Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 54

— Жуть какая, — пробормотала Наташа, не прервав мужа ни разу на протяжении довольно длинного рассказа. — Похоже на истории о черной руке, помнишь, в детстве были такие страшилки? «Из стены появилась черная рука…» Я бы перепугалась.

— Не думаю, что это было страшно, — покачал головой Беркович. — Ну, кукла… Лея думала, что куклы приносил отец. Натан, видимо, считал, что это дочка так играет. Рина вообще ничего не знала.

— А песок? — спросила Наташа. — Почему в списке песок?

— Потому что тоже появился неизвестно как и неизвестно откуда.

— Как в тесте Айзенка. Даны пять предметов, какой из них лишний? И всегда оказывается, что лишний совсем не тот, о котором думаешь в первую очередь. Боря, у тебя не написано… Песок был сухой?

— Какая разница… — начал Беркович и осекся. — Сухой, да. Об этом Вайншток упомянул дважды. Ты хочешь сказать…

— Второе ноября. День рождения твоей мамы.

— Первый дождь после весны! — воскликнул Беркович. — С грозой!

— И лил до вечера. Помнишь, какая мокрая была дорога, когда мы ехали в Петах-Тикву?

— А песок сухой! — возбуждение от обнаруженного противоречия улеглось. — Не обязательно тот, кто принес песок к Альтерманам, собрал его тогда же на пляже или на стройке.

— Да, — согласилась Наташа. — Но… Я хочу сказать: не умножай сущностей сверх необходимого.

— Сейчас выясню, — сказал Беркович и, достав мобильник, набрал номер дежурного по управлению. — Добрый вечер, Гиль. Позвони, пожалуйста, в Гидрометслужбу и уточни, какая погода была в Тель-Авиве второго ноября прошлого года. Перезвони мне, хорошо?

— Где сейчас куклы? — спросила Наташа, когда муж положил мобильник на стол.

— У Рона на экспертизе, — рассеянно отозвался Беркович, думая о своем. — Почему ты спрашиваешь?

— Я подумала… — протянула Наташа. — Альтермана убили куклой? И если остальные… Я хочу сказать, если они остались дома, это может быть опасно для Леи и Рины.

— Почему? — удивился Беркович. — Убить этими куклами точно невозможно, разве что шишку на затылке поставить. Уродец, которым убили Альтермана, тяжелее вдвое. Наташа, что за странная мысль пришла тебе в голову?

— Я подумала: вдруг убить хотели не Натана, а Рину? Или девочку?

— Я об этом думал, — покачал головой Беркович. — Чтобы убить человека, есть множество не таких экстравагантных способов.

— А мотив? — продолжала Наташа. — Ты не нашел мотива. Значит, могли хотеть…

Мобильник заерзал по столу и заиграл мелодию из «Волшебной флейты».

Сержант Левин сонным голосом сообщил, что в Гидромете дежурный не сразу сообразил, чего от него хотят, а когда сообразил, не нашел на месте нужного специалиста, пришлось звонить ему домой, а он уже лег спать…

— Так что с погодой? — прервал Беркович обстоятельный доклад. — Так и не выяснил?

— Почему же… — обиженно отозвался Левин. — Погода второго ноября была… вот… дождь с семи до половины десятого, потом низкая облачность без осадков до четырнадцати двадцати, потом дождь с грозой до восемнадцати с четвертью, потом переменная облачность без осадков.

— Спасибо, Гиль, — Беркович обернулся к Наташе. — А песок был сухой. Ну и что? — сам себя спросил Беркович. — Сухой. И какая разница?

— Думаешь — никакой? — спросила Наташа. — Может, это действительно было предупреждение, как сказала Мария? Знак? И тогда имело значение — сухой песок или мокрый.

— Наташа, — сказал Беркович. — Пожалуйста… У меня болит голова. Я устал. Пять запертых комнат, чушь какая! Четыре урода, которые так же похожи на кукол, как я на китайского императора! Никакого мотива! Кто-то должен был придумать! Зачем? Если кому-то мешал Альтерман, к чему такие сложности?

