Слишком поздно - Гувер Колин - Страница 26

Кивнув, направляюсь в кухню за льдом. Слоун в это время берет ручку и начинает что-то писать на листке бумаги, потом отдает его Стивену. Тот сразу же читает, быстро берет ручку и пишет ответ.

Так он умеет читать и писать? Слоун не говорила.

Набрав льда, возвращаюсь и отдаю стакан Слоун. Она заканчивает фразу, протягивает лист бумаги Стивену и наливает газировки. Стоит опустить в стакан соломинку, как Стивен хватает его и принимается пить. Он возвращает сестре лист, а она передает его мне. Сперва читаю то, что написала Слоун:

Потом я читаю ответ Стивена. Почерк у него не такой разборчивый, как у сестры:

Я поднимаю взгляд на Слоун, и она мельком улыбается. На нашем первом совместном занятии она назвала это просто игрой, которой иногда забавляется. Видимо, имела в виду воскресные визиты к Стивену.

– Твой брат хорошо читает? – спрашиваю.

Слоун качает головой.

– Он не совсем понимает написанное. Я учила его, когда мы были детьми, но ему не под силу составить полноценное предложение. А это просто его любимая игра.

Перевожу взгляд на Стивена.

– Стивен, можно и мне что-нибудь написать? – Протягиваю руку, и он не глядя отдает мне ручку. Пишу:

Затем отдаю лист бумаги Слоун, и она сперва сама читает написанное. Покраснев, пихает меня в плечо и только потом вручает бумагу с ручкой Стивену.

Так мы исписываем страниц десять: бессмысленными наборами слов, которые перемежаются комплиментами в адрес Слоун:

Где-то через час приходит медсестра; прервав нашу игру, она забирает Стивена на физиотерапию.

– Соцработник сегодня здесь? – спрашивает Слоун.

Сестра мотает головой.

– По воскресеньям ее не бывает. Когда мы со Стивеном закончим, я оставлю ей записку. Завтра она с вами свяжется.

Слоун говорит, что это было бы просто замечательно, и обнимает Стивена. Она прощается с братишкой, а я не знаю, куда себя деть: делать вид, будто у меня есть опыт общения с людьми вроде Стивена, не хочу, вдруг облажаюсь.

– Ему руку пожать можно? – спрашиваю у Слоун.

– Он не дает прикасаться к себе никому, кроме меня. – С этими словами она берет меня под локоть.

– Приятно было познакомиться, Стивен, – говорю ее брату.

Слоун подхватывает сумочку, мы уходим, а медсестра принимается готовить Стивена к сеансу терапии. У самой двери кто-то хлопает меня сзади по плечу. Это Стивен. Он стоит, опустив взгляд в пол и раскачиваясь с носка на пятку. Протягивает мне ручку и чистый лист бумаги. Я беру их, не зная, как объяснить, что мы уходим и что время игр закончилось.

Оборачиваюсь к Слоун, жду, что она подскажет, как быть, но она смотрит на меня очень странно. Стивен же возвращается в гостиную, а я снова опускаю взгляд на лист бумаги и ручку.

– Он ждет тебя в гости, – шепотом говорит Слоун и улыбается, удивленно покачивая головой. – Картер, ты первый, кого он приглашает. – Прикрыв рот ладонью, она издает странный звук, нечто среднее между смехом и всхлипом. – Ты ему нравишься.

Я смотрю на Стивена: он стоит спиной к нам, – а когда оборачиваюсь к Слоун, та приподнимается на цыпочках и целует меня. Потом выводит из палаты. Я складываю лист бумаги и вместе с ручкой убираю его в задний карман джинсов.

Сам не знаю, чего я ждал от этой поездки, но уж точно не этого.

Зато теперь я вдвойне рад, что поехал со Слоун.

Глава тридцать первая

Эйса

Месяц назад все было охренительно веселее.

Я провожу рукой по волосам, растираю мышцы шеи. Охота жрать. Смотрю на Кевина с Далтоном – те увлеченно трындят о чем-то с барменшей. И чего они в ней нашли? Такую только за зданием, в переулке драть, но это по части Джона.

