Отражения нашего дома - Заргарпур Диба - Страница 35

– Нет. – Вытираю руку о платье и хмурюсь. – Но представляю ее себе сущей уродиной.

– Почему?

– Потому что только уродина может без зазрения совести преследовать женатого человека. – Сбрасываю кроссовки, свешиваю ноги за борт, оказавшись спиной к Сэму. Болтаю ногами, и теплая вода кажется бальзамом.

– Откуда ты знаешь, что ее не мучает совесть?

Оборачиваюсь и сердито смотрю на Сэма.

– Ты на чьей стороне?

– Я объективная третья сторона. – Он трет ладонью голову. – Мне вот что интересно: откуда ты все это взяла, если ни разу не поговорила с ней?

– Потому что, если бы ее вправду мучила совесть, она бы не появилась сегодня на празднике, – неловко объясняю я. Снова отворачиваюсь к воде и перебираю пальцами браслет. – Я бы не хотела, чтобы это произошло.

– А чего бы ты хотела? – Лодка опять покачивается, и я чувствую, как Сэм придвигается ближе. – Если бы мир был идеальным.

Прикусываю губы, надуваю щеки. В воздухе вокруг нас со свистом взлетают одинокие фейерверки. Куда ни глянь, на все триста шестьдесят градусов вспыхивает свет и вьется дымок. В его прядях я вижу нас с Сэмом. Мы сидим на холоде, скрестив ноги, и смотрим, как на другой стороне улицы ссорятся силуэты моих родителей. Я чувствую теплые объятия родителей Сэма – они уводят нас на чашечку горячего какао с пончиками. Моргнув, прогоняю видение, и прежнее гадостное чувство снова поднимает голову.

Потому что то, чего я хочу, давным-давно осталось позади.

В месте, где я впервые испытала счастье, говорю:

– Я бы все отдала, что угодно сделала бы, кого угодно предала бы за то, чтобы вернуться в прошлое. – Горблюсь, обхватываю себя руками, волосы окутывают лицо, будто занавес, ноги все так же болтаются в воде. – Если бы было можно, я бы осталась там навсегда.

– Сара, это не реальность. – Мне на плечо ложится теплая рука Сэма. Легкая и неуверенная. – Нельзя жить только в своих мыслях.

– Думаешь, я этого не знаю? – Моргаю, стряхивая слезы, и вытираю под глазами. – Думаешь, я не понимаю, как нелепо это звучит? – Нервы натянуты до предела, сижу как на иголках. В крови бурлит адреналин. Дрожу всем телом и не могу остановиться. Печаль стискивает сердце и не может остановиться. Мысли куда-то мчатся и не могут остановиться. Пальцы трясутся и не могут остановиться.

– Сара. – Сэм кладет ладонь мне на руки. Очень мягко разворачивает меня так, что мои ноги снова оказываются в лодке. Не сводит с меня огромных встревоженных глаз. – Остановись.

– Не могу, – шепчу я в ответ.

– Можешь. – Сэм склоняется ближе и берет меня за руки. – Если позволишь себе опереться на кого-то. На меня.

Вот. Опять.

Невысказанная правда, скрытая в осторожных словах.

Записка в крепко запечатанной бутылке.

«Я не могу нуждаться в тебе, – мечутся у меня в голове слова. – Я не могу любить тебя».

Поднимаю глаза, зная, что тушь безнадежно размазалась. Вздрагиваю. Потому что вижу у Сэма в волосах красные блики, вижу, как они просачиваются сквозь его искреннее лицо в вены, придающие этот цвет его глазам, щекам, шее, плечам, запястьям. Чувствую судороги гнева, вижу в его зрачках кричащее отражение Малики.

– Я только утащу тебя в бездну за собой. – Я каменею и отдергиваю руки. – И не нужен ты мне в роли Меджнуна. Не нуждаюсь я в спасителях.

– Тогда почему продолжаешь цепляться за это? – Он кивком указывает на мой браслет. Его слова больно ранят меня. – Если наша дружба для тебя ничего не значит, то почему ты всегда держишься за этот браслет, как за единственную спасительную соломинку? Я его подарил тебе полтора года назад. – Он встает и чуть не выкрикивает последние слова.

На нас начинают оборачиваться. Выплываем на середину озера. С нашего пути сворачивают другие водные велосипеды.

– Эй, у вас там все в порядке? – доносится из темноты нерешительный голос Айши. – Аман, ты можешь крутить педали еще медленнее? Двигай к ним, живей!

– Разреши напомнить, что у тебя тоже есть пара ног. Пусти их в дело, и пойдем быстрее, – парирует Аман.

