Короли карантина (ЛП) - Валенти Сюзанна - Страница 109

Мы все трое смотрели на Татум, но она смотрела только на меня, и ее взгляд горел такой чистой ненавистью, что я почувствовал, как она опаляет мою плоть.

На ней было мой чертов тренч, и он был покрыт песком, отчего мои пальцы дернулись от желания отшлепать ее. Но сильнее всего меня захватила идея заключить ее в свои объятия. Всего на мгновение. Просто чтобы убедиться, что она вернулась сюда. Где ее место. Не то чтобы я сделал что-то из этого.

Она пренебрежительно отвернулась от меня, прежде чем взбежать по лестнице за своей формой, но, когда я сделал движение, чтобы последовать за ней, Монро окликнул меня.

— Мне нужно с тобой поговорить, Мемфис, — потребовал он, входя в мой дом так, словно его, блядь, пригласили. — Боумен, Роско, отвалите и одевайтесь.

Киан и Блейк удалились, не сказав ни слова, и я остался со своим футбольным тренером, скрестив руки на груди и глядя на него.

— Да?

— Директор сообщил мне, что вы украли школьный запас туалетной бумаги, — начал Монро, окончательно выведя меня из себя. Я предположил, что Барби ушла рассказывать сказки, но, похоже, она все-таки знала, как держать рот на замке. Его взгляд скользнул мимо меня к моему трону из туалетной бумаги ручной работы, и его губы дрогнули. Возможно, с весельем, а возможно, и с яростью. По нему трудно сказать.

— Этот трон у меня уже много лет, — беспечно прокомментировал я. — Но, если он захочет вступить со мной в переговоры о продаже, я буду открыт для этого. К сожалению, в нынешних условиях спрос довольно высок, поэтому, очевидно, цена должна отражать это.

Монро бросился на меня так внезапно, что я не заметил этого, моя спина ударилась о стену рядом с дверью, когда он зарычал мне в лицо.

— У тебя и твоих маленьких друзей сегодня вечером уже будет отработка со мной. После этого ты можешь упаковать эту туалетную бумагу и отнести ее обратно в офис Брауна. Тебе это ясно, Мемфис? — Крикнул он.

Моя челюсть сжалась, и во мне снова поднялся гнев, но я не мог позволить ему управлять мной. Мне нужно было сыграть правильно. Было много вещей, от которых я мог откупиться. Избиение учителя не входило в их число. В любом случае, не с легкостью.

— Без проблем, сэр, — согласился я, хотя смертельная угроза в моем взгляде означала бы, что он понял, что проблема есть.

Я оттолкнул его и направился вверх по лестнице, встретив Татум, когда она пыталась выйти из моего шкафа, одетая в школьную форму.

— Отойди, — прорычала она, но я, конечно, не сделал этого. Я втолкнул ее в ограниченное пространство и закрыл за собой дверь.

— Ты собираешься весь день изображать пнутого щенка, Барби? — Спросил я, внимательно разглядывая ее форму, прежде чем поправить галстук.

Она отпрянула, чтобы я не мог прикоснуться к ней, и я поджал губы. Мой взгляд зацепился за этот гребаный засос у нее на шее, и я боролся с желанием спросить ее, что Киан сделал, чтобы заслужить право прикоснуться ртом к ее плоти. Он сказал, что не трахал ее, и я ему поверил, но между ними явно что-то произошло. Я просто не уверен, хочу я это слышать или нет.

— Просто до тех пор, пока ты продолжаешь вести себя как злобный мудак, — прорычала она, делая движение, чтобы протиснуться мимо меня.

Я схватил ее за руку, чтобы остановить, глядя на нее сверху вниз, когда она попыталась уйти от меня.

— Ты согласилась принадлежать мне. Всем нам. Ты, наверное, подумала, что это будет легко.

— Я ненавижу тебя, — прошипела она, и грубые эмоции, прозвучавшие в этих словах, ударили меня, как еще один удар. — А теперь отпусти меня, или я буду звать Монро.

Я отпустил ее, не сказав ни слова, и она направилась к двери, распахнув ее.

— О, и тебе, наверное, стоит привести в порядок лицо перед уроком, — едко заметила она. — Этот твой гребаный нос действительно выглядит дерьмово.

