И целого удара мало (СИ) - Танков Вячеслав - Страница 29

— Дядя сильный! — пищит ее дочурка.

Приветливо машу ей рукой и продолжаю работу, уже не особо обращая внимания на любопытных. До тех пор, пока не сгущается темнота и не наступает вечер. Тьма для меня не проблема, но я не хочу превращать удовольствие в рутину и сворачиваюсь.

Костюм прекрасно убирает пот, но я все еще человек и не желаю превращаться в биоробота, лишая себя обычных человеческих радостей. Так, если подумать, мне и секс не нужен, ибо я могу выдержать значительный срок и без этого удовольствия, но зачем вообще мне тогда жить? Ради чего? Тем более, мне особо не приходилось никого к нему принуждать.

Стоит мне только убрать и сложить инвентарь в сарай и зайти в дом, как раздается трель дверного замка. «Кто бы это мог быть?» — недоуменно думаю, выходя из дома. На хорошо освещенном участке перед калиткой стоит…

Глава 18

Я призываю тебя, бешеная кошка!

Вблизи она кажется еще симпатичнее, чем издалека. Молодая мама с шаловливой дочкой, которая даже сейчас умудряется нарезать вокруг нее круги — соседка, которую я пару раз видел сегодня днем. В руках она держит… пирог⁈ Изумительно! На меня прямо-таки повеяло родным деревенским духом.

— Иду! — говорю негромко, чтобы ненароком не напугать гостей, попутно внимательно рассматривая женщину. Она довольно симпатичная и красивая. Конечно, после того как я стал хозяином Секирей, по всем параметрам превосходящих человеческих девушек в несколько раз, я немного прохладнее отношусь к обычным. Но это не значит, что я утратил по отношению к ним вежливость и хорошее отношение. В конце концов, мне, похоже, придется снова задержаться в этом мире на неопределенный срок, а, значит, надо налаживать контакт с местным населением. Мои окрыленные девчонки не пропадут. С их-то способностями они сами кого угодно построят и разберут на кусочки, потому я почти не беспокоюсь.

Она натуральная короткостриженая блондинка с весьма эффектной подтянутой фигурой. На улице стоит лето, даже вечером довольно жарко, поэтому неудивительно, что из одежды на ней самый минимум: короткий топик, едва прикрывающий крепкую и упругую грудь и джинсовые шортики. Ноги и руки у нее крепкие, а на ладошках замечаю трудовые мозоли. Я был прав, когда предполагал, что она одна воспитывает дочь. Вряд ли бы она решила сама впахивать на приусадебном участке, да и пришла бы сюда с ухажером. Это говорит мне о многом.

— Простите за беспокойство! — кланяется женщина, придерживая девочку, в зад которой наверняка встроен ракетный ускоритель. — Мы — ваши соседи! Днем вы были заняты, и мы решили не беспокоить вас. Меня зовут — Томоё Сакурай, а эту егозу — Сохара Сакурай. Не будете ли вы так добры?..

— Конечно! — перебиваю ее, открывая калитку. — Простите мне мое невежество! Заходите! Меня зовут Ричард Лайтинг. Я только сегодня вернулся из Штатов после долгого отсутствия.

Пока мы идем в дом, девочка успевает облететь весь внутренний двор, несмотря на темноту. Мать прикрикивает на нее, ловя за руку во время очередного виража, не переставая извиняться за ее поведение. Я лишь пофигистично отмахиваюсь, не видя в этом никаких поводов для беспокойства.

— Сохара! Сними обувь! — повелительно говорит Томоё, входя в дом. Девочка, несмотря на крайне живой характер, незамедлительно повинуется, но затем убегает исследовать дом.

— Простите ее поведение, — краснеет женщина. — Мне нечасто удается погулять с ней, вот она и носится. Если скажете…

— Ох, да не волнуйтесь вы так! — машу рукой. — Не думаю, что она что-то сломает, а даже если так, починить или купить новое мне не составит никаких хлопот. Я сам еще дом не осматривал, только арендовать успел…

— Так вы не… — тихо бормочет милфа. — Ох, простите! Я, глупая, решила, что вы внук Кагуя…

— Тех стариков? — вопросительно приподнимаю бровь. — О, нет, что вы! Я самый обычный герой на отдыхе.

