"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет - Страница 104

Впервые с 1520 года, спустя двенадцать лет, я вновь собрался пересечь Английский канал и увидеть Франциска. С тех пор мы оба лишились старых королев и обрели новых. Полагаю, мы потеряли гораздо больше, чем получили, но старались не задумываться об этом.

Анне предстояло стать моей женой, и я счел вполне уместным, чтобы она начала носить королевские драгоценности, формально еще принадлежавшие Екатерине.

Я отправил к незаконной супруге посыльного с требованием отдать их — и получил отпор. Впрочем, иного я и не ждал. Она заявила, что без лично написанного мной приказа и пальцем не шевельнет. Дескать, только такой документ убедит ее, что супруг помутился рассудком, раз полагает уместным отнять у нее фамильные сокровища. А сама она не может отказаться от них «ради такой безнравственной цели, как украшение особы, являющей собой воплощение греховности христианского мира и навлекающей поношения и позор на короля».

Почему она так упорно досаждала мне? Правда, Екатерина никогда не угрожала мне, но дразнила меня и порой приводила в ярость. Она мелочилась, и это выглядело жалко.

Ходили слухи, что мы с Анной хотим обвенчаться во Франции. Какие глупости! Королевская свадьба состоится на земле Англии, и церемонию проведет английский священник. Тем самым будет утверждена непреложность нашего брака.

Увидев Франциска, я сразу отметил, как он постарел. Потом мне пришло в голову, что он подумал то же самое обо мне. Мы оба изумленно взирали друг на друга. На сей раз мы не утруждали себя устройством «Поля золотой парчи», а попросту договорились о встрече в королевском маноре вблизи границы Кале.

Франциск заметно прибавил в весе и облачился в еще более кричащий по сравнению с прежними наряд. Юношеский задор его сменился стойким цинизмом. Возможно, сказалось пребывание в испанской тюрьме после поражения, нанесенного Карлом. Нынче Франциск безудержно растрачивал свою жизнь в охотах и развлечениях. Достигнув тридцати восьми лет, он так и не стал настоящем государем, словно предпочел предать забвению обременительные королевские заботы. Рядом с ним я чувствовал себя глубоким старцем. А все последние пять лет! Как они изменили меня! Прежде я был неопытным правителем. Меня всячески опекал Уолси. А теперь… теперь я ни от кого не завишу. Порой это удивляет меня самого. Однако я понимал, что еще топчусь на пороге нового мира, присматриваясь к нему, дабы обвыкнуться и сделать решительный шаг.

Все пошло не так, как мне хотелось. Возникли досадные сложности из-за того, что со мной приехала Анна — пока незаконная королева. Ее отказалась принимать новая жена Франциска (ему пришлось вступить в этот брак в обмен на свободу), сестра императора. И сестра Франциска, Маргарита, последовала ее примеру. Это обидело Анну, поскольку в детстве она служила в ее свите при французском дворе.

А когда Франциск в разговоре весьма неуклюже заметил, что герцогиня де Вандом — дама (как бы это сказать?) с подмоченной репутацией, Анна, и без того оскорбленная, была задета до глубины души. В итоге она, увешанная драгоценностями Екатерины, сидела в одиночестве, пока я встречался с Франциском за пределами Кале.

Нам многое пришлось обсудить. В основном разговор шел о Клименте и Карле — вернее, о наших общих страхах и напастях. Франциск предложил провести во Франции папский совет, касающийся моего брака. Он обещал убедить Его Святейшество в том, что я готов признать любое решение, какое вынесет это собрание. Я скептически отнесся к его словам, поскольку сам толком не знал, как поступлю, если Папа после стольких лет сочтет мои притязания обоснованными.

Мы вернулись в Кале, где я нашел Анну в тихом унынии. Она сетовала, что так и не ступила на ту землю, где прошли ее юные годы. Там тепло принимали ее сестру, которая некогда грела постель французского короля. А сама Анна, отказавшая как Франциску, так и мне, в награду получила прозвище «пучеглазая шлюха». Да и, судя по всему, во Франции ее считали особой низкого положения.

