Путь Восходящего Солнца (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 60

Пронзительный холод сковывает моё сердце и саму душу. Слишком много смертей. Слишком много страданий. Те, кого мы намеревались спасти, исчезают десятками и сотнями во всех уголках этой провинции. Беспросветное отчаяние и апатия — единственная реакция на творящийся повсюду кошмар. Я затыкаю уши, пытаясь остановить мириады криков, раздающихся со всех сторон, но они не желают стихать. Гортанный хохот Вастая фоном звучит надо всем, как потаённый мотив уродливой мелодии.

Каору сдавленно всхлипывает рядом, сражённая собственными мучительными воспоминаниями. Воля и решимость, толкающие меня вперёд истончаются. Тусклое пламя свечи перед всей яростью бури. Оно мерцает и дрожит, готовое угаснуть навсегда. Мы взвалили на себя слишком много. Груз оказался нам не по плечу. Посчитали, что может справиться там, где оказались бессильны мастера и патриарх… Самонадеянность, глупая самонадеянность.

Мы проваливаемся всё глубже в пучину отчаяния, и на мгновение наша решимость даёт трещину. Слияние Душ мерцает и истончается под безжалостным грузом чужих страданий. Ещё миг, и эта тонкая, иссушенная болью нить рассыплется прахом, развеется по ветру, словно её никогда и не было.

В этот самый миг, когда надежда уже готова угаснуть навсегда, из самых глубин моего существа поднимается волна осознания, ясного и неумолимого, как первый луч рассвета после беспросветной ночи. Именно сейчас, на краю поражения, я вдруг с пронзительной чёткостью понимаю, ради чего мы сражаемся. Ради чего раз за разом поднимаемся из пепла, несмотря на боль и усталость, упрямо устремляясь вперёд.

Картины прошлого встают перед мысленным взором, словно наяву. Я вижу лицо сестры — такое юное, полное несбывшихся надежд и мечтаний. Её глаза искрятся задорным смехом, она что-то весело щебечет, а в следующий миг — пустота. Безжизненный, тускнеющий взгляд. Тело, ещё мгновение назад трепетавшее жизнью, обращается в холодный бездыханный кулёк.

Я не был рядом, когда завершился её земной Путь, но эта картина преследует меня во снах, жжёт раскалённым клеймом вины и бессилия. Однако сейчас из раны, что никогда не заживёт до конца, вдруг пробивается росток надежды. Ослепительно яркий и хрупкий, он упрямо рвётся к солнцу сквозь застарелые пласты скорби. И я знаю — она бы не простила мне, опусти я сейчас руки. Сдайся. Предай всё, за что она отдала свою жизнь. Пока я дышу — её мечта жива. И я буду биться за неё до последнего вздоха!

Каору в этот самый миг разделяет мои чувства. Образ её погибшего брата встаёт рядом с моей сестрой — такой же юный и бесконечно далёкий. Такой же любимый.

Наши эмоции едины. Мы чувствуем боль и утрату друг друга. Знаем, что ничего уже не изменить и продолжаем идти дальше, чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Отшельник говорил, что традиционно техника двойной культивации требует романтической связи, но нас с Каору объединяет нечто совершенно иное. Разделённое горе и общие устремления связывают нас не хуже стальных цепей. Боль наших утрат сплетается в единую мелодию, тоскливую и одновременно удивительно светлую. Она наполняет сердца, придаёт силы там, где, казалось, всё уже выгорело дотла. Потоки Ки, на миг разделённые, вновь устремляются навстречу, сплетаясь в сверкающую путеводную нить. Там, где рвётся один — другой подхватывает на лету.

Я знаю, что моя спутница чувствует то же самое. Мы — два неразрывно связанных клинка, закалённых в одном горниле. И нет такой преграды, которую нам не суждено рассечь.

Наши ядра пылают раскалённым светом. Ментальное противостояние достигает апогея. Мы с Каору встречаем обрушившийся на нас шквал безысходности и страданий единым несокрушимым фронтом. Отчаяние, боль и скорбь, которые прежде тянули нас на дно, теперь становятся той самой опорой, что помогает нам выстоять.

Мы впитываем чужие страдания, пропускаем их через себя и возвращаем Вастаю очищенными, преображёнными в неиссякаемую жажду жизни. В непреклонную волю к победе. Тьма, что окутывала разум удушливым покровом, рассеивается без следа, словно дурной сон на рассвете.