— Герой⁈ — улыбается женщина. Одновременно с этим ее отношение ко мне неуловимо меняется. Чувствую, как в ауре доброжелательной соседки вдруг появляются красноватые оттенки хищницы и… похоти⁈ Да что не так с этим миром? Тут тоже идет охота за мужиками? Но я не заметил тут особого дефицита с мужиками, да и по поведению, например, того же риэлтора и секретарши не заметил какого-то особого отличия от своего первоначального мира. Или дело в самой Томоё?

Поставив себе заметку первым делом разобраться в устройстве этого мира, я, как ни в чем ни бывало, продолжаю милое общение с соседкой, как вдруг нашу неспешную беседу прерывает грохот, донесшийся со второго этажа.

Томоё бледнеет и пугается гораздо больше, чем следовало бы. Она так сильно переживает из-за того, что я могу рассердиться? Поспешно поднявшись. Мы видим пугающую картину: девочка лежит лицом вниз на пушистом ковре рядом в перевернутым телевизором.

— Сохара! — вскрикивает мать, бросаясь к дочери. Она поднимает ее, тщательно осматривая и вдруг… расслабляется.

— Вызвать скорую? — на всякий случай переспрашиваю я.

— Нет… нет, — еле слышно отвечает женщина. Она переводит на меня затуманенный взгляд, встряхивается, и произносит уже четче. — Нет. Не надо. У Сохары это… наследственное. Досталось от ублюдка-отца. Бедная моя малышка…

Подхожу ближе, без разрешения подхватывая девочку на руки. Нанокостюм берет пробу крови, хотя я и сам уже вижу в аурном зрении большое фиолетовое пятно в ее голове.

«Неоперабельная опухоль, пациенту требуется…» — звучит в ухе тихий шепот ИНКа. Выключаю его. Неоперабельная, говоришь?

— У Сохары тяжелая неизлечимая болезнь, — еле слышно произносит Томоё. — Врачи предрекают ей год, от силы два, но…

— Ерунда! — перебиваю ее. — Я ее вылечу!

Милфа поднимает на меня взгляд. В нем вспыхивает слабая надежда, но я упрямо смотрю в ее огромные глаза.

— Вы не понимаете. — шепчет она. — Никто не смог…

— Я — не никто, — взмахом руки, пресекая дальнейшие споры, отвечаю ей. Сразу после этого, дотрагиваюсь до горячего лба малышки, сосредотачиваюсь, делясь с ней капелькой Силы. Надеюсь, сработает.

Комнату сразу заливает яркий свет, исходящий из моих рук и переходящий сначала на лоб, а потом охватывая голову и тело малышки. Постепенно он рассеивается, но не до конца — чуть ниже ее животика свет все равно проникает даже через одежду. Взглянув на мать, я слегка задираю детскую футболочку. Мы оба ахаем: на коже Сохары, чуть ниже пупка запечатлен знак в виде расплывчатой буквы «R». Свет рассеивается окончательно, и знак становится почти не различим: если не знать, что он там есть, то можно не обратить на него внимания.

— Ч-что это? — благоговейно спрашивает Томоё.

— Не тем интересуетесь, — отвечаю, глядя, как девочка открывает глаза. — Лучше проверьте ее самочувствие.

Мать, спохватившись, достает из сумочки карманный прибор, оказавшийся карманным анализатором. Девочка практически не обращает внимания на привычный укол пальчика, весело и с интересом оглядывая нас. Томоё изумленно разглядывает показания, а дочка вдруг дотрагивается до висков:

— Мама! Мамочка! — голосит она. — Мама! Не болит! Головка совсем не болит!

— Н-не может быть! — встряхивая прибор, шепчет соседка. — Ну-ка, доченька, давай еще раз попробуем.

Она бросает на меня короткий взгляд, в котором надежда перемешивается со страхом и удивлением, и берет повторный анализ.

— Невозможно! — выдыхает она через некоторое время. — Ричард! Взгляните!

— А чего там смотреть? — вяло переспрашиваю я. — Я ее уже исцелил. Можно хоть сейчас вести ее к врачу, они только подтвердят.

Вслед за этим следует восторженный вопль и бросок! Меня сбивают на пол в лучших традициях американского футбола. Аут! Свисток арбитра! Еще через миг меня словно окунают в соленую Ниагару, попутно покрывая изысканной губной помадой с ароматом лаванды.