Прощание - Кивижер Паскаль - Страница 4

– Невозможно, – прошептал Тибо и сам удивился, заметив, что злость его стихла.

Перед ним стояло уродливое, одинокое существо, чуждое и тому, и другому миру, обреченное жить на пограничье; за его страшную роль его ненавидят, а все остальное время не замечают. Тибо поглубже вдохнул прогорклый воздух его жилища.

– Она жива? – спросил он тише.

Проводник кивнул.

– Ее кормят? Ее держат в тепле?

Второй кивок.

– Спасибо.

Тибо вышел за порог и отвязал коня, не уверенный до конца, что виденное ему не померещилось. Границы действительности опасно дрогнули. Знает ли он на самом деле свое королевство? Какие тайные силы его населяют? Какие мрачные союзы случались здесь в прошлом? И кто на самом деле им правит?

Решив сохранить омерзительное открытие в тайне, он помчался назад.

4

Дождь возвращался каждую ночь: щедрый, чрезмерный. На несколько часов дороги размывало, телеги соскальзывали в море, земля набухала, напитавшись влагой. Но крик петухов восстанавливал прежний порядок. Вставало чудное солнце, озаряя весь мир медовым светом, и рыбаки пригоняли обратно уплывшие в море телеги.

Эма большую часть дня проводила в саду, ухаживала за последними настурциями, собирала сорванные норд-вестом листья. Каждый день она с удивлением обнаруживала, что ветер все еще дует и времена года сменяют друг друга, несмотря на ее бездонную боль. Она снова заговорила на Северном наречии, но была немногословна, и голос ее звучал тихо и без обычной напевности. Чувства толкались внутри, неуправляемые, невыносимые. Стены дворца будто сжимали ее. Чем короче становились дни, тем острее жгло ее желание сбежать из Краеугольного Камня, но ни за что без Тибо – и без Мириам тоже. Любовь держала ее как кандалы. Она злилась на себя за такие мысли. Злилась на Сидру за все остальное, а еще на Пьера, первого короля, – за то, что проклял свое королевство. Она не принимала никого, кроме Элизабет, которая молча приходила, молча сидела рядом и молча уходила.

Тибо мечтал стать незаметным, исчезнуть – непосильная задача для короля. Не раз он внезапно покидал дворец ничего не объясняя, в сопровождении одного лишь верного Овида. Путь всегда был один – к опушке Гиблого леса. Тибо, как некогда и Альберик, ходил вдоль стены деревьев взад-вперед, надеясь уловить хоть какие-то признаки жизни. А стражник следовал за ним, содрогаясь от воспоминаний о бойне и страха наткнуться на призраков. Гиблый лес всякий раз забрасывал их охапками сухих сучьев и шипов. Во дворец они возвращались, понурив головы, с глазами, полными разного сора.

В конце концов Тибо нашел более полезный способ избегать аудиенций: осмотр подземных ходов. Как-никак они были вековой давности и наверняка пострадали от землетрясения. Эма охотно сопровождала мужа, так как это было лучшее из доступного ей, и они стали часто пропадать вместе. Манфред с трудом переносил их исчезновения, а стражники от волнения успели заработать себе язву. Но никто не смел сказать им ни слова. В глазах всех такая жертва вознесла короля с королевой еще выше престола. И если их траур требует уединения, темноты, исчезновения – да будет так.

Эма с Тибо наугад выбирали туннель на карте. Если в него можно было войти незаметно, они уходили днем; если нет – ночью. Король Флоран, придумавший эти туннели, славился любовью к хитроумным механизмам. Эти системы грузов и шестеренок ржавели уже не одно десятилетие, а вот туннели время не тронуло – проходы были вытесаны прямо в породе, в известняке. Чего только не находили в них Эма с Тибо: накрытые столы, винные погреба, зеркала, книги, диваны, а также множество старинных монет. Единственное, чего не нашлось, так это знаменитой шахматной доски, за которой Флориан якобы просидел однажды двое суток без еды и питья. Его противник в итоге выиграл, и в качестве награды король передал ему право пользования поместьем в Ис. Шахматы называли бесценным шедевром. Возможно, это была только легенда, однако Тибо надеялся их найти и так расплатиться за ввозимые товары. Однако тщетно.