– Где твое понятие о рыцарстве? – спрашивает Айша.

– Не хватало только их в это впутывать, – ворчу я, торопливо обуваясь. – Не мог уж сохранить дело в тайне.

– И стать таким же, как ты? Превратиться в каменную стену? – Сэм трет голову, словно его мысли мчатся с колоссальной скоростью. – Ты будто повернула выключатель. Только что была моей лучшей подругой – и вдруг тебя нет. А я… А ну, перестань! Ты что, хочешь сбежать прямо отсюда? – Сэм хватает меня за руку. А я уже почти решилась прыгнуть за борт с риском погубить новенький телефон.

– Пусти, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

– Нет. На этот раз не убежишь. – Голос Сэма ломается, и я перестаю вырываться. Его глаза по-настоящему стекленеют. Тьфу ты. Что я натворила. – Все эти полтора года, знаешь, ты была мне очень нужна. В пандемию отцовская компания разорилась, мы остались без средств к существованию. Я помогаю с ремонтом домов, но этого не хватает, и, боюсь, мы потеряем все… – Он умолкает.

– Черт возьми. Сэм. – Чувствую себя последней дрянью. – Я не знала.

– Ты и не спрашивала. А вот та Сара, какой ты была до той ночи, спросила бы. – Его взгляд прожигает мне кожу дотла. Мне кажется, будто мы стоим на обрыве над пропастью и занимаемся перетягиванием каната, а канат между тем становится все тоньше. – Я придумывал за тебя отговорки. Ждал. Потому что ты с шести лет была мне лучшей подругой. Я твердил себе, что смогу это выдержать. Что значат год-два каких-то трудностей, если позади у нас восемь лет замечательной дружбы? Но теперь мне не кажется, что эта твоя новая сущность пришла лишь на время. Впусти меня, мне это очень нужно. Сара, нельзя снова и снова разбивать мне сердце, я этого не выдержу.

– Поберегись! – объявляет Аман, и его лодка весьма ощутимо врезается в нашу.

Хватаюсь за край, чтобы не свалиться за борт.

Их откидывает назад метра на полтора.

– Ты чего, пытаешься нас опрокинуть? – кричит на Амана Айша.

– Значит, ты хочешь сказать, что после этого невыносимо дрянного вечера ты притащил меня сюда, чтобы… – Слова не идут на язык. Разве друзья могут расстаться? Неужели так бывает? Дышать неимоверно трудно, и даже на открытом воздухе легкие горят огнем. Кажется, будто внутри у меня пламя и стекло.

Мир кренится и шатается.

Может быть, то искривленное чувство – больше, чем просто дружба.

Лицо Сэма испещрено мелкими крапинками, и мое поле зрения резко сужается. Дышу все чаще, все поверхностнее. Сердце куда-то падает. Ничего не понимаю.

– Сара, я так больше не могу! – Глаза Сэма делаются стальными. Он смахивает слезу со щеки. – Прости.

Мои боевые доспехи, и без того сильно потрепанные, больше не защищают меня. Руки сами собой движутся, им надо что-то делать. Поэтому я толкаю Сэма.

– Что ты делаешь! – в панике кричит он, а я все толкаю и толкаю.

Это чувство поглотило меня.

– Терпеть тебя не могу! – кричу я сквозь судорожные вздохи. – За то, что ты погубил для меня это место!

– Ну вот, нас уже двое, – бормочет Сэм, стараясь взять себя в руки.

– Эй, ребята, успокойтесь! – Аман сцепляет наши водные велосипеды.

– Оставьте меня в покое, черт вас дери! – ору я, не помня себя.

И не раздумывая прыгаю в воду.

– Сара, ты с ума сошла? – кричит вслед Айша. – Сэм, от тебя требовалось исправить положение, а не ухудшить!

Вода накрывает меня с головой. Плыву, крепко зажмурившись, и слышу песню, которая зовет меня в то единственное место, где никто не причинит мне боли.

Наверное, я никогда ничему не научусь. Наверное, мне так и суждено повторять одни и те же ошибки. Снова и снова.

Глава 21

То ли было это, то ли не было. Жила-была девочка, которая вплетала цветы себе в косы и танцевала перед зеркалом, слушая песню о вечной любви. О поэтической любви ее бабушки и дедушки, озаренных звездами и овеянных ветром в своем царстве сапфиров и золота. Их волшебство пролилось на ее родителей, когда судьба развела их врозь и снова соединила – намного позже, через тысячи преодоленных километров. И пока не пробил их час, каждое поколение шепотом вливало эту магию в неувядающие цветы.