Я вошел в королевские покои и увидел дивную картину. Анна спала в мягком кресле. Ее голова откинулась назад, рот приоткрылся… Крайне возбуждающая поза… хотя Анна, должно быть, приняла ее бессознательно. На ее шее поблескивало Екатеринино колье. Подойдя ближе, я разглядел, что она нацепила сразу все украшения: серьги, браслеты, ожерелья. Стремясь показать, что пренебрежение окружающих ей нипочем, она решила нарядиться по-королевски, словно заявляла: «Что бы вы там ни думали, а я все равно буду носить эти драгоценности. Даже если мне придется наслаждаться ими в одиночестве».

Я стоял, глядя на нее. Бедная Анна. Во сне она казалась юной; я будто вновь видел ту девушку, в которую когда-то влюбился. Она отдала мне свою молодость, выдержала общественную клевету и теперь ожидала от меня решительных действий. И вот эта поездка во Францию, вместо того чтобы возвысить Анну, закончилась опять-таки ее позором. С каким-то детским упрямством она надела королевские драгоценности, а потом, устав от переживаний, случайно уснула.

Стоя совсем близко, я любовался ею. Ее редкостную красоту подчеркивал приглушенный свет — большая свеча горела на столе рядом с креслом. Игриво мерцали грани самоцветов, покоившихся на груди Анны.

Я позвал ее по имени, слегка коснувшись рукава платья.

Она не пошевелилась.

— Анна, — повторил я, на сей раз нежно потрепав ее по плечу.

Она медленно приоткрыла глаза и взглянула на меня. Вид у нее был смущенный.

— Ах, — наконец сонно пробормотала она, опустив взор.

Очевидно, она собиралась тайно покрасоваться в роскошных украшениях и снять их задолго до моего возвращения. И поэтому, обнаружив их сейчас на себе, пришла в замешательство.

— Вы осваиваете роль королевы, — вырвалось у меня, — вам это совсем не помешает.

Помотав головой, Анна пыталась сосредоточиться и стряхнуть остатки сна.

— Я нечаянно задремала… — пролепетала она.

— Так я и понял, — заметил я, рассмеявшись.

Она не поддержала веселья. Напротив, вяло поднялась с кресла и стала ходить по будуару, теребя в пальцах кружева. Молчание затянулось. Анна делала круг за кругом, будто безумная. Мне надоели эти сомнамбулические движения.

— Анна, в чем дело? — спросил я как можно мягче.

Однако она продолжала взирать на меня пустыми глазами — открытыми, но бессмысленными.

— Анна, — настойчиво повторил я, — вы должны рассказать мне, что вас так терзает.

Она глянула на меня со странной печалью, словно знала ответ, но не желала говорить. Я видел такое выражение на лице Марии, когда лет в семь-восемь ее заставляли признаться в какой-нибудь оплошности.

— Просто… я всего лишь грущу. — Она коснулась драгоценностей. — Мне нравится играть с ними. Они поистине королевские. И когда я остаюсь одна, то верю, что сбудутся все ваши обещания, я стану вашей женой. Меня будут уважать во Франции, и самому французскому королю, а не его шлюхе придется устроить мне пышный прием.

Она приблизилась ко мне и обхватила руками мою голову:

— Ах, Генрих, увы… пока король Англии — мой единственный друг.

— Но вы, безусловно, будете английской королевой, — заверил я ее. — И тогда у вас появится множество друзей. Так много, что вы не сможете разобраться, кто же из них относится к вам с непритворным дружелюбием.

Она сдавленно рассмеялась.

— Так говорят облеченные властью особы. Но мне кажется, что я всегда сумею распознать настоящих друзей.

— Значит, люди, обретая могущество, теряют проницательность?

Она повернулась кругом.

— Да! Ведь никто не осмеливается говорить вам правду. Всех заботит лишь собственный успех, все, точно голодные лошади, проталкиваются к кормушке. И на всякий случай заранее рассыпаются в комплиментах.

Я поморщился.

— Анна, постарайтесь быть немного доброжелательнее.

— Ни за что! Ведь со мной никто не был добрым!