Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 88

Автобус свернул с шоссе, и слева надвинулась красная кирпичная крепостная стена, закончившаяся высоким донжоном и воротами, у которых стояла толпа туристов. Чуть поодаль Алкин увидел Сару — она была в темном платье с длинным рукавом, сапожках и наброшенной поверх платья шерстяной кофточке. Главного констебля Алкин не разглядел, Сара определенно была одна, и он помахал ей из окна, она ответила и пошла навстречу.

— Прохладно сегодня, — сказала Сара вместо приветствия. Алкин кивнул — говорить ему не хотелось. Хорошо бы просто побродить для начала, заново привыкнуть друг к другу.

— Тайлер ждет нас в участке, — продолжила Сара, и хорошее настроение, не покидавшее Алкина все утро, мгновенно улетучилось. — Он дежурит до часа, потом мы сможем спокойно поговорить. Тайлер хочет послушать ваши рассуждения, ему очень интересно.

— Я понимаю, — пробормотал Алкин.

— Мне тоже очень интересно, — ощутив напряжение в словах Алекса, мягко произнесла Сара, — но я мало что… то есть, конечно…

Она замолчала, взяла Алкина под руку и повела по гравиевой дорожке к неширокой улице, застроенной одинаковыми одноэтажными домиками с покатыми черепичными крышами. Завернули за угол, прошли мимо баскетбольной площадки, где подростки, бросавшие мяч в корзину, вопили, будто стая чаек, у которых отнимают добычу, и вышли на круглую площадь, где на двухэтажном сером здании времен, скорее всего, короля Эдуарда, Алкин издалека разглядел надпись: «полиция».

Все это время Сара что-то говорила. Рассказывала, наверно, о достопримечательностях. Алкин слышал только голос, только интонации, только тембр, и когда она задала какой-то вопрос, не сразу пришел в себя, пришлось переспросить.

— Вы какой ленч предпочитаете: что-нибудь серьезное, из трех блюд, или полегче — сэндвичи, кофе?

— Полегче, — сказал Алкин и опять замолчал. Теперь молчала и Сара, понимая, какие ощущения испытывает ее спутник. Так они и вошли в здание, им кивнул сидевший за деревянной перегородкой дежурный констебль, они прошли по короткому коридору, и Сара, не постучав, открыла дверь, пропуская гостя.

— Рад вас видеть! — воскликнул главный констебль Бакли, выходя из-за стола и протягивая Алкину обе руки. Алкин ожидал увидеть высокого крупного мужчину с большими волосатыми руками и густой светлой шевелюрой уроженца Шотландии — типичного английского полисмена, какими их изображают на открытках и каких действительно много на улицах в Кембридже. Да и громкий голос, который Алкин уже слышал вчера, соответствовал именно такому образу. Однако, на удивление, Тайлер Бакли оказался, во-первых, среднего роста, не выше самого Алкина, во-вторых, был лысоват, сложения плотного, конечно, но далеко не богатырского, а ладони так и вовсе могли принадлежать скорее музыканту, чем полицейскому. Пожатие оказалось крепким, но не грубым, а голос… ну что голос… В Москве у Алкина был знакомый — из литераторов, он писал бытовую прозу и пользовался определенным успехом в неопределенных кругах читателей, — голос которого способен был перекрыть рев пожарной сирены. Громкий голос — не свидетельство душевной грубости.

Алкин понимал, что должен испытывать по отношению к Бакли неприязнь, и, пожалуй, действительно испытывал, но именно потому, что должен был, и вместе с этим естественным чувством ощущал еще и неуместное чувство вины, будто он перед Бакли в чем-то провинился, хотя ни сном, ни духом…

Главный констебль вернулся за свой стол, на котором стоял дисплей компьютера и лежали вперемежку папки — черные, зеленые и коричневые, — листы бумаги и несколько книг, названия которых Алкин не сумел разглядеть. Гостя усадили в кожаное кресло, явно предназначенное для посетителей, а не для задержанных, а Сара устроилась на коротком, тоже кожаном, диванчике напротив окна, так что Алкин со своего места видел нависшего над столом Бакли и слышал голос сидевшей за спиной Сары. Ему так не нравилось, он хотел повернуть кресло, но тогда оказался бы спиной к хозяину кабинета, что было бы верхом неприличия.

— Вы хотели посмотреть документ? — сказал Бакли и протянул лист бумаги в пластиковом пакете. — Это ксерокопия, можете взять с собой.

