Младший научный сотрудник 6 (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 25

До Манилы, если по прямой, остается всего 50 километров — два дневных перехода в идеальных условиях. А как оно на самом деле пойдет, сказать сложно. Более всего меня эта речка напрягла, судя по карте, текла она с нагорий в центральной части острова и ширину к устью должна была иметь никак не меньше сотни метров. А то и все две сотни. Как ее преодолевать, виделось в совершенном тумане.

Эх, как мобильника-то не хватает, думал я, волочась по абсолютно пустому пляжу, набрал бы номер и через час максимум оказался бы в родном посольстве. Но это лет через двадцать такое появится. Хотя спутниковые систем связи уже и в этом времени существуют, только стоят немыслимых денег…

Вскоре увидел я впереди искомую речку и сделал привал в рощице пальм перед форсированием водной преграды. Сорвал несколько фруктов, которые тут в изобилии произрастали. Манго и папайю я худо-бедно опознал, но рядом случились и совсем незнакомые растения. Например что-то ячеистое серо-зеленого цвета и с шипами. Осторожно попытался раскрыть этот плод — внутри оказалась вполне съедобная мякоть со вкусом груши. И еще нашел здоровенный плод тоже с шипами, от которого натурально несло тухлятиной и канализацией. Вспомнил, что это — дуриан. Да, запашок у него так себе, но на вкус очень необычно и привлекательно, если нос зажать, то годится.

А далее я подошел к берегам реки Пампанги и приуныл — сплошные болота и мангровые заросли были на этих берегах, это раз, и ширина реки определилась не в сто и даже не двести метров, а как бы не в триста с хвостиком. Это два.

Вариант вплавь исключается по умолчанию — в воду, где вполне вероятны крокодильчики, я точно не полезу. Значит что… значит надо искать переправу — мост, паром, брод тоже подойдет, если не очень глубокий. Или плавательное средство типа лодка-плот. Вот и думай, голова, как тут быть…

Побрел вверх по течению, обходя стоячие лужи, старицы и болотца. Мысль о крокодилах не уходила из головы — не люблю я таких тварей и все тут. Еще раз сверился с картой, ближайший мостовой переход там был обозначен прямо скажем, далековато, больше 20 километров надо топать до какого-то Сан-Педро. Это ж полдня уйдет, уныло подумал я… надо лодку искать либо плот мастерить. Течение у реки было не сказать, чтобы стремительным, примерно, как на нашей Оке-Волге, но все равно было. И вода в ней очень нехорошего цвета плескалась, грязно-коричневого. Решено — ищем лодку… можно катамаран или катер… хотя именно с катерами у меня не очень хорошие воспоминания связаны, на одном из таких мы с Цоем спасались с Гавайев, не очень удачно… да и где сейчас этот Цой?

В зарослях слева непрерывно верещали то ли птицы, то ли мелкие животные какие-то, я не обращал на них особого внимания. А вот береговую линию контролировал более тщательно, чтобы не пропустить крокодила в засаде. О, рыбак на лодке прямо по курсу — закидывает невод в речку, совсем как тот старик из сказки. Ты-то мне и нужен…

Вышел на открытое место, помахал руками и громко покричал, привлекая его внимание. Он с удивлением воззрился на меня, потом закончил свои дела с неводом и погреб к берегу. Как-то еще объясниться с ним надо будет, подумал я, лихорадочно вспоминая обрывки испанского…

— Ола (привет), — так начал я беседу, когда нос его лодки ткнулся в илистый берег, — несесито ир аль отро ладо (мне бы на тот берег).

Он хмуро оглядел меня с головы до ног, потом ответил:

— Сиен песос (сто песо).

Это я понял без малейших затруднений, уж чего-чего, а числительные на этом языке я отлично знал. Да и в кармане у меня была как раз требуемая сумма — Пабло на прощание подарил. Я вынул ее (она уже успела просохнуть после морского купания) и молча протянул рыбаку, тот подвинулся, пропуская меня на корму.

— Кокодрилос? — вспомнил я, как эти твари на местном языке значатся.

— Но тенгас мьедо, чико, аки сон пекеньос (не боись, пацан, они тут мелкие), — из этого ответа я понял только, что он меня успокоил.

Я и успокоился, а рыбак погреб к восточному берегу Пампанга — весел у него не было, отталкивался от дна длинным шестом. А я крутил головой во все стороны, ибо помнил древнюю восточную поговорку — на Аллаха надейся, а ишака привязывай.