Он до сих пор не трахнул ее лишь потому, что ушел с двумя заплечными со стоянки грузовиков по соседству. Небось заперся с ними в мужском туалете. Во дает, с распухшей и фиолетовой рожей-то.

Другое дело, что ему давно пора бы вернуться. Джона с бабой хватает от силы на пару минут, а заплечных было только две. И все-таки его нет уже час.

Куда он там продолбался?

Оглядываюсь и, не заметив Джона поблизости, обналичиваю фишки. Перекрикивая остоебенивший звон автоматов, предупреждаю Далтона с Кевином, что иду искать Джона. Далтон кивает.

Все казино обхожу, а Джона нигде нет. Тогда разворачиваюсь и иду обратно. За столом для игры в блек-джек какой-то тип невнятно бормочет крупье:

– Всякий раз, как приезжаю в это чертово казино, вижу одних и тех же уебищных гондонов. Сидят себе, горбятся над столами, отдают свои кровные вам, засранцам, а вы все хапаете и хапаете. Хапаете, хапаете, хапаете.

Крупье забирает у этого типа фишки. Мужик по другую сторону стола говорит:

– В девяти случаях из десяти этот уебищный гондон – ты сам.

Я смеюсь и заглядываю в глаза говорящему.

Смех застревает у меня в глотке.

Остряк не узнал меня, отводит взгляд.

Нытик встает и тычет пальцем в его сторону.

– Да тебе просто свезло, Пол. Это ненадолго.

Я стискиваю кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони.

Я этого мужика сразу узнал. Еще до того, как услышал его имя. Сын папку не забудет.

Пусть даже папка с легкостью на сынулю забил.

Отворачиваюсь и вытираю кровь с ладоней о штанины джинсов. Достаю телефон и открываю «Гугл». Пролистав пару минут результаты поиска и поглядывая периодически на мужика, наконец нахожу, что искал.

Этого пидора год назад выпустили по УДО.

Убираю телефон в карман и сажусь на свободное место напротив папаши. Никогда еще так не напрягался. Я не боюсь того, что он может со мной сделать, я боюсь того, что сам хочу с ним сделать. Стараюсь слишком на него не таращиться. Впрочем, он и так на меня не глядит. Он глядит на крупье.

Волос у него не осталось, если не считать жиденьких прядок, стыдливо прикрывающих лысину. Я приглаживаю собственную шевелюру – как всегда густую.

Возможно, отец полысел из-за стресса, и мне такое не грозит. Не дай бог, мне вообще хоть что-то передастся от него по наследству.

В моей памяти он куда выше, шире в плечах и более грозный. Я даже немного разочарован.

Нет, я сильно разочарован. Я ведь этого пидора ненавидел, он в башке у меня засел как какой-то неуязвимый. Я даже думал, что капелька этой неуязвимости передалась мне, но вот вижу его, и гордость моя тает.

– Эй, пацан, – говорит папаша, щелкая костлявыми пальцами. – Курить есть?

Я заглядываю ему в глаза. Сына родного не узнал.

– Я, бля, не курю, козел.

Он со смехом вскидывает ладонь.

– Эй, полегче, приятель. Плохой день?

Думает, я гоню на него?

– Можно и так сказать, – отвечаю, подавшись вперед и поигрывая фишкой.

Папаша покачивает головой.

Следующий кон молчим. Потом к нему подваливает какая-то баба, у которой титьки сморщены сильнее костяшек его кулаков. Она виснет на нем и ноет:

– Я готова идти.

Папаша отпихивает ее локтем.

– Зато я нет. Говорил же, как буду готов, сам тебя найду.

Телка продолжает ныть, и тогда он сует ей двадцатку на автоматы. Стоит телке уйти, и я, мотнув головой ей вслед, спрашиваю:

– Жена?

Батек снова хихикает.

– Нет, с хуя ли?

Я открываю первую карту. Десятка червей.

– А ты был женат? – спрашиваю.

Он кладет руку на шею и, не глядя на меня, щелкает позвонками.