы мы, пожалуйста…

— Если ты думаешь, что я позволю тебе выйти из этой комнаты до того, как мы закончим этот разговор, ты чертовски ошибаешься.

— Прекрасно, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Если ты хочешь знать, сколько фантастических отпрысков я бы хотела, ответ — пять.

Его пылающие глаза широко распахиваются. Восторженным, изумленным шепотом он говорит: — Пять.

Боже мой. Я создала монстра. Если раньше я думала, что его эго велико, то теперь его невозможно сдержать. Нам придется переехать за город, на ферму площадью в сто акров, чтобы там было достаточно места.

— А может, и нет, — едко отвечаю я. — Я просто пытаюсь отыграться. Ты ставишь меня в затруднительное положение.

Он ложится на меня сверху и обхватывает мою голову руками. Он целует меня. Так дико, как будто он хочет съесть мою душу прямо из моего тела. Я пытаюсь оттолкнуть его, но мужчина весит тонну. И с этой эрекцией приходится бороться. У этой штуки свой разум, не говоря уже об аппетите подростка-спортсмена.

Когда он наконец прерывает поцелуй, он тяжело дышит, его глаза горят, а выражение лица можно описать только как ликующее. Он выглядит так, словно только что вернулся из путешествия на небесах, где у него была личная встреча с самим Богом.

— Ты хочешь моих детей. — Я прикрываю глаза рукой. Он отстраняет ее и настаивает: — Ты хочешь, чтобы я сделал тебя беременной.

Я стону. Он смеется, и это звучит безумно.

— Вот почему ты умоляла меня войти в тебя, детка. Ты хочешь, чтобы я тебя обрюхатил.

— Чего я действительно хочу, так это вернуться в прошлое до того, как у нас состоялся этот дурацкий разговор.

— О, нет, — говорит он, все еще смеясь. — Кот вылез из мешка, девочка. Может, ты и не хочешь быть моей женой, но ты хочешь вырастить моих детей у себя в животе. Их будет пять.

— Мне кажется, сейчас самое время напомнить тебе, что я вполне способна на убийство.

Он снова целует меня, затем перекатывается на спину, раскидывает руки и смеется в потолок. Он все смеется и смеется, сотрясая кровать, пока я не встаю, натягивая на себя пушистое одеяло.

Со всем достоинством, на которое я способна, я говорю: — Я буду в ванной, пока не прибудет обслуживание номеров. Наслаждайся моментом, весельчак. Смейся. Потому что, когда ты проснешься утром, твои губы будут зашиты вместе.

Я захлопываю дверь ванной под злорадный смех Куинна, звенящий у меня в ушах.

35

ПАУК

К тому времени, когда приносят еду, я успокаиваюсь до такой степени, что мне кажется, будто я нюхнул только половину бутылки кока-колы, а не всю.

Она хочет иметь от меня детей.

Она может отрицать это сколько угодно. Она может придумать любую ложь. Но выражение тоски на ее лице, когда мы начали говорить об этом, навсегда запечатлелось в моей памяти.

Я впускаю парня из службы обслуживания в номер и подписываю счет. Даю ему на чай четыреста процентов, потому что, черт возьми, младенец Иисус с маслянистым крекером Ritz, Рейна Карузо хочет, чтобы я сделал ей ребенка.

У меня кружится голова. Мое сердце учащенно бьется. Мне приходится выпить целых два стакана воды, прежде чем мой рот снова начнет чувствовать себя нормально. Когда я стучу в дверь ванной, Рейна неохотно открывает ее.

— Ты уже закончил хихикать от радости?

— Я закончил, — говорю я, ухмыляясь. — Когда ты хочешь начать работать над тем, чтобы забеременеть? Потому что я подумал, что прямо сейчас было бы чертовски здорово.

Румянец заливает ее щеки. Она бормочет: — Я сожалею о каждом решении в своей жизни, которое привело меня к этому моменту.

Я хватаю ее и крепко целую в губы. Когда я отстраняюсь, она вздыхает.

— Фу. Теперь ты будешь действительно невыносимым.

Я беру ее на руки. Она все еще завернута в одеяло и ощущается уютной пушистой тяжестью в моих руках. Осторожно сажаю ее на край кровати, подкатываю тележку с едой к ней и начинаю снимать крышки с тарелок.

— Хорошо. У нас есть стейк. Курица. Овощи.

Она говорит: — И у нас есть двести гарниров. Что случилось, у них была распродажа?

— Я не мог решить, чего хочу, поэтому купил по одному из всего.

— Конечно, ты это сделал. И перестань так улыбаться. Ты меня ослепляешь.

— Не будь такой сварливой. Это вредно для ребенка.

Она плюхается на кровать на спину и бессвязно кричит в потолок.

— Так драматично, — поддразниваю я, чувствуя себя переполненным гелием воздушных шариков. — О — не слишком ли рано начинать выбирать имена? Потому что у меня есть куча идей.

Закрыв глаза, она бормочет: — Где найти хороший удар астероида, когда он так нужен?

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо.

— И я хочу, чтобы ты съела побольше этого стейка. Тебе понадобится утюг. Развивающиеся плоды нуждаются в высоком количестве железа.

— Куинн?

— Да, девочка?

— Ты сумасшедший. — Когда я усмехаюсь в ответ на ее злобный взгляд, она добавляет: — Подтверждаю. Где-то там есть обитая войлоком камера с твоим именем на двери.

Моя улыбка становится шире.

— “Дом Паука”. Мне нравится. А теперь сядь и позволь мне покормить тебя.

— Я не инвалид!

— Помолчи, или я засуну тебе в рот что-нибудь еще, чтобы ты заткнулась.