— К тому, — рассудительно сказала Наташа, — что у тебя нет ни мотива, ни подозреваемого. А если бы его убили на улице или в подъезде, ты нашел бы сто свидетелей, раскопал бы кучу информации и вычислил бы убийцу. А так…

— Пошли спать, — вздохнул Беркович. — Утром займусь связями и знакомствами Натана. Кармон все эти дни опрашивал его знакомых. И Рон обещал закончить исследование кукол.

С утра парило. День обещал быть не просто жарким, а жарким по-тель-авивски — на улицу лучше не высовывать носа, сразу станешь мокрым, как утка.

— В среду у нас утренник, — сказала Берковичу воспитательница Ширли, вручив бумагу с объявлением: утренник начнется в пять вечера, родителям присутствовать обязательно. Будут вручать аттестаты, потом дети покажут представление, и закончится мероприятие фуршетом, причем все блюда приготовят сами дети. С родителями, конечно. «Передайте, пожалуйста, вашей супруге, что у нее в прошлый раз замечательно получились маффины с малиной, пусть она… обязательно с Ариком, чтобы он тоже принимал участие… это для детей такая гордость…»

Беркович с трудом выдерживал словесный напор. Думал он не о маффинах, даже не знал, что это такое, а о том, что в детском саду начинаются летние каникулы, и нужно думать, куда пристроить сына на июль и август. Придется, видимо, опять возить Арика к Ирине Давидовне, она хорошая, и сын ее любит, но уже в прошлом году цену она выставила заоблачную, и можно представить, как в этом…

Мобильник Наташи был закрыт — на фирме утром горячее время, прием товара. А потом позвонить Беркович не успел — забыл обо всем на свете, кроме странного дела, в котором не было ни мотива, ни подозреваемых, ни возможности для живого человека совершить преступление.

Хан вошел, когда старший инспектор дочитывал отчет Кармона. Тот провел большую работу, как это принято писать в официальных бумагах. Не он один, конечно, — с помощником следователя Артуром Кашенилем. В биографии Альтермана не осталось, пожалуй, белых пятен, и Беркович с некоторым недоумением узнал, что вскоре после репатриации Натан участвовал вместе с ультралевыми в акциях протеста против оккупации Израилем палестинских земель. Был задержан полицией, но отпущен, когда дал показания против тех, с кем выходил на демонстрацию. Факт говорил о многом. Например, о том, что Натан, видимо, легко поддавался влиянию — кто-то же надоумил его принять участие в демонстрациях, к которым Альтерман вряд ли чувствовал врожденную предрасположенность. Будучи задержан, поддался влиянию полицейского следователя и рассказал все, что знал об организаторах левого марша. Настучал, в общем. А потом, видимо, испугался, тоже характерная реакция, и больше в левых «тусовках» не участвовал.

Несколько листов Беркович пробежал по диагонали, предполагая вернуться к ним позже, — это были протоколы официальных допросов Рины, Леи (в присутствии Рины), Марии Вайншток, Сергея Гольца, Веред Кошман, Эстер Мизрахи и еще семи соседей семьи Альтерман. Кармон и Кашениль задавали стандартные вопросы, ответы тоже разнообразием не отличались, все это Беркович уже знал и сам.

Хан вошел без стука и, не дожидаясь приглашения, сел на пластиковый стул, придвинув его к столу и повернув экран компьютера так, чтобы оба могли видеть.

Эксперт продиктовал код, Беркович ввел число и вызвал файл с «результатами обследования артефактов №№ 30—1, 30—2 и 30—3 по делу об убийстве Натана Альтермана № 6430а». Написано было много, были здесь и фотографии уродцев в разных ракурсах и разных лучах, в том числе рентгеновских.

— Итак, отпечатки пальцев, — сказал Хан, когда Беркович прокрутил текст до конца. — Их очень мало и все принадлежат семейству Альтерман: Натану и Лие. Никто, кроме них, не мог принести эти предметы в квартиру. Если бы существовал некий Икс, он оставил бы молекулярный след — частицу пота, кожи, чего угодно. Если бы отпечатки были стерты, мы обнаружили бы следы этого действия. Если бы Икс был в перчатках, мы обнаружили бы частицы латекса или любого другого материала. И, конечно, обнаружили бы следы магического ритуала, если бы таковой был совершен с помощью этих предметов.

— Когда ты начинаешь говорить официальным языком, — мрачно заметил Беркович, — это означает, что сказать тебе на самом деле нечего.