Но и без шахмат Эма с Тибо не уставали удивляться причудам былого века. Облепленные паутиной с головы до ног, они вдруг оказывались в самых неожиданных местах. Спускались через полый валун в саду, а поднимались наружу на какой-то портовой улочке; из люка в курительной комнате попадали в парк с ланями; из королевского водохранилища – в дальнюю лощину в Центре. Из погреба под кухней – в милую круглую комнатку с украшенной серебряными бубенцами кроватью. Они улеглись на сгнивший матрас, и кровать рухнула под ними. Пыль поднялась с пола, посыпалась с потолка. Они встали на ноги, откашливаясь и смеясь.

Смеясь.

Последний исследованный ими туннель начинался в бальной зале и кончался обзорной площадкой на мысе маяка. Вход в него был спрятан в стене: тот же плинт с желобками, тот же желтый дамаст, та же лепнина, – все настолько вписано в общий вид залы, что совсем незаметно для простого наблюдателя. Вероятно, этим проходом воспользовалась Сидра, когда внезапно появилась в зале в день их прибытия в королевство. Ее ждали на балу, но она не приходила. А потом вдруг возникла ниоткуда, всех перепугав. Что она теперь делает в своем лесу? Баюкает Мириам? Говорит ли она с ней? Умеет ли петь?

И Тибо, и Эма заключили с Гиблым лесом сделку. Они оба знали это, но предпочитали не обсуждать. Как многие родители до них, они пошли на нее из любви к королевству. Теперь они вместе бродили на ощупь в безразличных объятиях известковых скал, спускались в неизведанные опасные глубины, напоминавшие их скорбь, от которой они так хотели оправиться.

Когда Тибо не ходил по подземельям с Эмой, он работал. С особым рвением, чтобы чем-то заполнить время. Без ночных кошмаров он стал лучше высыпаться, и теперь пахал как вол. Среди прочего он следил за снабжением острова. Мороз уничтожил скот, солнце сожгло урожай, а разорительные пожары – часть лесов. Поэтому Тибо ввел систему пайков, что обеспечивало каждого необходимым минимумом и многих спасало от голода. В целом система работала неплохо, но не все довольствовались малым. Некоторые пытались добыть что-то сверх того, играя в кости, браконьерствуя, идя на кражи или заставляя детей побираться. Подручные мирового судьи сбились с ног, разрешая раздоры и отправляя детей назад в школы.

И вновь Тибо пришлось просить помощи у материнского королевства, Бержерака. Даже увязнув по уши в кровавой войне, король Фенелон пообещал снабдить Краеугольный Камень необходимым. Он даже позволил продать доверенные его сокровищнице драгоценности. «Все, кроме стеклянных часов», – написал он дрожащей рукой.

Однако и щедрость Фенелона не спасла остров. Казна королевства была пуста, и канцлер мрачен как никогда. Вокруг трона вились банкиры, предлагая займы, Тибо отгонял их как мух. Обременить корону долгом? Ни за что. Банкиры уже успели немного нажиться на голоде. Зимой, когда все перебивались последними горбушками, они ссужали деньги под баснословный процент. Король подрезал им крылья, ограничив ставку, с тех пор их отношения стали натянутыми.

Вот почему когда самый состоятельный из них попросил королевской аудиенции, Тибо принял его неохотно. Господин Инферналь был человек влиятельный, умеющий всегда оказаться в числе приглашенных (он был на похоронах Альберика, на балу по случаю их возвращения из плавания, на коронации Тибо и на крещении Мириам). Он нажил сказочное состояние, причем законно, несмотря на то что закон был нарочно составлен так, чтобы препятствовать накопительству. На острове даже ходила поговорка – «богат как Инферналь». Чтобы показать это без слов, он с ног до головы одевался в бархат, поскольку это была самая дорогая материя в мире. Видя, как он сияет, направляясь непринужденной походкой к трону, Тибо вздохнул.

– Ваше величество, – поклонился банкир.

У него был узкий лоб, серая бородка идеальной треугольной формы и глубоко посаженные, очень подвижные голубые глазки. А еще особая манера улыбаться, не улыбаясь.