Лист был исписан с обеих сторон не очень ясным почерком, разобрать отдельные слова было трудно, Алкин не стал и пытаться, стараясь понять общий тон документа и недоумевая по поводу того, почему главный констебль Диккенс (именно он, скорее всего, писал эту бумагу) не воспользовался пишущей машинкой, наверняка была у него такая в участке.

Текст документа повторял то, о чем вчера рассказала Сара, разве что написано было канцелярским стилем, без эмоций, и невозможно было понять, как отнесся лично Диккенс к тому, чему стал свидетелем. Но документ содержал еще кое-что, о чем Сара не говорила — адреса потерпевших. Был там, естественно, адрес и самого ученого. Подняв взгляд на внимательно следившего за ним Бакли, Алкин спросил, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало лишнее в данных обстоятельствах волнение, которое он почему-то уже испытывал, еще не получив ответа на заданный самому себе мысленный вопрос:

— Прошу прощения, нет ли у вас карты Бакдена?

И добавил для ясности:

— Наверно, названия улиц не менялись за прошедшие семьдесят лет?

Бакли молча вытащил из-под папок сложенную вчетверо карту и протянул Алкину. Карта оказалась новой, выпуска 2005 года, с обозначением сооружений, которых в 1936 году не было в помине. На обороте Алкин нашел, как ожидал, алфавитный список улиц с обозначением квадрата их расположения на карте. Взял со стола, не спросив, чистый лист бумаги и ручку, переписал названия и координаты, ощущая макушкой пристальный взгляд главного констебля, а спиной — взгляд Сары. Отметил на карте нужные места, написал рядом с каждой точкой даты, внимательно изучил плоды собственного творчества и положил карту на стол. Бакли вытянул шею, Сара подошла и встала сбоку, наклонившись, чтобы лучше видеть.

— Обратите внимание, — сказал Алкин. — Кэп Коффер был первым пострадавшим, его дом находится ближе других к дому Хэмлина. Дальше всех расположен дом, где жил Коллинз, последний из пострадавших.

— Точно! — воскликнула Сара. — Тайлер, почему мы с тобой не обратили на это внимание?

Алкина кольнуло это обращение, он не хотел видеть, каким взглядом Сара смотрела на своего жениха (жениха, да, тут и слепой бы заметил).

— Ну… — протянул Бакли. — Похоже, что так. И что? Может, и Диккенс обратил на это внимание, но не написал в отчете, потому что… Да потому, что это ничего не объясняет! Коффер жил ближе всех — от этого понятнее, как он оказался заколот, если дом был заперт со всех сторон? Дальше всех жил Коллинз, и что?

— Это странно, вам не кажется? — пробормотал Алкин, обращаясь скорее к Саре, чем к Бакли.

— Да, — сказала Сара, — кажется.

— Нет, — буркнул главный констебль, — не кажется.

— Алекс, — Сара обернулась к Алкину, — расскажите Тайлеру то, что вы вчера не успели рассказать мне.

— Дорогая, — сказал Бакли, и Алкина кольнуло ощущение неприязни к этому уверенному в себе человеку, — из твоего пересказа я ничего не понял. Не думаю, что пойму что-то из рассказа господина Алкина. Но готов выслушать. Только не здесь, хорошо? Я проголодался, и наш гость, наверняка, тоже. Двинемся?

Двинулись. Карту, сложив ее и сунув в сумку, Алкин захватил с собой. Впереди шел Бакли, уверенно подхватив Сару под руку. Он не торопился, старался идти так, чтобы Саре не пришлось ускорять шаг, он и на гостя оглядывался: не отставай, мол. Алкин плелся сзади и злился, понимая, что все напрасно, никого он ни в чем не убедит, никому ничего не докажет, для Бакли эта старая история — лишь способ сделать приятное Саре. Если ей интересно, то и он сделает вид…

«Башня» была то ли рестораном, то ли кафе-баром, по местным меркам и не поймешь. В Кембридже или, тем более, в Лондоне это заведение сошло бы за небольшую забегаловку, где было всего пять столиков, сгрудившихся у высокой барной стойки, за которой стояла, а точнее сказать, возвышалась улыбчивая миссис Робертсон. Бакли уверенно направился к столику у окна, отодвинув стул для Сары и жестом пригласив Алкина сесть так, чтобы на него падал свет с улицы.