Наша аура вспыхивает с невиданной силой, заставляя Вастая отшатнуться. Мы возносимся на новый виток Слияния Душ, сплетаясь воедино без остатка. Каору делает решающий шаг, поднимаясь на следующую ступень, а я взмываю ещё выше.

Моё раскалённое ядро трескается, разрастается и… Бежит золотистой волной меняя собственный оттенок и становясь блестящим, точно слиток благородного металла. Оно твердеет, обрамлённое изумрудной каймой, что передаёт родство с моей основной стихией.

Новая вершина.

Этап Золотого Цилиня.

Я чувствую стремительные перемены и вливаю возросшую Ки в Слияние Душ. Чаша вселенского баланса слегка колеблется, устанавливаясь в новое равновесие.

Наша объединённая аура расходится далеко за пределы горных пиков, словно океанский прилив, обволакивая всех, кто находится поблизости. Она укрывает измученных людей от тлетворного влияния демонической скверны. Даже те, кто попал в самую гущу едкого тумана, обретают силы противостоять его смертоносной поступи.

— Хорошая попытка… — хрипло выдыхаю я, поймав наполненный ненавистью взгляд Вастая. — Теперь наш черёд.

Ёнэ и горстка уцелевших сподвижников упрямо пробираются к эпицентру битвы, туда, где сражение уже давно перешагнуло все мыслимые границы. Боль и страдания, сконцентрированные в этой точке, подобны клинку, пронзающему саму ткань мироздания. Кажется, земля до самого горизонта содрогается от невыносимой муки.

— Давай остановимся. Зачем нам идти туда, навстречу верной гибели? — в голосе одного из товарищей прорезается неуверенность, почти мольба. — Мы едва уцелели, а ты ведёшь нас прямиком в лапы треклятого демона!

Ёнэ на миг замирает, в его глазах мелькает тень сомнения, но он тут же упрямо вскидывает подбородок, отметая страх.

— Мы должны поддержать Кая и Каору. Они сражаются не просто за нас, а за всех людей. Никто не знает, сколько невинных погибнет, если мы не остановим это исчадие. Я не стану винить вас, если вы повернёте назад, — его голос дрожит, но взгляд остаётся непреклонным, — но сам поступить иначе просто не могу.

Внезапно все ощущают резкую перемену. Ещё одна могучая аура вспыхивает над полем боя, и волны благодатной Ки растекаются вокруг, даруя уставшим людям крохи передышки в противостоянии буйству демона. Воодушевлённые этой незримой поддержкой, они ускоряют шаг, уже не тратя сил на бессмысленные споры.

Взгляд адепта неожиданно выхватывает среди обугленных остовов деревьев фигуру одного из мастеров. В его руках концентрируется сгусток тёмной, отравленной энергии. Под влиянием всепоглощающих аур шагнувших за рубеж людей и демона сложно ощутить эту угрозу, но опытный глаз ученика не обманешь. Мастер готовится бесчестно ударить в спину двум сражающимся против Вастая адептам.

— Скорее туда! — командует Ёнэ, срываясь на бег.

Остальные, завидев грозную фигуру мастера, замирают в нерешительности. Даже благодатная аура не способна до конца развеять их трепет перед его силой.

Ёнэ не таков и не потому, что не испытывает страха. Напротив, его поджилки трясутся от ужаса, когда он несётся навстречу старшему наставнику. Просто он чётко знает, те, кто были к нему добры… его спасители, поднимающиеся сейчас на новый уровень могущества, в этот краткий миг уязвимы как никогда. В руках вероломного мастера формируется плотный снаряд, вытягиваясь подобно копью. От него щедро струится тёмная энергия, неуловимо схожая с демонической.

Ученик стремительно ускоряется, призывая на помощь все известные ему техники перемещения. Мир вокруг словно застывает, течение времени замедляется, и каждое движение, каждый вздох даются с неимоверным трудом, будто он увяз в вязком болоте.

И всё же Ёнэ не сдаётся, он упрямо преодолевает сопротивление реальности, как делал это всю свою жизнь.

«Бесполезный нахлебник!»… — далёкий голос дяди.

«Ты никогда не станешь адептом, ничтожество!» — насмешливый голос старейшины.