"Дева со знаменем". История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк - Тогоева Ольга Игоревна - Страница 42

И все же, несмотря на подтвержденную документально давность традиции и несомненную популярность торжеств у горожан, их непрерывная многовековая история была нарушена Революцией. День 8 мая еще отмечался в Орлеане в 1791 и 1792 гг., однако все мероприятия носили уже исключительно светский характер[813]. В 1793 г., в связи с запретом на проведение каких бы то ни было процессий, праздник был отменен[814].

И все же к 1803 г. события революционных лет отошли для местных жителей на задний план, чему немало поспособствовала смена общего политического курса. Орлеанцы и прежде всего их новый епископ, Этьен-Александр Бернье, назначенный на должность лично Наполеоном Бонапартом, начали задумываться о восстановлении торжеств в честь героини Столетней войны.

Для Бернье, религиозные воззрения которого были близки политике умиротворения, взятой на вооружение первым консулом Республики, Жанна д'Арк представлялась символом прежде всего национального единения и стабильности, а потому совершенно не удивительно, что он постарался найти поддержку своему проекту именно у центральных французских властей[815]. Прошение о возрождении праздника 8 мая было подано орлеанцами 15 февраля 1803 г. (26 плювиоза XI г.), и уже через три дня городские власти читали ответ Наполеона, полностью разделявшего чувства местных жителей:

Именно от 18 февраля 1803 г. современные историки традиционно отсчитывают начало активного почитания Девы во всей Франции[817], свидетельством чего являлось, в частности, письмо министра культов Жан-Этьен-Мари Порталиса от 21 февраля того же года (6 вантоза XI г.), адресованное епископу Бернье. В нем говорилось, что идея возродить праздник 8 мая показалась первому консулу исключительно верной, поскольку данная «религиозная церемония» в полной мере укладывается, с его точки зрения, в политику прославления французской нации[818]. Точно так же в послании префекта департамента Луары от 24 апреля 1803 г. (5 флореаля XI г.) сообщалось, что «глава правительства видит этот праздник национальным», а потому мэру Орлеана следует переписать текст своего будущего выступления, дабы особо подчеркнуть значение дня 8 мая для всей страны — не менее важное, чем само снятие английской осады в 1429 г.[819] Наконец, епископ Бернье в «Пасторском послании», опубликованном 28 апреля 1803 г. (8 флореаля XI г.), отмечал, что предстоящие торжества будут прежде всего способствовать тому, чтобы орлеанцы забыли ужасы Революции и отдали должное первому консулу Республики, столь много сделавшему для «возрождения [католической] религии» в стране[820].

Тем не менее, как мне представляется, следует особо подчеркнуть, что столь активное участие Наполеона Бонапарта в восстановлении праздника 8 мая в Орлеане, а также в открытии нового памятника Жанне д'Арк, приуроченном к этому дню, на поверку оказывалось важнейшим фактором не только и не столько в посмертной судьбе героини Столетней войны, сколько в истории самого первого консула Республики — в истории установления им единоличной власти и возрождения для этого королевской политической символики.

Впервые о работе Эдма Гуа в парижском обществе заговорили осенью 1802 г. Второго сентября в столице Франции открылся традиционный Салон живописи и скульптуры, а уже 22 сентября его посетил Наполеон[821]. Именно здесь он впервые увидел двухметровую скульптуру «Жанна д'Арк в сражении» (Jeanne d'Arc au combat)[822]. Дабы напомнить присутствующим о том, кем являлась девушка, организаторы сочли необходимым включить в каталог выставки краткую историческую справку:

Художественные критики, посетившие Салон, оставили о работе Эдма Гуа самые восторженные отклики. Так, особое внимание уделил ей Шарль-Поль Ландон, однокашник автора по Академии королевской живописи и скульптуры. Он также счел необходимым остановиться кратко на истории французской героини, прежде чем воздать должное художнику, который сумел «достоверно передать живость ее характера» и «преодолеть сложности, связанные с ее [мужским] облачением»[824]. Журналист Альфонс Леруа в то же время отмечал, что во Франции, которая обязана Жанне д'Арк «освобождением от английского ига», до сих пор «нет ни одного выдающегося памятника», установленного в ее честь. Но господин Гуа, писал критик далее, «собирается создать такой [памятник], который, будучи изготовлен из мрамора, прославит нацию, героиню и [самого] скульптора»[825].

На момент знакомства с первым консулом французскому художнику исполнилось уже 37 лет. Ученик своего отца, Этьена Гуа, Эдм обучался затем в Академии, где в 1788 г. удостоился второго, а в 1791 г. — первого приза за свои работы[826]. Полученные деньги он потратил на участие в следующих Салонах, где также был отмечен в числе победителей[827].

Его творение 1802 г. представляло героиню Столетней войны, как и было отмечено в каталоге выставки, в образе воина: в правой руке Жанна сжимала меч, левой придерживала развевающееся знамя (ил. 36). Платье с декольте, берет с обильным плюмажем и общая постановка фигуры очевидным образом отсылали зрителей к первому официальному изображению Девы — уже знакомому нам «Портрету эшевенов» конца XVI в. (ил. 21) или же к его многочисленным вариациям, появившимся во Франции в XVI–XVIII вв. Как полагала Нора Хейман, Гуа-младший пошел в данном случае на определенный риск. Во-первых, он выставил на Салоне статую, изображавшую не античного, а средневекового персонажа. Во-вторых, он остановил свой выбор на героине, роль которой в истории Франции еще совсем недавно оценивалась революционными властями сугубо негативно[828].