Дверь захлопнулась у меня перед носом, и я стоял в тишине, пока внутри меня царил хаос. Мой ритуал пошел ко всем чертям. Мои единственные друзья лгали мне. Монро был в моем Храме. И Татум Риверс только что сказала последнее слово. Моя жизнь официально была разорвана в клочья.

Школа была почти сносной. Я состроила самую свирепую маску "отдыхающей сучки’, выслушала всю чушь Ночных Стражей и даже стала партнером Милы по английскому для выполнения задания. Не то чтобы я рассказала ей, что они со мной сделали. Я фальшиво улыбнулась ей и сказала, что ничто не может причинить мне боль. У меня было железное сердце. И к тому времени, когда я вернулась в Храм, готовя ужин для придурков, которые владели мной, я пожалела, что это не так.

Я загадывала много желаний в своей жизни; пожелания на звездах, пожелания на свечах ко дню рождения, пожелания в колодцах. И я потратила их все впустую. Потому что, если бы я могла обменять хотя бы одного из них, чтобы заменить свое сердце куском холодного, твердого металла, тогда бороться с ними было бы легко.

Каждый раз, когда я видела, как они смеются и ухмыляются друг другу, я думала об этих письмах. Я думала о том, что все эти личные слова были тайно выложены на эти страницы только для того, чтобы быть сожженными. И мое сердце почувствовало все это.

Когда в половине восьмого я закончила мыть посуду, Сэйнт позвал меня наверх. Сегодня мы перекинулись всего парой слов. Я отвечала на их просьбы как можно меньшим количеством слогов и делала все это с маской безразличия на лице.

Мой желудок скрутило узлом, когда я направилась через комнату, чувствуя на себе взгляды Киана и Блейка с дивана. В восемь у нас с Монро была отработка, и мне жаль, что он не оказал мне услугу и не назначил ее только Ночным Стражам. Провести пару часов здесь в одиночестве было бы мечтой, ставшей явью. Даже если бы они заперли меня в ванной.

Я добралась до верха лестницы и обнаружила, что Сэйнт лежит на кровати и смотрит в сводчатый потолок. Ему каким-то образом удалось не помять простыни вокруг себя, и он был одет для тренировки, как и просил Монро. Его серая футболка облегала мускулистое тело, а ноги свисали с изножья кровати, несмотря на то что на его дизайнерских кроссовках не было ни пятнышка грязи.

Он похлопал по месту рядом с собой.

— Ложись, — скомандовал он, и я сжала челюсти, приближаясь, вздыхая, когда опускалась, следя за тем, чтобы ни один волосок на моей голове не коснулся его. Я посмотрела на высокий потолок, деревянные стропила изгибались над головой, являя собой прекрасную демонстрацию мастерства.

— Твое молчание мне надоело, — протянул он, и я почувствовала, как он повернулся, чтобы посмотреть на меня, хотя я и не ответила ему взаимностью.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Невинно спросила я, зная, что ему это не понравится. Как бы сильно он ни хотел моего согласия, он хотел, чтобы я сопротивлялась еще больше. Они все ясно дали это понять. И сегодня я не собиралась опускаться до этого.

— Ты могла бы начать с извинений, — сказал он рычащим голосом с ноткой веселья в голосе.

Я прикусила язык, мое сердце бешено колотилось в груди.

— Ну? — Он настаивал холодным голосом, в котором сквозила угроза.

— Прости, — выдохнула я. — Прости, что твоя мать — единственная женщина в мире, которая когда-либо будет любить тебя. Мне жаль, что твоя жизнь была такой пустой, что тебе приходится заполнять ее бессмысленными, дорогими вещами. И мне жаль, что тебе приходится ломать эти вещи, когда они не приносят тебе счастья, которого ты так глубоко, черт возьми, жаждешь, Сэйнт.

Мои слова повисли в воздухе целую минуту, прежде чем я повернула голову, чтобы посмотреть на него, ожидая, что волк укусит в ответ. Его взгляд был устремлен в потолок, а челюсть подергивалась от непонятного гнева. Тот, который, казалось, на этот раз был направлен не на меня.

— Ты кое в чем ошиблась. — Он повернул голову ко мне, и я с чувством сладчайшего удовлетворения разглядывала темнеющий синяк на его переносице. — Моя мать любит других своих сыновей, но не меня.