Но все обошлось вполне тихо и мирно, через пять минут я спрыгнул на берег, едва не увязнув в топком иле (но все же не увяз и даже ухитрился зачерпнуть не слишком много воды в кроссовки), сделал рыбаку на прощание ручкой и отправился в свое дальнейшее путешествие, насвистывая возникший в голове мотивчик — «мы в город Изумрудный идем дорогой трудной». А если честно, то все, что случилось со мной после Камчатки, стало напоминать небезызвестный вояж бравого солдата Швейка под названием «Будейовицкий анабазис».

Переводится это слово с греческого как «восхождение» и первоначально оно означало военный поход из более низменной части суши в более возвышенную. Например с побережья в горы. А в дальнейшем произошла трансформация понятия в «длительный военный поход по недружественной территории». Самые известные анабазисы в истории, это Кира, как греки ходили войной против Вавилона, Александра Македонского… ну тут и без пояснений все прозрачно, и тот самый Будейовицкий. Это как бравый солдат Швейк догонял поручика Лукаша, следуя сложным противолодочным зигзагом вокруг областного центра Ческе-Будейовицы… немецкое название этого места, кстати — Будвайзер, так называется очень популярный сорт пива.

Так вот, продолжил размышлять я, выбираясь из заболоченной поймы Пампанга на сухое место, сами же посудите — хоть и говорят в народе, что бешеной собаке семь верст не крюк, но я, получается, выступаю именно в этой роли… собачки с водобоязнью. Через пару километров вдоль побережья я опять сел на поваленное дерево, сорвал с ветки несколько незнакомых фруктов (оказались достаточно вкусными и питательными) и задумался…

Сами же посудите, господа-товарищи-граждане, начиная с той темной истории корейского Боинга 007 (чем она, кстати, закончилась — я так и не выяснил в горячке событий), транзитом через аварию АНа и чудесное спасение на острове Симушир, после которых последовал еще более темный корейский десантник с мертвой командой. А затем спасение на авианосце и тюрьма в Гонолулу, из коей я благополучно сбежал благодаря вовремя случившемуся землетрясению.

Затем встреча с Цоем в гонолульском супермаркете, знакомство с двумя раскрепощенными девицами на Омаха-Бич и ночная погоня с собачками… хорошо еще, что не с бешеными, со здоровыми. И уход от погони на непривязанном катере, очень вовремя подвернувшемся нам. Еще один остров, филиппинское прогулочное судно и эксфильтрация в Багио. Хилеры-киллеры, сдавшие нас с потрохами местным партизанам, схрон в темном лесу и прогулка в больничку соседнего городка. Как уж его… Ла Тринидад что ли, Троицк то есть по-нашему.

И совсем уже на закуску — арест в полицейский участок, еще одно чудесное спасение из него, расставание с партизанами и дед-отшельник со своим дельтапланом… ничего не забыл?

Тут бы самое время проявиться второму я, но увы, не сочло оно нужным подключиться к моим горестным рассуждениям, так что думай сам, сказал я себе… ну что, надумал? Конечно, ответил я сам себе, самое главное, что придумалось, это — а не многовато ли чудес для одного отдельно взятого младшего научного сотрудника на единицу времени?

Глава 20

Соломинка для верблюда

Соломинка для верблюда

Я вышел с Лубянки на улицу Дзержинского в каких-то раздрызганных чувствах… с одной стороны чуть в кутузку не загремел по тяжелым статьям, а с другой — живой-здоровый и на свободе. Пока. Добрел до входа в метро Дзержинская (будущая Лубянка), спустился вниз на длиннейшем эскалаторе, а по пути невольно задумался о топологии красной ветки московского метро.

Сами посудите, граждане, если смотреть сверху вниз, то там сначала идут станции мелкого заложения, от Сокольников вплоть до Комсомольской-радиальной ты спускаешься вниз по ступенькам и совсем неглубоко. Далее возникают Красные ворота… ой, Лермонтовская… и два (Карл!) эскалатора вниз, метров 60–70 в общей сложности. При том, что пешком от 3 вокзалов до этих Красных ворот всего-то пять минут идти — это какой же там уклон? Кировская-Дзержинская-пр.Маркса опять глубоко, причем прилично, а Библиотека Ленина, Кропоткинская и Парк культуры снова прямо под поверхностью. И, наконец, еще один нырок — Фрунзенская/Спортивная, и опять выход совсем уже выше земли на Ленинских горах. Дальше уже не очень интересно, потому что понятно — под горами, где выход к МГУ, глубоко, а дальше опять поверхность. Но вот эти качели от Комсомольской и до Ленинских гор (которые всегда оказывались закрытыми после футбольных матчей в Лужниках) — они для меня абсолютно непонятны, кто так проектировал и почему, жгучая загадка века какая-то…